Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1971 год
Первое известие о волках принесли пастухи. Неподалеку от нашего озера они встретили следы волчицы и двух волчат. В этот вечер я поднялся на бугор за деревней и несколько раз предложил волкам на их собственном языке ответить: где они и сколько их тайно путешествует по округе?
Подражать вою волчицы я умел не очень чисто, а потому преподнес свое предложение голосом волка-самца. Эхо долго носило над вершинами елей мой вой, потом тайга успокоилась, и я снова повторил свой призыв.
Я подвыл третий и четвертый раз, но мне снова никто не ответил. Я вернулся в деревушку и успокоил пастухов, что волки, видимо, случайные, проходные, и что бояться их не стоит. Пастухи внимательно выслушали мои доводы, но тут же после чая уселись забивать в старые, позеленевшие гильзы сумасшедшие заряды пороха.
В этот раз на порох дроби не полагалось — выстрелы предназначались только для вежливого предупреждения хищникам. После таких предупреждений, произнесенных прямо с крыльца, на пол избы сыпалась давно высохшая замазка и глухо потрескивали оконные стекла.
Что подействовало тогда на волков: то ли фальшь моего голоса, то ли громовые выстрелы в небо, но обнаружить новые следы непрошеных гостей в последующие дни никому из нас не удалось. В деревушку снова пришла тишина. Мирная тишина жила с неделю, но в конце недели волки снова удостоили нас своим вниманием.
За озером завыла волчица. Она выла высоким, жутким голосом, будто кого-то звала. От такой песни становилось одиноко и страшновато рядом с темной стеной сентябрьского леса. Волчица еще раз повторила свой призыв, и опять ей никто не ответил.
Зная в общих чертах осеннюю жизнь волчьей семьи, я мог ожидать в ответ на вой волчицы голос волка-самца, скулеж молодых, прибылых волчат, родившихся в этом году, или почти поставленные тенора волков-переярков, старших детей волчицы, которые появились на свет год назад...
Туман совсем затянул озеро, спрятал крыши наших домиков, а я стоял на холме за деревушкой и слушал ночной лес. Волчица по-прежнему выла в одиночестве.
Снова, как и в прошлый раз, я приложил ладони к губам и затянул требовательную песню волка-самца. Я окончил песню, переждал эхо и снова повторил вон. И почти тут же из дальнего конца озера мне ответила волчица. Прошло три, пять минут — и я еще раз на волчьем языке объявил о своем желании встретиться с ней.
Последний раз волчица ответила мне оттуда, где оканчивался лес и начинался выпас для скота. Дальше она не пошла.
На следующее утро я отыскал следы ночного визита волков и еще раз убедился, что ответила мне, постороннему «волку-самцу», волчица лишь потому, что рядом с ней не было отца ее волчат... Рядом с волчицей не оказалось и ее прошлогодних детей, волков-переярков. Только два прибылых волчонка следовали за матерью в ночном походе. Этот поход начался где-то в тайге и продолжился далеко на север от нашей деревушки.
Казалось, после ночного визита волков в нашем лесу ничего не изменилось. Так же беззаботно разгуливали телушки, так же благополучно собаки совершали свои лесные походы, но к пастухам пришла настоящая тревога. Днем они стали внимательней следить за стадом и не совсем спокойно ждали следующую пятницу. Именно пятницу.
Сначала появление волков в эту зиму у нашей деревни по пятницам казалось мне случайным совпадением, но пастухи говорили об этом вполне серьезно, и следующая неделя полностью подтвердила их предсказание — волчица вновь посетила наши места в ночь с пятницы на субботу...
Еще с вечера мы закрыли в избах собак и чутко прислушивались к таежной тишине... Вой повис над озером с первой ночной звездой. Он жил недолго, но был еще тоскливей, чем на прошлой неделе. И снова в ночном концерте принимала участие только волчица. Она по-прежнему отвечала мне, но уже не так смело шла в мою сторону.
Постепенно волчья пятница стала для меня законом волков. Волки никогда не задерживались долго на одном месте, они всегда куда-то шли, торопились, их маршрут, видимо, был точно расписан, все охотничьи угодья надо было обойти в положенный срок, строго придерживаясь того расписания, в котором за нашей деревушкой значилась только ночь с пятницы на субботу.
Эти пятницы не приносили нам никакой беды, но из других мест стали поступать неспокойные сведения. Совсем недавно погиб хороший охотничий пес. Потом волки сунулись было к стаду овец. Иногда серых охотников удавалось увидеть, и всякий раз во главе отряда шла крупная быстрая волчица.
Хотя и редкие, но достаточно точные сведения позволили мне в общих чертах нарисовать тот маршрут волков, по которому они следовали в течение недели. Этот маршрут начинался и заканчивался на нашей деревушке, и такой четкий круг волчьего пути приводил меня к сравнению волчьих походов с путями передвижения тигров в индийских джунглях...
Охотник в Индии, взявший на себя миссию избавить жителей глухого селения от тигра-людоеда, никогда сразу не торопился к месту происшествия. Прежде всего он приобретал карту окрестных мест и, сидя в своем кабинете, тщательно наносил на нее путь передвижения тигра, который отмечался в джунглях очередными жертвами. Такая неторопливость могла показаться чуть ли не преступлением, но другого выхода не было — людоед все еще шел своим кругом, который охотник пока не знал. Но вот круг замкнут, расписание передвижений животного известно — и охотник выезжает в джунгли, чтобы привести приговор в исполнение.
И вот год назад в пустой лесной деревушке я тоже частенько подумывал о ружье, когда разбирал маршруты волков.
Отношения с этими животными складывались у меня очень сложно, и в этом, пожалуй, прежде всего было виновато одно впечатление военного детства.
Мы поселились тогда в уральском селе и, как подобает вновь прибывшим, начали постепенно изучать законы местной жизни. Вот здесь-то мне и пришлось впервые узнать с волках.
Безусловно, волки были в округе и до войны, но тогда были и охотники, и эти охотники, и их ружья сдерживали, видимо, волков. Но вот люди отступили, отложили на время ружья, и волки ворвались в село... Утром по дороге в школу мы находили следы волчьей стаи, находили оброненные в спешке остатки волчьей трапезы, и по клочкам собачьей шерсти с горечью узнавали, что на обратном пути нас уже не встретят ни Дружок, ни Жучка.
По утрам мы жались у крайней избы, поджидали запоздавших, зажигали самодельные факелы и не слишком смело отправлялись в школу по той дороге, которая стала принадлежать волкам. Моя память еще и сейчас прочно держит густую метельную тьму декабрьского раннего утра и далекие и близкие вереницы факелов, по которым можно было безошибочно определить, из какой деревни движутся в школу ученики.
И вот это первое детское впечатление словно наложилось на тяжелые воющие ночи прошлогодней глубокой осени, когда ветер ломился в дом, рвал крышу, гремел дверью, когда на небе не было ни луны, ни звезд и когда крик о помощи никуда и никогда не дойдет.
Последняя встреча с волками произошла в прошлом году уже зимой. Тогда я спутал дни, у меня не работал приемник, я забыл нанести на краю стола очередную зарубку, которой отмечал каждый новый вечер, и почему-то уверенно считал, что волки в этот раз все-таки изменили своему маршруту. Но они снова оказались верными себе — вдруг нагрянули ко мне и снова ушли.
С вечера я кинул на бугор за деревней клочок клевера и с появлением луны выбрался на улицу, чтобы дождаться зайцев. Я стоял, прислонившись к стене старого амбара, и любовался серебристо-седой хребтиной косогора. Оттуда, из-за косогора, вот-вот мог появиться быстрый пушистый зверек.
Заяц должен был показаться мне сначала голубым призраком. Он обязательно немного постоит и потом осторожным шариком скатится вниз, ко мне, к клеверу.
Луна уже немного прошла вперед и вот-вот должна была появиться у моего левого плеча. Стоило повернуть голову, и я увидел бы ее, белую и чистую луну жесткой зимы. Но поворачивать голову не хотелось. Мороз был у щек, у носа и настойчивыми язычками уже заползал под куртку. Морозные струйки холодно копошились на спине под рубашкой, и стоило шевельнуться, как они тут же разлились бы по всему телу.
Еще немного — и я ушел бы от мороза. Убежал бы, на ходу откинул дверь и остановился бы только у печи. Я бы убежал, но, может, нежелание ощутить холод именно в эту минуту и задержало меня еще у стены амбара.
И тут на косогоре серым дымком встала тень. Тень встала вдруг, как в теневом театре, но не так четко, будто не в фокусе... Лиса. Еще далеко. Немного ближе — и стволы закроют ее. Ты не увидишь зверя, полуприкрытого стволами, ты просто знаешь сейчас, что верное ружье ляжет в плечо именно так за полсекунды до выстрела, за полсекунды до того, когда зверь рванется вперед, тяжело осядет и свалится на бок. А потом в серебро снега вольется дымчато-бурый отлив лисьего хвоста...
