Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1990 год
На мой запрос в городскую мэрию Ниццы пришло подтверждение: «Ницца, 11 января 1988 г. Мадам, по Вашей просьбе имею честь подтвердить Вам, что Александр Сибиряков умер в Ницце, в больнице Пастера, 2 ноября 1933 года. Примите мои самые искренние чувства. Заместитель генерального секретаря А. Фаро».
Но когда уехал Сибиряков во Францию? И почему уехал, навсегда отказавшись от того, что было ему дорого? Интересовался ли он там, в зарубежье, что происходит в его стране?
Его жизнь оказалась как бы рассеченной надвое, и мы ничего не знаем о долгих годах эмиграции А.М. Сибирякова. Не пора ли восстановить подлинную и полную биографию этого замечательного человека?
Галина Алексеева г. Иркутск
«Этэ дэн, Джеймс?»
...на языке тви значит: «Как поживаешь, Джеймс?» С обмена этими приветствиями начиналось ежедневное общение в Аккре с нашим сопровождающим Джеймсом Авайте, работником Министерства информации Ганы. После приветствия и рукопожатия на скуластом лице Джеймса появлялась широкая ухмылка, от которой шапка курчавых волос, уползала на затылок.
Обязательный ритуал обмена вежливыми приветствиями не изменялся, даже если наши хозяева опаздывали, что случалось довольно часто, ибо в переносе встречи на час или два ганцы не видят ничего ужасного. На все есть чрезвычайные обстоятельства и воля богов.
Так, аудиенция с министром информации, твердо намеченная по программе на первый же день нашего пребывания в Гане, переносилась со дня на день в течение коротенькой недельной командировки. Впрочем, в уютной приемной нас поутру всегда приветливо встречала секретарша. Она деликатно откладывала на столик с зеркальцем расческу, с помощью которой приводила в порядок свои волосы, выпрямленные химией на европейский лад , неторопливо надевала на ноги сброшенные лакированные лодочки, наверняка невероятно жавшие ей ступни, особенно когда на улице от жары плавится асфальт, с удовольствием потягивалась в предвкушении приятной беседы и радостно устремлялась нам навстречу. (С каждым днем мы убеждались, что чем выше по рангу начальников мы ожидали, тем миловиднее и приветливее были секретарши в их приемных.)
Она предлагала нам самые мягкие кресла, даже приносила запотевшие бутылочки воды и... преспокойно продолжала болтать по телефону на домашние темы.
Поначалу мы верили, что «начальник сейчас придет» или «вышел на минутку в соседнее министерство». Но когда ожидание растягивалось на часы, мы начинали понимать, что не стоило воспринимать слова нашей хозяйки буквально.
Можно даже было дождаться шефа, который усаживал нас на удобное место у кондиционера, был само внимание и обещал незамедлительно решить все вопросы. А через день та же обаятельная секретарша, мило улыбаясь, сообщала, что мы обратились совсем не по адресу.
К слову сказать, наша встреча с министром информации, запланированная им самим, так и не состоялась. В последний день, когда мы уже собирали вещи перед отлетом, примчался на грузовичке запыхавшийся Джеймс с приглашением на министерскую аудиенцию. Из-за настойчивых уговоров явиться на долгожданную встречу мы чуть не опоздали на самолет.
И все же наши планы в Гане оказались бы лишь пунктом в тщательно расписанной по часам программе, то есть на бумаге, если бы не наш отзывчивый Джеймс. Он сочувствовал нам, может быть, еще и потому, что сам окончил Киевский университет, и представлял, в какое беспомощное положение ставят нас ловушки ганской бюрократии. В трудные моменты он смешил всех украинскими поговорками, а когда мы возмущались разными «проволочками», Джеймс терпеливо объяснял, что ганцы очень вежливые люди и не хотят нас огорчать отказом: у хорошего человека всегда должна оставаться надежда. Мы поняли также, что ганский чиновник будет тянуть время, пока не почует личной выгоды для себя.
Только когда мы вручили Ассоциации ганских журналистов привезенные в подарок пишущую машинку и диктофон, а чиновникам — мелкие сувениры, дело сдвинулось. После импровизированного ужина-встречи в нашем гостиничном номере с ганскими друзьями стала воплощаться в жизнь долгожданная мечта об автомобиле, без которого в здешних условиях мы никуда не могли тронуться. Наконец, была назначена поездка в город Тему, неподалеку от столицы, с заездом в Легонский университет...
Мы проснулись в отеле «Амбасадор» в лучезарном настроении, которое не смогло нарушить даже обязательное легкое постукивание в дверь около шести часов утра местных горничных. Кукольное большеглазое личико в кудряшках заглянуло в номер и проворковало нежным голоском: «Не нужно ли побрызгать раствором от комаров, или сменить белье, или, вообще, не нужно ли чего-нибудь?»
На сей призыв мой коллега-журналист выскочил из ванны, обернутый в простыню, протестующе вытянул ладонь вперед, отметая все домогательства, и произнес лишь одно слово: «Пива!»
Бутылочку пива мы получили, конечно, лишь в ресторане, а все утренние предложения по сервису оборачивались пустыми обещаниями: как с первого дня кондиционер «не тянул», так до конца нашего пребывания в тропиках спали мы в жуткой духоте, боясь укуса малярийных комаров. Зато сам отель убирался весьма тщательно: по витым лестницам шествовала целая процессия горничных в беленьких передниках и кружевных косынках. Они протирали перила, чистили порошком бронзу, одновременно успевали расточать направо и налево белозубые улыбки. Все движения полнотелых ганок были величавы и неторопливы, здороваясь с нами, они приговаривали «Раша, раша» таким грудным ласковым голосом, что мы краснели и отворачивались...
В холле портье, принимая ключ, как всегда, весело поприветствовал нас: «Какое прекрасное утро, не правда ли?» — и добавил, подняв палец вверх: «Дождя не будет».
Вопреки обыкновению Джеймс уже ждал у шикарного авто, правда, с помятым бампером, но для здешнего транспорта это пустяки. Великодушная ганская ГАИ не обращает внимания, если даже отсутствует дверца, так как запчасти в Аккре дефицит, для нас, впрочем, это к чисто африканской экзотике, да и к экзотике вообще, не относилось.
Выехав на столичный перекресток, с которого открывался путь на все стороны света, мы моментально попали в пробку. Но тут же добрые люди, увидев, что белые торопятся, притормозили поперечный поток и радостно замахали нам шляпами: мол, проезжайте скорее, путь свободен. Ездят здесь без особых правил, как бог на душу положит, о чем свидетельствуют искореженные кузова машин вдоль дорог, но зато всегда пропустят вперед и выручат в беде. Когда наша машина съехала в канаву (в столице они прокопаны вдоль дорог и служат для стока воды в период дождей), то несколько человек буквально вынесли ее на руках. О жизнерадостности ганских шоферов свидетельствуют и надписи на машинах: с юмором — «Не торопись в рай», философские — «Не обгоняй — все равно кто-то будет впереди», пословицы — «Даже лев кого-нибудь боится».
Вся дорога — сплошной сервис. Не успеет машина остановиться на перекрестке, как подскакивают полуголые подростки в выцветших шортах и начинают мыть кузов и стекла тряпками, обмакивая их в разноцветные ведра с мыльной и чистой водой. Сколько ни дашь монет — всегда благодарная улыбка. У них тоже конкуренция.
Наконец мы благополучно миновали ганский КПП, хотя удостоверение, на которое я сфотографировался в первый день, мне вручили лишь перед отлетом из Аккры. Шутки шутками, но поздно вечером у наших сопровождающих проверяли документы и даже заглянули в багажник машины — нередко в столицу пытаются провозить оружие. У Джеймса лицо стало строгим, шапка волос надвинулась на самые брови, и он важно сказал:
— И у вас наверняка писали в газетах, как разведслужбы некоторых государств готовят заговоры против нашего председателя Временного совета национальной обороны Джерри Ролингса.
Затем Джеймс наклонился и прошептал мне доверительно на ухо:
— Бедному Ролингсу нет покоя от этих шпионов, каждый день ему приходится менять место ночлега, чтобы сбить с толку заговорщиков. Бйда, як у поли лобода,— добавил он.
Да, здесь ганский характер раскрывался совсем с неожиданной стороны, проявляя, как у нас говорят, «бойцовские качества». По приезде домой я нашел поучения посла одной великой державы в Гане резиденту своей разведки:
«Вы достаточно давно работаете в Аккре, могли бы и усвоить, что в основе названия этого города лежит слово «нкран», которое в переводе с языка акан означает «муравей». Но муравей особый — он не нападает и не кусает, пока его не потревожат. Стоит кому-то нарушить беспокойную жизнь «нкран», как весь муравейник приходит в ярость и бросается на обидчика».
Вообще ганцы тепло отзываются о своем вожде, называя его между собой «наш Джерри», и во многих кабинетах я видел портреты капитана ВВС с небольшой бородкой и усами под Че Гевару и в берете набекрень с летной «птичкой». Когда по утрам над Аккрой слышался гул реактивного истребителя, столичные жители поднимали головы и благоговейно произносили: «Наш Джерри полетел». Они твердо верят, что лихой капитан по-прежнему любит проводить время за штурвалом самолета.
