Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1971 год
Даже во сне Гуров сознавал, что цифр этих он не помнит и помнить не может. Он только обрадовался, что ползет правильно, но тут же увидел цифры так ясно, словно мог читать их сквозь валивший стеной снег:
Ленинград — 2620 км
Ростов-Дон — 540 км
Горький — 2190 км
— Эльбрус видно! Смотри-ка... — сказал возникший прямо из снега «гений». Одет он был совсем не по-зимнему, в своей вечной домашней куртке с кожаной спиной.
— Да ты что? — чуть не вскричал Гуров.
— Точно он. Двуглавый...
Гуров проснулся. У окна стоял инженер из соседней комнаты. Его не совсем в шутку называли за глаза «гением» (количество его изобретений не поддавалось подсчету). Новенькие, разумеется, бросились к окну. «Гений» их и звал. Но «гению» этого было мало.
— Взгляните, — обернулся он к Гурову. — Не видели еще?
— Нет, — засмеялся Гуров, вспомнив, как только что чуть не кричал на него.
— Стоит взгляда. Все-таки самая высокая вершина в Европе. Отсюда видна, кстати, только на восходе.
Гуров видел, что «гению» уже неважно, встанет он смотреть или нет. Поэтому не встал.
— На значки не хотите взглянуть? — спросил «гений». — Зашел показать. Здесь, говорят, уже сто лет мечтают иметь какие-нибудь... Правда, надо ребятам сделать, а то уедут, и вспомнить нечего.
Он подал значки Гурову. На обоих была белая башня телескопа.
— Гнутся? Пустяки! Пробные. Только отштамповал. Жесть. Краски — тоже акварель... По идее приятные? — быстро спросил «гений».
Гуров согласился. Один действительно ему нравился.
— Этот? — опередил его «гений».
— Да.
— Формой? Нет? Странно! Значит, цвет... Цвет будет другой.
«Гений» навязывал свой темп жизни, как всегда не обращая внимания, с каким чувством его темп принимает собеседник. Когда собеседник не умел принять его совсем, «гений» уходил — ему становилось скучно.
Сейчас он ушел быстро.
Утро стояло чудесное. Гуров шагал по дороге, наслаждаясь солнцем, теплом и одиночеством.
Станица осталась позади, впереди голубели горы, и Гуров шел легко и быстро. Он знал, что, хотя сегодня и выходной, машин на дороге будет мало, но кто-нибудь все-таки поедет к башне, значит, подхватит и его. На худой конец, он просто пройдется, у башни все равно делать нечего.
Сам не замечая того, Гуров уже не мог думать о телескопе как о чисто инженерном сооружении.
Даже недостроенный, телескоп притягивал к себе людей. Он стоял далеко от станицы, у горы Пастухова, казался издали маленьким, даже незначительным, но его серебряно блестящий купол обладал странной силой притяжения — понятной и в то же время непростой. Такой силой притяжения обладали только сооружения, подобные этому.
В сущности, телескоп был уже построен, не было лишь оптики. И до сих пор строительство его — кстати, довольно быстрое — держалось на безоговорочном доверии сменявших друг друга групп людей. Доверие это подразумевалось всеми и никогда не подвергалось сомнению — по крайней мере, видимому. Кто-то очень давно дал идею строительства; другой — разумеется, это был целый круг людей — должен был эту идею принять, и наверняка не без трудностей; потом были посланы уже совсем другие люди — незнакомые ни с первыми, ни со вторыми, но тоже принявшие идею — искать это небо... Проходили годы. Те люди искали небо, а кто-то совершенно уверенный, что небо будет найдено (как могло быть иначе?), работал над проектами. Связь же между всеми этими людьми, а их накопилось уже громадное количество, осуществлялась именно доверием. Ничем другим она и не могла осуществляться. Когда же совершенно новые люди, не имевшие ни малейшего представления о личных свойствах — талантах или бесталанности самых первых, а имевшие дело только с проектами и с отчетами нашедших небо, приступили наконец к строительству, то доверие, копившееся вокруг будущего телескопа, было уже громадным и обязывающим. Ставшее буквально материализованным в громадных затратах, а это, по-видимому, было не самое главное, оно притягивало к себе людей — причем не первых попавшихся (такие быстро отсеивались), а едва ли не лучших в своих специальностях.
Проходя мысленно весь этот круг, Гуров понимал, что имеет дело не просто с выбором: остаться ему тут или нет, он имел дело все с тем же доверием. Даже «гений», лично ему неприятный, был «притянут» сюда все той же силой, которой он, Гуров, все еще сопротивлялся, размышляя, менять ли свою жизнь так резко и, видимо, бесповоротно или не менять ее уже никогда.
«Газик» монтажников притормозил впереди.
— К башне, что ли? — кричали из него.
Гуров побежал.
Ему уступили место впереди. Во всех машинах это место было привилегированным, Гурову не хотелось стеснять незнакомых людей, но вскоре он понял, что и не стесняет их. Уступивший перелез в маленький кузов позади сидений, там сидел еще кто-то, и они очень оживленно говорили. Разговаривать там было удобней.
Гуров прислушался. Говорил в основном тот, которого он немного знал, — начальник монтажников. Другой только спрашивал.
— Сколько ж здесь поворотов? — спросил он.
— Девяносто восемь. Точно. Дочка считала, Маринка... Мы так и не смогли — терпения не хватило. Раз сорок принимались. До пятидесяти дойдешь — и бросаешь. Надоедает.
«Как же его зовут? — старался вспомнить Гуров. — Кажется, Николай».
Солнце било прямо в глаза. Гуров опустил козырек.
— Вот здесь «Скорая помощь» загремела, — выкрикивал Николай. — Точно! На этом повороте... Метров двести летела. Вон туда.
Сзади умолкли — наверное, как и Гуров, представляли, как она летела. Потом Николай заговорил тише:
— У каждого почти поворота имя было — сами дали. Сейчас уж я подзабыл... Вот этот — «Коварство и любовь».
Николай усмехнулся.
— Как же тогда телескоп везли? — спросил другой голос.
— Его по этой дороге тащили. Дорога-то новая, специально делали. Все точно рассчитывали, каждый поворот. Вот «Тещин язык», кстати... Телескоп везли по черной дороге — летом. Как парад был. Все движение от самой Невинки перекрыли, чтоб кто не помешал. Впереди ГАИ ехала. Жара — сменщики все наверх повылезали, голые лежали, загорали. А сбоку еще две пожарные машины ехали — скаты им поливали, чтоб не горели... Курорт! Жуть была, когда кран по кускам втаскивали.
— Разве не по этой дороге?
— Да ее ж не было — этой...
Слышно было, как Николая раздражает непонятливость соседа.
— И зима — прям сумасшедшая! Мы по Марухской его втаскивали. Это даже и не дорога — так...
Машина шла быстро, поднимаясь все выше и выше, и Николай говорил теперь, почти не прерываясь. Он не ждал вопросов, ему хотелось успеть сказать больше, пока не кончилась дорога. «Зачем? — думал Гуров. — Ведь тому все это «без разницы»!»
— Даже не представляю сейчас: неужели это мы сделали? Просто не верится!
Николай нагибался, разглядывая в стекло дорогу, и голос у него получался сдавленный.
— Шоферы боялись этой Марухской дороги как огня. Прямо убегали. Поработает неделю и сбежит... Но были отчаянные! Раз карачаевец один ехал. Двое суток ведь поднимались эти десять километров, с ночевками ехали. И снег валил. Все время... Сумасшедшая зима! Карачаевец этот наверх затащился, приходит— глаза вот такие. «Что за дорога такая, — говорит, — два дня ехал, ночь ехал — ни одного спуска!» — «Поедешь еще?» — спрашиваю. «Конечно, поеду».
А Вася был, Бологое... Его мы с автобазы в Черкесске прямо выкрали. Выходили с утра и по всем автобазам шарили — сманивали. Этот с юмором был. Раз заехал наверх, в теплушку влез, а там ребята в «козла» резались. «Сейчас, — говорит, — думаю, тоже сыграю, только переоденусь... Штаны, — рассказывает, — начал расстегивать, утром просыпаюсь — две пуговицы так и не успел расстегнуть, заснул».
А потом мы с ним зависли. Оба ската ухнули вниз... Я даже не вылезал — привык уже. А он выпрыгнул. Стоит перед машиной и орет на меня: «Не могу больше! У меня справка есть! Я больной... Вот она, справка! Отправляй в Ростов! Ну его к...» — «За тягачом, — говорю,— сначала сходи». Посмотрел так на меня. «Ладно», — говорит... До конца работал. Пока кран не собрали.
А еще Толик упал. Кувыркался на КРАЗе вниз и даже не выскочил. КРАЗ на колеса внизу встал. А он потом говорит: «А чего выскакивать? У КРАЗа кабина крепкая. И вообще, все это случайность и ерунда. Только из получки не выворачивай за вмятины».
— Выкиньте меня здесь... — попросил Гуров.
— А чего не до конца, борода? — наклонился Николай. — Просто гуляешь? Останови ему.
— Вот здесь я тогда и вышел, — сказал Гуров.
Странное совпадение получилось: я приехал к телескопу тоже в пятницу вечером — два дня у башни никого не было, стоял там все тот же сторож, — и я, познакомившись с Гуровым, специалистом по оптике, бродил с ним под башней. Он любил бродить.
