Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1975 год
В теплые летние дни в любом уголке страны повсюду видишь вышивальщиц. Они сидят на порогах распахнутых дверей, на подоконниках раскрытых окон, во дворах, в тени каштанов и плакучих ив. Вышивка требует завидного прилежания. Например, на обычной круглой наволочке вышивальщица делает около десяти тысяч стежков; видел я и такие панно, над которыми целые группы мастериц трудились не меньше года.
Имена женщин, работы которых хранятся в пхеньянских музеях, неизвестны нам. В те времена никому не было дела до мастера; произведения искусства различали по именам хозяев магазинов: «Вышивка из магазина г-на Пак», «Панно из магазина г-жи Ли».
Ныне создан специальный институт корейской вышивки, в котором работают более двухсот вышивальщиц. Нескольким из них присвоены звания заслуженных деятелей искусств. Все профессиональные вышивальщицы учатся изобразительному искусству, обучаются живописи, графике.
Нынешняя корейская вышивка переливается всеми цветами радуги; старые мастера предпочитали нити бледных тонов. Известная мастерица Ли Вон Ин говорила мне:
— Темные и блеклые тона — это наше прошлое. Когда жизнь счастлива, хочется вышивать только красными нитями.
...Корейская бронза и корейский фарфор. Теплая, темных тонов керамике и лунное мерцание нефрита.
И вышивка — мягкий блеск корейского шелка, покрытого тысячами стежков. Нет в стране жилища, не украшенного вышивкой, и нет ремесла, которое так чтили бы корейцы. Чуть ли не все кореянки вышивают. И создаваемые ими картины скромны и искренни, что бы ни было на них изображено: прозрачная свежесть Алмазных гор, нежность плакучей ивы или стремительность крылатого коня Чхонлима, покрывающего одним прыжком десять тысяч ли...
Ив. Лобода
Пхеньян — Москва
Контрольный срок
Дождались. По-мужски тарабаним друг друга по плечам: десятка «Калева» возвратилась с пика Ленина. Впавшие от усталости глаза, обгоревшие, в лохмотьях кожи носы, губы, потрескавшиеся в кровь, густая щетина на щеках. Узнаю: Велло Парк, Ильмар Пало, Калью Пальмисте... Словно и не расставался я с эстонскими парнями, с тех пор, как два года назад вместе ходили на пик Коммунизма. Будто и не снимали с себя все это время пуховые доспехи и тяжеловесные кандалы — шекельтоны, окованные сталью.
— Значит, гору сделали?!
— Сделали, сделали, — хрипит простуженным до неузнаваемости голосом Велло и жадно отхлебывает из кружки крепко заваренный кипяток. — А где пятерка Яака? Прошли они стену?
— Разве вы не встретились на леднике? — удивился Володя Бирюков, начальник экспедиции киргизского «Спартака».
— На второй день потеряли с ними связь из-за непогоды, — горячая кружка выскользнула из рук Велло. Наступило молчание.
Контрольный срок возвращения эстонской пятерки со стены пика Ленина в базовый лагерь Караджилга был на исходе. Оставались считанные часы.
Они расселись на камушки «галерки» ледникового цирка и целый день разглядывали белоснежную стену пика Ленина, которую избрали для восхождения. Рассматривали дотошно — каждый кусочек, каждый изгиб предстоящего пути.
— Логично получается. Молодцы Устинов и Хибелер, что нашли такой рациональный путь. Лавины его обходят стороной. А каков переход с ледового ножа на верхний ледопад — залюбуешься, — не скрывал восторга Эрик Рейно.
— Какая тут к черту логика? Когда на вершину ведут простые безопасные гребневые пути, а нам на стенку нужно лезть, — потирал уставшие от яркого снега глаза Энн Саар.
— Самый прекрасный путь — это забраться на Мунамяги, — сострил Яак Сумери.
Все рассмеялись, потому что Мунамяги — самая высокая гора Эстонии. 317 метров над уровнем моря.
На рассвете следующего дня они сняли палатку, связались двумя связками и ушли работать на «логичную» стену.
В первой связке долговязый Яак Сумери, слесарь льнопрядильной фабрики из Вильянди, инструктор альпинизма, специалист по сложным маршрутам, «старик» в пятерке, ему 32 года, и Прийт Вюрст — шутник и весельчак, научный сотрудник института астрономии и атмосферной физики.
Во второй связке: Энн Саар, кандидат физико-математических наук, мастер спорта по ориентированию. Бородатый острослов Тыну Теннисон, электрик ЛЭП, мастер спорта по лыжам, инструктор альпинизма. И его напарник по песенным дуэтам Эрик Рейно — студент, президент альпклуба «Фирн», и, кроме того, самый молодой в группе, 51-го года рождения.
Урочище Караджилга.
Начальник экспедиции красноярского «Труда» Валерий Беззубкин посмотрел на часы: время контрольного срока истекло. Зашипела красная ракета.
Крийс Хиндрик взмахнул рукой — и эстонская группа, которая только что вернулась с восхождения, встала под рюкзаки. Валя Парамонов, врач красноярской экспедиции, проверил «кислород» и стал укладывать рюкзак «скорой помощи».
Володя Бирюков написал записку группе Стрельцова, которая в это время должна была подходить к перевалу Крыленко, и вложил ее в тюк с высотным запасом продуктов и теплой одеждой, подготовленной к сбросу с вертолета. В записке было написано, чтобы группа срочно выходила на гребень с целью поиска не вернувшейся пятерки.
Володя Ушаков включил радиостанцию и вышел в эфир.
— Прошу на чаепитие!
На крохотном снежном карнизе, где и одному не развернуться, Яака никто не слышал. Ребята были внизу, они прилипли к крутому склону и выжидали своей очереди на выход вверх.
Яак отпил несколько глотков крепкого, смоляного цвета чая, застраховал репшнуром кастрюлю — чтоб не улетела в пропасть, укутал ее штормовкой и пошел на передних зубьях кошек вверх по ледовому взлету.
Всем вместе им удалось собраться только к ночи. Они вырубили во льду площадку, которую хватило только на полпалатки. Потому и спать им пришлось сидя, свесив ноги и надежно закрепившись.
— Веревок пять будет, — резко запрокинул голову Эрик.
Над ними нависал ледовый гребень — нож, острие его терялось в густой синеве памирского неба.
— А может быть, и все шесть? — возразил Энн.
— Большая ли разница — двести или двести сорок метров? — Тыну так поглаживал голой рукой лед, словно это была шерсть ручного пса. — Пойду первым?
— Ты же вымотался на подходах, — противился Энн.
— На подходах — скука, а теперь настоящее дело — стена! Руки чешутся.
— Думаешь, у тебя одного? — сдвинул на лоб двойные очки и сморщился от яркого света Энн. Ему, руководителю группы, нужно было решать, кого выпустить первым.
Пошел Яак Сумери.
Горьковатый, миндальный привкус высоты на губах; затекшие от напряжения до коликов в мышцах ноги — трудно держать равновесие; потные руки, прилипшие к древку ледоруба; резкие уколы льдинок, брызгающие в лицо из-под него. Удар ледорубом; еще удар... Ступень готова.
Вниз лучше не смотреть. Лучше всего глядеть под ноги. А вверх идет ледовая стена, чистая и прозрачная, как литое стекло, залитое солнцем.
Вместо пяти Яак прошел десять веревок, а конца ледовому ножу все не было. Он, изрядно уставший, выпустил вперед Прийта.
Только на половине восемнадцатой веревки Прийт вышел на кончик ледового ножа, на отметку — 6300 метров. И тут их ждало место для бивака. Да такое, что на нем не только свободно уместилась палатка, но можно было, прижавшись к ней, постоять на ровном месте и поглядеть вниз. Там, внизу, ночь торопливо затопляла дымным мраком ущелья.
А Эрик Рейно смотрел на верхний ледопад, в прощальных лучах солнца похожий на развалины города.
— За день управимся, а там и вершина.
— Фантазер ты все-таки, — не отрывая взгляда от ледника, улыбнулся усталый Яак.
Примус расшипелся, свеча разгорелась. В палатке тепло и сухо, можно наконец снять с себя пуховую одежду, разуться. Стол накрыт на пять персон: куриный бульон и бифштекс таллинский, на десерт — пломбир. «Начпрод» Прийт вскрыл очередной пакет, высыпал его содержимое в миску с теплой водой — готов винегрет.
— Все-таки крепко отдает химией от этих сублиматов, — снял пробу Яак.
— Зажрались вконец, спецлаборатория на них работала... Химией? Забыли, как на перловой каше горы делали? — разгорячился «начпрод» и вдруг расщедрился, разлил из НЗ каждому по наперстку «Вана Таллин». Ребята подняли «бокалы».
Тыну Теннисон в этот день исполнилось двадцать восемь.
Они меняли догоревшие свечи и тихо до самой полуночи пели старинные эстонские песни.
Метель началась под утро и не прекращалась сутки, вторые, третьи... Снегопад захлопнул их в снежной ловушке, отрезал пути к отступлению и подъему на вершину. Казалось, что снег до краев заполнил горы. Полноснежные реки с тревожным шорохом струились по кулуарам и склонам. Снег теснил палатку, засыпал ее и вдавливал в склон. Ребята беспрерывно по очереди одевали штормовки и выходили в метель, чтоб откопать из-под снега палатку. Ночами они тоже дежурили, чтобы снег не задушил их.
