Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1981 год
И вот здесь кое-какие возможности, оказывается, существуют. Я имею в виду отнюдь не «машину времени», путешествия на которой, надо думать, еще долго останутся уделом фантастов. Есть иное средство для встречи с минувшим. Оно, конечно, не такое уж идеальное, поскольку способно воспроизводить не саму ушедшую реальность, а лишь фрагменты представления о ней. Зато это средство, несомненно, доступно каждому. Речь идет о памяти. Только она способна сохранять и воспроизводить у нас в мозгу (вот именно: воспроизводить!) впечатления прежних дней.
Но, отправляясь в глубь веков, нужно учесть, что у памяти свой отсчет времени: не годы, а события. В этом специфика встреч с минувшим.
Чем длиннее дорога, уходящая в прошлое, тем более размытой становится привычная хронология. Где-то в тумане уже не лет, а столетий только угадываются штриховые эпизоды эллинской цивилизации. А дальше, за ними, века теряют четкие очертания, так как событий, упомянутых, скажем, в клинописи очевидцев архаической эпохи шумерийцев, едва хватает на маркировку тысячелетий.
Эпохи, в которые совсем ни к чему не касались руки человека (по той простой причине, что его еще не было), поначалу представляются полностью погруженными во тьму нашего неведения. А между тем и о них сохранилось достаточно «впечатлений» — хотя скупых, полустершихся, но оставшихся в «памяти» камней; сохранился, например, отпечаток эволюции живой природы, в которой постоянно что-то изменялось, вымирало и зарождалось вновь. Каждый слой содержит набор окаменелостей, который только ему свойствен. Это так называемая руководящая флора и фауна. Она позволяет в сомнительных случаях довольно надежно определять разницу в возрасте различных слоев.
В общем, расшифрованная «память» камней позволяет воспроизвести я выстроить в реальной последовательности многие события истории Земли. Но все они совершались медленно, не менее чем сотни тысяч, а в некоторых случаях сотни миллионов лет. Именно такие промежутки времени и подразумеваются, когда говорят о геологических периодах и эрах.
Нашему времени (четвертичному периоду) предшествовал период третичный, когда человека не существовало вовсе. Вместе они составляют кайнозойскую эру, вмещающую в себя примерно 70 миллионов лет. Она пришла на смену эре мезозойской, тоже делящейся на периоды (триас, юра, мел) с характерными особенностями населявшей их жизни. А до них — глубины периодов палеозоя, протерозоя и архея, отстоящие от нас на сотни миллионов и миллиарды лет.
Все это давно стало привычным для специалистов и составляет одну из основ как теории наук о Земле, так и практики разведки полезных ископаемых.
Алексей Храмов, выросший в семье геологов, и сам по натуре был скорее всего геологом-практиком, предпочитавшим проводить полевой сезон в экспедициях и собственноручно отбирать омытые дождем и обдутые ветром образцы горных пород.
Его родители всю жизнь занимались поисками нефти, в частности, в Западной Туркмении, и потому он знал такие тонкости нефтяной геологии, от которых, возможно, оставались далекими другие магнитологи. Скажем, проблема «немоты» красноцветов была для него отнюдь не книжным понятием: ее часто обсуждали дома — на нее сетовали, ее разбирали, что называется, по косточкам, над ней ломали голову. С чего бы это? Ведь, в сущности, красноцветы — довольно обычные слоистые отложения, в которых бурые, кирпичные, а то и желтые глины соседствуют с серо-зелеными песчаниками.
Их странная и досадная для геологов особенность заключается в том, что в таких ярусах почти нет остатков ископаемых животных и растений. То есть эти яркие пласты почти ничего не в состоянии сказать о времени своего появления. Конечно, зная возраст горизонтов, лежащих выше и ниже «немой» свиты (моложе и старше), нетрудно сделать общий вывод: в какой примерно период она отложилась. Однако о событиях внутри ее приходится лишь строить догадки. В общем, красноцветы, составляющие порой мощнейшую — в несколько километров — пачку слоев, почти невозможно «расчленить» по эпохам, отчего трудно сопоставить отложения, находящиеся даже на сравнительно небольшом удалении друг от друга в одной и той же местности.
Не случайно образцы, привезенные Храмовым из Западной Туркмении, представляли именно пласты красноцветов. Ради этих лежащих перед ним кубиков, которые он поочередно устанавливал в своем магнитометре, ему пришлось в составе большой экспедиции несколько лет подряд кочевать по обширной местности между полуостровом Челекен и отрогами Копет-Дага.
Теперь Храмов был почти убежден: красноцветы вот-вот «заговорят», и он заглянет туда, куда до сих пор еще не удавалось проникнуть с помощью традиционных методов геологии.
Что же такого особенного, могущего пролить свет на тайны «немой» свиты, заключалось в эфемерной магнитной «памяти» храмовских кубиков.
В ней были «призвуки» древнего магнитного поля нашей планеты.
А разве оно отличалось от нынешнего?
Чтобы стало понятнее, почему память о древнем поле Земли обещала избавить от «немоты» красноцветы, мне придется сделать еще одно отступление.
...В студенческие годы Храмов старался постоянно быть в курсе того, чем жила мировая наука в избранной им области. А магнитологов тех лет волновало ожидание исхода спора, разгоревшегося в связи с давним открытием.
В начале нашего века во Франции было обнаружено, что направление намагниченности некоторых лав, изверженных во время оно, не просто отличается от современного поля, а прямо противоположно ему. Иными словами, если бы тогда существовал компас, то северный конец стрелки будто бы должен был показывать на юг, а южный — на север.
В объяснение такого феномена появилось предположение, что в далеком прошлом магнитные полюса Земли периодически менялись местами.
Фантастика, не правда ли? К этой гипотезе так и отнеслись. Ее даже не отвергли, просто не приняли всерьез. Тогда считалось, что земное поле создается огромным постоянным магнитом, заключенным в недрах планеты, и мысль о каком-то «кувыркании» эдакого «царь-магнита» представлялась совершенно абсурдной.
Однако к 30-м годам выяснилось, что горные породы с обратной намагниченностью, то есть словно бы перепутавшие север с югом, отнюдь не редкость. Их находили на Шпицбергене, на острове Ян-Майен в Норвежском море, в Японии, в Австралии.
У озадаченных ученых начало создаваться впечатление, что это даже очень распространенное явление. А раз так, ему настоятельно требовалось объяснение.
К тому времени идею о «царь-магните» уже успели сдать в архив по причине ее полной несостоятельности. И вроде бы ничего не оставалось, как вернуться к гипотезе переполюсовок (их стали называть инверсиями), проявив к ней некоторую терпимость.
Но тут на ее пути встала новая идея, основанная на привычных физико-химических превращениях веществ. Многими учеными она была воспринята буквально как спасительная. Суть ее заключалась в следующем: горные породы включают в себя несколько различных соединений железа, последние взаимодействуют в момент образования минералов и, следовательно, могут исказить их естественную намагниченность настолько, что приборы воспримут ее как обратную. В общем, не какое-то внешнее воздействие, а внутреннее «самообращение» — вот что было предложено в качестве объяснения палеомагнитных странностей.
Теоретики произвели расчеты и подтвердили: такой вариант возможен. Больше того, вскоре пришло сообщение из Токийского университета о том, что профессор Такези Нагата наблюдал это самое «самообращение» в образце вулканической пемзы, доставленной из горной местности Японии.
Казалось, можно с облегчением вздохнуть, признав, что мнение о существенной неизменности магнитного поля Земли восторжествовало. Однако прошел год-другой, а повторить Нагату удалось немногим. Гораздо чаще полностью исключалась даже возможность «самообращения».
Но если причина не в нем?
И гипотеза переполюсовок вторично в течение нескольких десятилетий превратилась из «абсурдной» во «вполне допустимую», имеющую, по крайней мере, право хождения наряду с идеей «самообращения».
Именно в момент острых дискуссий, надежд и разочарований магнитологов Храмов решил отправиться в Западную Туркмению. Он еще не чувствовал себя достаточно подготовленным, чтобы вступить в публичный спор о справедливости какой-то из двух гипотез. Но, будучи решительным приверженцем инверсий, считал себя вправе предпринять конкретные шаги для подтверждения, а быть может, и практического использования этого необычного явления природы.
Когда после университета Храмов получил назначение во ВНИГРИ, он стал задумываться о датировке западнотуркменских недр. К тамошним красноцветам «приурочена» большая нефть. Но из-за их «немоты» невозможно было проследить, как далеко простираются подземные пласты, и это крайне затрудняло поиск и разведку месторождений.
