Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1971 год
Оказался он человеком общительным и мягким. Рассказывал о себе и других задумчиво и с какой-то очень старательной точностью. Словно на моих глазах рассматривал то, о чем говорил, и все боялся что-то упустить. Даже его рыжая борода была какой-то ясной, тоже очень старательно сделана была, и брил он ее, уединяясь в кухне, чтобы никто не видел.
— Я нарвал тогда рододендронов, — сказал Гуров. — Вон у того ручья... Если их поставить в воду, они распускаются. Дней через восемь, — не удержался он, чтобы не уточнить.
— Красивые. И растут только на высоте больше тысячи восьмисот. Как раз под башней.
Я пытался представить, что он думал, когда разгребал снег, рвал цветы с жесткими листьями и уже наверняка знал, что не повезет их домой. Но спросил о другом.
— Оптику уже ставят? — спросил.
— Ставим, — улыбнулся он.
Ю. Лексин, В. Орлов (фото), наши спец. корр.
Вертолеты над Гангом
Каждое утро встаем в шесть. К раннему подъему русских в отеле уже привыкли; коридорные к этому часу подсовывают под дверь номера влажную кипу газет: «Пакистан обсервер», «Морнинг ньюс», еще какие-то. Ищем новости и прежде всего о «рилифе» — помощи пострадавшим от наводнения. Переводчик Ромео Георгиевич Азатов читает с листа: «Японские хоккеисты собрали 800 долларов в помощь пакистанцам... Английские школьники ходили по домам, собирали старые вещи. Мисс Питч привезла их посылки сюда».
Мы тоже не дремлем: за две недели перевезли пол-эшелона грузов. В деревнях, куда мы летаем каждый день, о помощи из Советского Союза знают прекрасно и не понаслышке. Ждут не дождутся вертолетов с красными звездами на фюзеляже. Мы это тоже знаем. Вот и сегодня, поднявшись с постелей чуть свет, спешим к окну. Летная привычка: а какая погода? Но здесь, в Восточном Пакистане, в сухой сезон она всегда ровная: безоблачное голубое небо, встающее над городом солнце и туман над прудами. Из окна виден парк, красивая мечеть, поле ипподрома, по которому расхаживают горбатые бенгальские коровы. Мы уже знаем, что туман этот рассеется, когда солнце встанет над городом. Но в это время мы уже будем в полете.
Командир отряда Василий Алексеевич Орденов сказал, что я полечу с экипажем Николая Овраменко на сорок второй машине. Николая я знаю хорошо. С виду валковатый парень, но отменный летчик. До МИ-8 летал на всех поршневых вертолетах и теперь выделяется ювелирной техникой пилотирования.
Я как-то спросил Николая о полетах здесь, в Пакистане. Ответ был таков:
— Площадки крохотные. Слева пальма, справа тоже пальма, а под тобой палатки. Все это раскачивается, летит из-под вертолета. Приходится подходить высоко и резко спускаться. Чуть зазеваешься — и «просыпешься» к земле. Ничем не удержишь вертолет.
Овраменко умеет держать машину. Пакистанские летчики летают с ним особенно охотно. «Этот русский чувствует себя в воздухе увереннее, чем иные на земле», — говорят они о Николае.
На стоянке Николай подошел ко мне. Техники готовили МИ к вылету, вместе с пакистанскими грузчиками размещали тюки в кабине.
— Опять полная машина. Тонны три...
— А сколько уже перевезено?
— Вчера считали. Получилось шестьсот.
Вспоминаем, как к нашему ритму долго не могли подладиться чиновники из «комиссии помощи». Здесь, в Дакке, и там, на «точках». Два-три рейса тремя вертолетами — и грузов у них больше нет, машины стоят без дела. Теперь работа наладилась, простоев не бывает.
Невольно переводим взгляд на тюки, мешки, картонные ящики. Каких наклеек здесь только нет! Разноязыкий мир откликнулся на несчастье пакистанцев. Направил им деньги, медикаменты, продовольствие, специалистов. Из Советского Союза в Восточный Пакистан пришли два океанских корабля с помощью. Месяц в холерных районах работали наши врачи. Теперь работаем мы, вертолетчики.
Популярность человека из России здесь росла очень быстро. Примечательная деталь: даккский аэропорт — международный, и пройти через пограничный пост можно только с особым пропуском. Для нас пропуском была фраза: «Я русский летчик».
Кстати, с нами сейчас полетят на острова иностранные пассажиры. Приехали два бородатых молодых шведа, седой датчанин с большой эмблемой Красного Креста на рубашке, англичанин из Оксфорда с корзиной кур, две американки из даккского холерного института и еще два улыбчивых американца. Одного зовут Филипп. Он внимательно смотрит в сторону гудящих вертолетов.
— А вы привезли большие машины, — говорит мистер Филипп. — У нас тоже есть такие, но только в армии.
— Боевые?
— Йес.
Это мы знаем. Газеты сообщили, что 20 ноября, неделю спустя после катастрофы, случившейся в устье Ганга, десять тяжелых американских вертолетов поднялись с базы Б Таиланде и полетели на задание... в сторону Вьетнама. В тот же день сенатор Эдвард Кеннеди заявил в сенате: «Как случилось, что Соединенные Штаты, способные послать своих солдат за несколько часов за многие тысячи километров, не смогли сразу оказать помощь жертвам катастрофы?»
Приехал подполковник Аван, командир пакистанских летчиков. Он в форменном вязаном джемпере. Фисташкового цвета брюки. Всегда наутюжен и с зеленым шелковым шарфом на шее.
— Гуд морнинг, мистер Орденов!
— Гуд морнинг, мистер Аван!
— Есть какие-нибудь проблемы?
— Ноу проблем, мистер Аван, — отвечает Василий Алексеевич сакраментальной фразой, из-за которой пакистанцы зовут его между собой «мистером ноу проблем».
Что таить, в Пакистане нам открылось множество проблем. И главная из них: проблема голода. Здесь круглый год тепло, среднегодовая температура больше двадцати. В дельте Ганга благодатная почва позволяет снимать несколько урожаев в год. Но жители собирают в лучшем случае один. Виной тому — вода. Она на полгода заливает поля, а оставшихся шести месяцев едва хватает на заботу об одном урожае. Нужны дамбы, каналы, дороги, хорошая сеть водоотводов. Но на это требуются огромные средства.
Остров Бхола, на который мы собираемся лететь, один из крупнейших рисовых массивов на юге Восточного Пакистана. Сейчас он почти начисто смыт пришлой водой и сам нуждается в продовольствии.
У нас нет карт. Те, что мы привезли с собой, не годятся. Великие реки — Ганг и Брахмапутра — текут и по земле пакистанцев. В год они сбрасывают в океан тысячу кубических километров воды. Угадать русло этих капризных речных великанов не берется ни один картограф.
— Как будем летать? — в первый же день спросили летчики подполковника Авана.
— Посмотрим район с воздуха и нанесем видимые объекты на карту, — ответил он.
«Видимые объекты» — это то, что раньше звалось островами.
Орденов взлетел первым. Он шел головным. За ним поднялся вертолет Купянского, а сзади шел Николай Овраменко.
— Ганг! — сказал заглянувший к нам в грузовую кабину штурман Володя Овчинников.
Мы прильнули к иллюминаторам. Внизу лазоревая вода. Крохотный островок, готовый вынырнуть на поверхность. На нем узенькая тропка человеческих следов и строчки кустиков зимнего риса «боро». Видно, какой-то крестьянин подкараулил всплывающий «ничейный» остров и занял его первым. А это что? Посреди Ганга выглядывает из воды рогатая морда. Да это же буйвол! Куда он плывет, в ту сторону, что и мы?.. Даже не верится, что здесь была самая высокая плотность населения: 700 человек на квадратный километр. А сейчас?
Захватывающая своей грандиозностью картина реки имеет трагический «подтекст». Катастрофа, устроенная природой, обернулась еще и социальной драмой. Примерно за сутки до катастрофы метеостанции дали тревожный сигнал о том, что к побережью Пакистана движется циклон. Но что могла сделать страна? На бесчисленных островах в устье Ганга жило около миллиона человек. Может, больше — точного учета никто не вел. Циклоны в этих местах — нередкие гости, а в сочетании с разливом рек они грозят страшными бедствиями. Но люди едут и едут сюда. Многие жили раньше на севере страны, но снялись с насиженных мест. Ведь там у них не было даже крохотного участка земли.
В ночь на 13 ноября прошлого года морская волна высотой в несколько метров прокатилась по островам, кое-где накрыв их целиком...
В Даулатхане вертолеты сели на бывшее рисовое поле. Оно у самой реки и встречало бурю первым. Рис был накрыт пришедшей с океана соленой водой и сопрел на корню. Водяной вал смял прибрежные пальмы. Они стоят растрепанные, потерявшие гордый вид. Земля перемешана с рисовой соломой и утрамбована так, что в ней не вязнут колеса наших тяжелых вертолетов. И на ней серый пепел. Это соль, которую оставило море.
Еще с воздуха видели, как к посадочной площадке стекались ручьями люди: прилетела помощь. До сегодняшнего дня они перебивались на малосъедобной всячине. У многих нет даже хижины, унесла вода; они спят на пальмовых листьях. Поля размыты, а земля спрессована после наводнения так, что без буйволов им не вспахать сохой и клочка. Скот же погиб весь. Люди верят, что нормальная жизнь вернется на остров, но слишком великую трагедию им пришлось перенести, и печальная тень не сходит с лиц людей.
