Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1993 год
— Три тысячи! — удивилась баба Манья.— Если так, то мы нашу продадим и будем жить с открытой дверью.
— Это что, кайтский обычай такой?
— Да уж конечно!— рассмеялась Ольга.— Не знаю, я себя кайткой не чувствую. Разве что воспитывалась я на природе. Играла в детстве с ижор-ским пони, похожим на конька-горбунка, ну еще ездила на быструю холодную реку Лугу бить форель острогой. Правда, всего один раз — вспоминать-то смешно: ранила, рыбу, да так за нее расстроилась, что заплакала и тут же отпустила обратно в реку.
— Ага, пирги гонишь! — Юрка метнулся в дверях, я успел заметить, что глаза у него красные.
— Слыхали, как он со мной разговаривает?
— По-кайтски?
— По-русски,— сказала Ольга, а после молчания и вздохов добавила: — Я с ним на кайтском не говорю. Когда он был совсем маленьким, я боялась учить его языку нашего деда Эрланда, покойника. Зачем ребенку жизнь усложнять? Представляете, что было бы, если б кайтский стал для него родным! Он же, глупый, все время спрашивал бы меня, почему это никто вокруг не хочет разговаривать с ним на его языке. Мы назвали сына Юрой, раньше я звала его на ижорский лад — Юрги, но ему это страшно не нравилось. Вот я и поняла, что кайтский Юрке не нужен. Скажите ему «ижорец» — и он обидится.
— Значит, молодое поколение кайт-ижорского не знает... Э, так он же тогда вымрет, язык ваш!
— Почему же вымрет? «Пирги» в переводе на русский — «пироги». Второе значение слова: «байка», «вымысел», «разговор за чаем или кружкой пива». Если вижу, к примеру, Юрка завирается, я ему в лоб: что ты, мол, мне пирги гонишь! Сразу юлить перестает — понимает. Ну и потом, я ведь учу его финскому. Все настоящие кайты знают финский — языки-то наши похожи.
— И как у Юры с финским?
— Неважно. Вообще-то я считаю, что каждый человек обязательно должен знать несколько языков. В кайт-ижорском даже слово такое имеется, «умттиди», означает человека, говорящего только на одном языке. Буквально оно переводится как «спертый, закрытый для общения».
— Быть умттиди — это очень плохо?
— Умпиди он и есть умпиди... Ну ладно. Ешьте пирги, пока горячие.
Пронизанные северным ветром коробки зданий, задворки мегаполиса, где пища для легких — смог и испарения болот. Маленькая городская квартира, почти лишенная мебели, с голыми стенами. Хозяйка, 92-летняя Катерина Ивановна Каммпури, суетится у кухонной плиты.
Мы пьем чай и говорим о прошлом.
— Кайт-ижорцы верят в приметы,— таинственно вглядываясь в полумрак, старушка поднимает указательный палец к серому, в разводах, потолку — Если приснилась летучая мышь,— но не та, которая вниз головой, а мышка в полете,— значит, наступила твоя вторая молодость. Мне часто снятся эти маленькие твари, что машут крыльями над драночными крышами старых домов. И ни разу еще не видала я во сне деньги или колбасу. Никогда. Потому как сон — это зеркало жизни, а я и днем о таких вещах не думаю.
Ее низкий голос гулко разносится по квартире. Тикают ходики-скеллы, гудит «Юрюзань», Катерина Ивановна ковыляет к холодильнику, извлекает оттуда что-то и стукает о стол.
— Домашнее,— улыбается она— Олен энзи майден тэль, тюрьюн олуг нюрмин кэль! — Буду первой после вас — ставлю пиво, а не квас.
— Вы по-кайтски говорите, мурммо Катерина? — спрашиваю под аккомпанемент ворвавшегося в кухню ветра. Называю ее «мурммо», как принято у ижорцев, обращаясь к почтенным женщинам.
— А сейчас я чем, по-вашему, занималась? Этой, как ее...— старушка заливисто смеется.— Пантомимой, что ли? Ты давай-ка пей, сынок, я ведь не шучу.
Катерина Ивановна живет одна, на пенсию. Мы сидели с ней за колченогим столиком посреди темной кухни, а за окном, словно шелест осенних трав, шумели дымные заводские окраины.
Санкт-Петербург Тарас Долгов
«Ноев ковчег» в Аризонской пустыне
В предгорьях хребта Санта-Каталина, неподалеку от городка Оракла, стоит необычное, похожее, пожалуй, на стеклянную пирамиду сооружение. Особенно красиво оно по вечерам, когда его обитатели включают электрический свет.
«Новый Ноев ковчег» — окрестил комплекс кто-то из журналистов. Очевидно, имелся в виду тот факт, что население «Биосферы-2» — таково официальное название этого купола — состоит из четырех женщин и четырех мужчин; в точности как на судне легендарного Ноя.
«Марсианской фермой» иногда называют «Биосферу» сами ее создатели, намекая на то, что она может послужить прообразом будущих марсианских поселений. Ведь стеклянный купол герметически изолирует все, что спрятано под ним, от окружающего мира.
«Исполненной мечтой» могут назвать эту постройку два человека, благодаря которым она стала возможной.
Дом бионавтов
У истоков проекта стоял Джон Аллеи — американский ученый, поэт и драматург, ярый сторонник движения «зеленых», человек, увлеченный идеями «космического бессмертия» человеческого рода. Он — единомышленник нашего великого соотечественника К.Э. Циолковского, который говорил о том, что человечество не может вечно жить в земной колыбели и неизбежно должно выйти на просторы Вселенной.
Помог же Аллену осуществить мечту, превратить ее в нечто реальное и осязаемое его ученик, соратник по экологической общине, к тому же и миллиардер — Эдвард Басе. Весь проект обойдется ему, как полагают эксперты, в 150 миллионов долларов. «Это самая дорогостоящая научная затея, не считая высадки на Луну»,— не преминула отметить газета «Нью-Йорк таймс». Тем не менее Басе вовсе не считает свои деньги выброшенными на ветер. Он полагает, что накопленный опыт еще не раз пригодится как на Земле, так и в космосе. Деньги же, хотя бы частично, можно вернуть, например, за счет туристов.
Так, благодаря идеям одного и деньгам другого в относительно короткий срок (менее чем за четыре года) в Аризоне было возведено невиданное доселе сооружение, самый совершенный на планете климатрон.
Восемь бионавтов, затворивших за собою герметические люки 26 сентября 1991 года, должны прожить не менее двух лет в строгой изоляции. Затворниками этого гигантского климатрона, объемом 200 тысяч кубометров и площадью в три футбольных поля, оказались также 3800 видов растений и животных, принадлежащих к разным климатическим зонам Земли. Словом, под куполом создана уникальная экологическая система, способная, как предполагают ученые, десятилетиями обеспечивать поселенцев пищей, питьем, воздухом и перерабатывать все отходы. Иными словами, «Биосфера-2» — миниатюрная копия «Биосферы-1» — нашей планеты.
Стены и потолок комплекса сооружены из стеклянных панелей, вмонтированных в металлические рамы. Чтобы добиться необходимой герметичности — а согласно расчетам объем воздуха в «Биосфере-2» должен меняться полностью один раз в 100 лет, то есть на 1 процент в год,— все стыки герметизированы силиконом, затем прикрыты нержавеющей сталью, а сверху еще и бетоном. Глава калифорнийской строительной фирмы Питер Пирс, которому было поручено возведение комплекса, жаловался, что временами «работа напоминала сооружение космического корабля, а не строительство здания».
И на том хлопоты с герметизацией вовсе не кончились. В знойном климате Аризонской пустыни воздух, заключенный в стеклянном климатроне, мог настолько увеличиться в объеме из-за нагрева, что пришлось бы принимать специальные меры, чтобы крышу не выдавило избыточным давлением. Поэтому, во-первых, в состав комплекса входит мощный теплообменник, поддерживающий внутри приемлемую температуру, а во-вторых, «Биосфера-2» оснащена своеобразными «легкими» — огромными камерами, которые расширяются и сжимаются по мере изменения объема воздуха под куполом.
Поддерживать чистоту воздуха и воды в комплексе — задача специальной системы, состоящей из 60 фильтров. Большая часть из них биологические, то есть, как и в природе, роль очистителей выполняют растения и водоросли. Это «почки» «Биосферы-2».
Ну и, конечно, все происходящие процессы должна контролировать «нервная система» — сеть получения и передачи данных, содержащая свыше2500 датчиков. Ориентируясь на показания приборов, компьютеры автоматически включают насосы и вентиляторы для корректировки заданных режимов. Главный же «мозг» комплекса — центральный компьютер, расположенный в подвальном помещении биостанции,— следит за исполнением посланных команд во всех пяти биомах, а также в жилом и сельскохозяйственном отсеках.
Первый из биомов представляет собой тропический лес в миниатюре, укрывшийся за 26-метровой пирамидой из стеклянных сот. Первоначально этот участок был засажен быстрорастущими растениями, которые со временем сменяются другими. Сделано это специально, поскольку тропические растения, как ни странно на первый взгляд, обладают повышенной чувствительностью к солнечному излучению. Оно порождает так называемый краевой эффект — цепную реакцию, в результате которой окраинные деревья и кустарники отступают в глубь леса. К чему это приводит? Например, когда через амазонскую сельву прокладывали автомагистраль, полагали, что ее придется постоянно очищать от наступающих зарослей. А получилось наоборот — джунгли с каждым годом все дальше отступают от дороги...
