Александр Сытин - Желтый Мрак
— А где полковник? — обернулся Уразметов к сопровождавшему нас чеху.
— Я здесь, — проговорил стоявший в углу человек, входя в полосу света. — Чем могу быть вам полезным?
— Мы от Политического Центра, — обратился к нему Уразметов. — А это, — указал он на меня, — командующий Зиминским Фронтом Красных Войск Новокшонов.
— Слышал, — ответил чех, протягивая через стол руку. — Очень приятно. Что угодно.
— Дело, видите ли, в следующем, — начал я. — Мой штаб получил сведения о том, что сегодня с поездом № 58-бис в офицерском вагоне едет Колчак. Я пришел к вам…
— А откуда у вас эти сведения? — перебил меня полковник.
— Это военная тайна, ответил я. — Достаточно того, что мы знаем об этом и требуем от вас его выдачи.
— Этого я не могу, — проговорил полковник.
— Почему?
— Потому что Калчака еще нет здесь и вам сказали неправду.
— Нет, правду, — вмешался в разговор Добрый-День. — У вас об этом есть телеграмма и, кроме того, вам сообщили об этом по диспетчеру.
— Ах, так, — криво усмехнулся полковник. — Что же… — и, помолчав с полминуты, вдруг резко сказал: — Выдать Колчака я не могу!
— Но почему? — опять задал я вопрос.
— Потому что он находится в распоряжении Высшего Союзного Командования.
— Тогда мы возьмем его силой, — посмотрев на полковника, проговорил я и, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делаю, повернулся к двери, где стоял Соседко:
— Товарищ Соседко! Отдайте приказ, чтобы все наши части продвинулись к линии и пусть ждут моих распоряжений.
— Слушаю, товарищ командир, — не моргнув глазом ответил Соседко и вышел из вагона.
Добрый-День и Уразметов переглянулись между собой, но ничего не сказали.
— Как угодно, — ответил полковник по уходе Соседко и, подойдя к стоявшему на столе фоническому телефону, вызвал кого-то и стал говорить по-чешски.
— Уж не арестовать ли нас хочет, — подумал я и, посмотрев на своих спутников, убедился по их тревожным взглядам, что они думают о том же.
Полковник, окончив телефонный разговор, повернулся к нам и спросил:
— Для чего вам Колчак?
— Как для чего? — удивился я. — Отправить его в Москву, а пока…
— Отдать не могу, — опять перебил меня полковник. — Он следует в распоряжение Союзного Командования. А, если вы хотите драться, я готов.
И, положив руки на стол, он пристально посмотрел на меня.
В это время по первому пути, пыхтя и отдуваясь, прошел поезд.
— Это пятьдесят восьмой? — не отрывая глаз от пристального взгляда полковника, спросил я, кивая в сторону проходившего мимо окон поезда.
— Да, — кивком головы подтвердил полковник.
— Тогда я требую, — обратился я снова к нему, — чтобы вы разрешили мне занять на несколько минут провода для переговоров с Союзным Командованием.
— Сейчас, — ответил полковник и, поговорив с кем-то по телефону по-чешски, кивнул головой.
— Хорошо.
А затем, написав несколько слов на клочке бумаги и передавая его мне, сказал:
— Идите, говорите.
Я взял записку и, не попрощавшись, вышел вместе с моими спутниками.
Когда, по приходе на станцию, я пред'явил ее дежурившему по станции чеху, меня сразу же провели на телеграф.
Задержавшись у двери, я подозвал к себе Уразметова и попросил его передать Угроватову, чтобы тот не спускал глаз с вагона, в котором, по моему мнению, должен был быть Колчак.
В помещении телеграфа было пусто. Дежурный телеграфист при нашем появлении встал и удивленно посмотрел на меня.
— Вот, — указал рукой на меня чех. — он должен говорить на телеграф. Полковник разрешает.
Телеграфист, ни слова не говоря, подошел к аппарату.
Я, достав из полевой сумки карандаш и бумагу, быстро написал следующую телеграму[11]:
«Всем, всем, всем. Всем начальникам партизанских отрядов и рабочих дружин по линии Зима — Иркутск.
Сегодня 13 января в Зиму с поездом номер 58-бис в чешском офицерском вагоне прибыл Колчак тчк Принимаю меры его задержанию и аресту тчк Случае неудачи примите все меры к задержке тчк Подтягивайте силы к линии тчк
Командующий Зиминским фронтом красных войск Новокшонов» и, передавая ее телеграфисту, сказал:
— Сообщите по всей линии.
Стоящий невдалеке от меня чех, подойдя к телеграфисту, взял у него переданный мною клочек бумаги, внимательно посмотрел его и стал звонить по телефону.
— Наверное к полковнику, — подумал я, наблюдая за чехом, который на чешском языке передавал содержание телеграммы.
Разговор по телефону продолжался минуту, две. Затем чех, передавая телеграфисту обратно текст телеграммы, сказал:
— Можно.
В это время в комнату вошел Угроватов и, отозвав меня в сторону, шопотом сообщил, что вокруг вагона, за которым я поручил ему следить, чехи выставляют усиленную охрану.
— Не спускай с этого вагона глаз и передай об этом же Соседко, — повторил я вновь свое распоряжение. — И в случае, если из него будет кто выходить, немедленно докладывай.
Угроватов ушел, а я, подойдя к телеграфисту, стал дожидаться окончания передачи телеграммы. И, когда тот кончил и, обернувшись, вопросительно посмотрел на меня, я сказал:
— Вызовите к аппарату со станции Иркутск Комиссара Франции генерала Жанен.
— Хорошо, — кивнул головой телеграфист.
Я хотел было присесть на стоявший рядом стул, как вдруг вспомнил о том, что совершенно позабыл договориться с полковником Ваня о задержке Колчака, впредь до окончания переговоров с Иркутском.
— Как же я позабыл об этом, — мысленно укорял я себя и, подойдя к чеху, попросил его вызвать к телефону полковника Ваня.
Разговор с полковником продолжался минут пять. Он заявил мне о том, что и так нарушает данные ему приказания относительно Колчака и никак не может согласиться на задержку поезда, так как эта задержка может продолжаться очень долго.
— Для чего вам Колчак?Я, наоборот, доказывал ему, что этот вопрос необходимо разрешить мирным путем, во избежание ненужного кровопролития.
В конце концов мы сговорились на том, что до окончания моих переговоров с генералом Жанен и Командующим Войсками Политического Центра в Иркутске поезд с Колчаком отправлен не будет, и что все мои разговоры как с генералом Жанен, так и с Политическим Центром, будут передаваться по телефону дежурным по станции чехом, которому он тут же отдал соответствующее распоряжение.
Потянулись минуты ожидания, во время которых я старался уяснить себе, почему чешское командование станции Зима, знавшее, хотя и в преувеличенном виде, о силах отряда, согласилось как на переговоры со мной, так и на задержку Колчака, в то время как мы по отношению друг к другу являлись заклятыми врагами.
— Они могли сегодня арестовать меня, расстрелять, и никто не смог бы оказать сопротивления, — думал я, не находя абсолютно никакого об'яснения поведению чехов.
Только позднее, почти через два месяца, я понял, что иначе поступить они не могли. Такое поведение было вызвано тем, что Красная армия, взявшая в это время Омск и стремительно продвигавшаяся к Иркутску, грозила, в случае какой бы то ни было задержки в эвакуации чехов на восток, смять их арьергардные части. Поэтому чешское командование, прекрасно учитывавшее это обстоятельство и знавшее, что в случае возникновения борьбы с партизанами, с которыми у них, почти по всей линии, были заключены договора о нейтральной зоне, оно станет перед фактами спуска поездов под откосы, взрыва мостов, поджога станций, шло на компромиссы вроде того, как это было с Колчаком.
На маленьком предоконном столике горела свеча, бросая слабый свет на сидевшего около столика человека, читавшего газету.Мои думы были прерваны телеграфистом.
— У аппарата генерал Жанен, — обернулся он ко мне и чеху, сидевшему рядом со мной.
Я со стулом подвинулся к аппарату, а чех подошел к телефону.
— Передайте, — наклонился я к телеграфисту, — о том, что с генералом Жанен говорит Командующий Зиминским фронтом красных войск Новокшонов, и что я требую выдачи прибывшего на станцию Зима в чешском эшелоне Колчака для отправки его в Москву.
Телеграфист стал передавать сказанное мной, но не прошло и полминуты, как он обратился ко мне:
— Перебивают, — сказал он, а затем, пропустив ленту, прочитал по ней:
«С красными вообще не разговариваю. Жанен».
— Вот так история, — подумал я, но делать было нечего. Приходилось считаться с фактом.
— Вызывайте Командующего Войсками Политического Центра, — дал я распоряжение телеграфисту.
— От нас нельзя, — ответил телеграфист. — Придется со станции Иркутск посылать посыльного.
— Что ж, пусть посылают.
Было около часу ночи, когда телеграфист сообщил, что у аппарата Командующий Войсками Политического Центра штабс-капитан Калашников.
