Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1982 год
Лишенный маневренности, без огней, «Тиликум» стоял на плавучем якоре прямо по курсу парохода. Я торопливо схватил попавшийся под руку шерстяной носок, плеснул на него из бидона керосином и поджег. С пылающим факелом в руке я выскочил на палубу и замахал им над головой. Заметил ли меня с мостика рулевой? Успеет ли отвернуть? Мне нестерпимо жгло руку, но я упорно продолжал размахивать горящим носком.
Огни медленно разворачивались. Вот закрылся зеленый огонь, красный вдруг оказался прямо над моей головой, и, свирепо утрамбовывая носом волны, большой каботажный пароход буквально в двух метрах разминулся со мной. Его белый кормовой огонь помаячил еще некоторое время над гребнями волн, и я снова остался один в бескрайнем море. Растирая в каюте руку мазью от ожогов, я думал о том, как опасно плавать без вахты. Море бесконечно велико, но суда каким-то непостижимым магнетизмом так и влечет друг к другу.
В слабом свете каютного светильника я распялил на руке оставшийся носок. Я хорошо помнил, что один носок у меня был дырявый. Он протерся как раз в том самом месте, куда упирается большой палец. И конечно же, я сжег целый носок! Дырявый ехидно ухмылялся мне в лицо. Нет, это путешествие — положительно сплошная полоса невезений! Полный ярости, я швырнул рваный носок за борт и снова залег спать.
Шторм бушевал еще трое суток, и времени, чтобы капитально выспаться, у меня было предостаточно. По окончании шторма я снова поставил паруса и благополучно добрался до Сиднея.
Я считаю сиднейскую гавань одной из красивейших в мире, но чиновники там — самые занудливые из всех, с какими мне доводилось иметь дело.
Из-за гибели Луи Бриджента неприятностей они мне не чинили. А вот всяким пустым формальностям, разного рода придиркам конца не было. В довершение всего оказалось, что я еще должен платить лоцманские и портовые сборы.
— Но я же вошел в гавань без лоцмана.
— Не имеет значения. Здесь распоряжается лоцманская корпорация. Вы должны заплатить 2 фунта 10 шиллингов лоцманских сборов за вход в гавань, 3 шиллинга 6 пенсов портовых сборов и 2 фунта 10 шиллингов за выход из гавани.
Я заплатил секретарю лоцманские сборы за вход в гавань и портовые сборы.
— А 2 фунта 10 шиллингов за выход?
— Я уплачу, если выйду из гавани.
— Хорошо, но смотрите, не пытайтесь зажать их: таможенный крейсер сейчас же притащит вас обратно...
Первым делом я пересчитал наличные деньги. Увы, их не хватало даже на то, чтобы закупить провиант на следующий этап пути. И тут мне в голову пришла спасительная идея. Масса людей в Сиднее захотят посмотреть на «Тиликум»! Если бы каждый из них платил хоть небольшую сумму, тогда... Я отправился в ратушу и после недолгих поисков нашел там подходящего человека. За фунт стерлингов он оформил мне разрешение показать «Тиликум» в парке за плату. Еще два фунта, в пересчете на виски, пошли на то, чтобы несколько «портовых львов» помогли мне вытащить судно из воды, погрузить его на тележку (1 фунт 10 шиллингов) и отвезти в ближайший парк. Там я соорудил вокруг «Тиликума» нечто вроде забора из парусов, намалевал несколько плакатов и на следующее утро уселся в кассе.
Около полудня пожаловала первая посетительница — почтенная пожилая мамаша. Она солидно выложила шесть пенсов на тарелку, стоявшую в окошечке кассы. Потом зашла в балаган и уселась в кокпите «Тиликума». Минут через десять она вопросила:
— Молодой человек, когда же, собственно, мы поедем?
От удивления я поперхнулся, но все же объяснил, что «Тиликум» выставлен только для обозрения.
Тут началось такое! В жизни не подумал бы, что бабуся умеет столь фигурно браниться и лаяться. Краткий смысл ее длинных речей сводился к тому, что она хочет или ехать, или получить свои шесть пенсов обратно.
Итак, мой кассовый баланс опять стоял на нуле. До четырех часов не было больше ни души. И вдруг посетитель пошел косяком. Фабрики и конторы в это время заканчивали работу, трудовой люд дружно устремился к «Тиликуму». Каждый лихо бросал свой шестипенсовик на тарелку и, развесив уши, слушал мои россказни.
16-07
Давка вокруг аттракциона продолжалась добрых две недели. Потом я погрузил «Тиликум» на платформу железной дороги, проходившей как раз рядом с парком, и отправился в Ньюкасл. Поступил я так главным образом для того, чтобы сэкономить на лоцманском сборе за выход из гавани.
В Ньюкасле я еще раз заработал на своей «выставке» кругленькую сумму. Кроме того, выхлопотал у тамошнего коменданта порта свидетельство, освобождавшее меня от всех поборов в австралийских гаванях. И наконец, подыскал одного студента по имени Фрэнк Хилтон, который пожелал быть моим напарником.
Второго февраля мы вышли из Ньюкасла. Старина «Тиликум» резво бежал, подгоняемый свежим зюйдом. Я уже успел привыкнуть к тому, что мои напарники поначалу жестоко страдают от морской болезни, и Фрэнк не был исключением.
Морская болезнь Фрэнка переросла прямо-таки в настоящее морское бешенство. Меня начал охватывать страх. Неужели Фрэнку суждено стать вторым покойником на борту «Тиликума»? По карте я определил, что примерно в 20 милях находится небольшая лагуна. Для «Тиликума» это не более четырех часов хода. Делать нечего. Проклиная свою печальную судьбину, я лег на новый курс.
Часа через три показалась лагуна. Прибой возле нее был страшенный, а никакого прохода не наблюдалось. Я тотчас же развернул «Тиликум» и попытался выбраться из бухточки. Однако ветер засвежел и с каждой минутой набирал силу.
Лавируя, мы пытались выкарабкаться из злосчастной бухты, но тщетно: дрейф и течение подтаскивали нас все ближе к полосе прибоя. Разгулявшийся ветрище раскачивал волны сильнее и сильнее, они с ревом перекатывались через песчаную банку.
Когда я убедился в невозможности выйти из бухты, то подумал, что выбрасываться на берег лучше все же днем, чем ночью. Мы с Фрэнком надели спасательные жилеты и надежно связались друг с другом прочным тросом. При этом я заметил, что от морской болезни у Фрэнка не осталось и следа. Ну и ну! Как видно, я открыл самое надежное средство от морской болезни! Неясным оставалось только, выдержат ли это средство судно и команда.
С кормы я вытравил на толстом тросе плавучий якорь. Из всех парусов на мачте остался один только фок, но и с ним нас полным ходом гнало прямехонько к полосе прибоя.
Мы и опомниться не успели, как оказались на самом пороге этого белопенного ада. А сзади наваливался, нависал водяной глыбой высоченный тихоокеанский вал. Задень он слегка своей кипящей вершиной нашу корму,— и «Тиликум», как пить дать, поплывет вверх килем.
Я резко потравил вытяжной линь. Плавучий якорь мигом забрал воду. Канат его напрягся, как струна, и едва не звенел. «Тиликум» плыл теперь себе потихоньку, влекомый течением, словно закупоренная пустая бутылка. Мы больше не воевали с океаном. Он вздымал и опускал нас на волнах, как на качелях, пенные гребни с шуршанием прокатывались под килем нашего утлого суденышка.
Изо всех сил я потянул на себя вытяжной линь. Якорь развернулся вершиной вперед и перестал работать. «Тиликум» рванулся к берегу как скаковая лошадь. Позади нас вздымался уже новый вал, еще больший, чем прежде. Отдаю вытяжной линь, судно теряет ход, взбирается на вершину волны. Все! Вал прошел!
В третий раз я проделал этот маневр уже шутя-играя. У Фрэнка от волнения — впервые за две недели — раскраснелись щеки.
Несколько минут — и мы проскочили полосу прибоя. Ветер был такой, что и в самой лагуне вода ходила ходуном. К тому же наступило время отлива, поэтому я, недолго размышляя, направил «Тиликум» к песчаной отмели, где он, наконец, и завяз.
Фрэнк сразу же занялся примусом и в один момент сготовил могучий ужин, едоков так на пять или шесть. Мое средство от морской болезни сработало безотказно!
На следующий день с попутным ветром и по высокой воде мы к полудню благополучно выбрались из лагуны, а затем на полном ходу проскочили сквозь прибой.
Безо всяких трудностей мы добрались до Мельбурна. Интерес к нам был потрясающий. Все газеты наперебой расписывали наши приключения, а на берегу стеной стояли любопытные. Я попробовал еще разок стать владельцем балагана. Место для устройства выставки отвели довольно далеко от гавани, и мне пришлось переправлять туда «Тиликум» с помощью транспортной фирмы.
Поднимали его из воды с помощью талей, закрепленных на деревянной треноге. И вот, как раз в тот самый момент, когда надо уже было подставлять под судно платформу, раздался треск. Лопнул крюк подъемного устройства, и «Тиликум» треснулся о камни набережной.
Мой отважный кораблик, стойко сопротивлявшийся всем штормам, лежал теперь на мостовой, как куча дров. Короткий, резкий удар о камни оказался для красного кедра губительным. Пять больших, длинных трещин протянулись от носа до кормы. А разного сорта мелким трещинкам и отколам не было числа.
