Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1988 год
Трагедия с пароходом случилась рано утром. Люди видели, где он затонул, но даже с помощью приборов не смогли определить точное местонахождение. Так что лежит он на дне до сих пор, погребенный под тоннами ила и песка.
После ужина мы молча залезли в спальники. Судовые тараканы сразу же нанесли нам визит. В свете коптилки они казались размером с крабов, которые подобно неприятельской кавалерии поротно двигались по палубе. Дэвид засмеялся:
— А представьте себе, этих тварей едят в Таиланде!
Но я все же склонен предположить, что такие тараканы сожрут пару человек раньше, чем те успеют развести огонь, чтобы приготовить деликатес. Вслед за тараканами, которые лезли по спальникам, как плохие альпинисты по склонам, словно желая поддержать их с воздуха, нас атаковали эскадрильи москитов. Но лишь забрезжил рассвет, все они спешно отступили на заранее подготовленные позиции. Последней, видимо, прикрывая отход, под деревянную ступеньку кряхтя залезла крыса.
К полудню мы приплыли в Пром, где Дэвид сдал нас на попечение своему коллеге по имени Коу Тьсу Вин.
Пересев на пароход под названием «Тьо Саун» — «Патриот», мы ранним утром отчалили. Капитан, лысоватый мужчина в сломанных очках, принес нам чай и фрукты. Наша горячая благодарность поставила его в неловкое положение. Нам было трудно привыкнуть к тому, что подобное внимание к ближнему воспитывается в бирманцах с детства и за учтивость здесь благодарить не принято.
После обеда на пароход сел почтенный старец. Его белая шелковая рубашка застегивалась вместо пуговиц рубинами величиной с горошину. Старик доверительно сообщил, что по поручению министерства внутренних дел собирает старинные буддийские тексты. Это трудная и ответственная работа, да и для души полезно, поэтому вся его жизнь проходит в библиотеках среди рукописей и книг.
«Рубиновый» старик попивал чай, когда в воду рядом с пароходом обрушилась с отвесного берега глыба земли. Старик и бровью не повел. Наверное, даже и не заметил. Иравади частенько откусывает от своих берегов и уносит бирманскую землю в Бенгальский залив.
В этот день солнце закатилось как-то незаметно. Мы свернули с Иравади и поплыли влево, по каналу Тумтей. На горизонте снова появилась рангунская пагода Шведагон.
Перевел с английского А. Кириллов
Александр Фрэтер, английский журналист
Свидание с Аустерлицем
Плотный седой человек в форме наполеоновского генерала занял место подле меня, снял треуголку и кивком заказал чашечку кофе. Мы сидели одни в маленьком ресторанчике на вершине горы Петров, откуда хорошо были видны освещенные улочки старого Брно. Странный посетитель сидел молча, опираясь свободной рукой в тонкой белой перчатке на витой эфес шпаги. Взгляд старика был обращен поверх города на линию горизонта, слабо подкрашенную оранжевой акварелью заходящего солнца. Там, за холмистыми полями, лежал Аустерлиц, или, как теперь его называют, город Славков.
С понятной робостью я обратился к генералу, и он отозвался на ломаном чешском языке.
— Признаться, вижу первого русского, который приехал отмечать день своего поражения,— высокомерно заметил старик, когда мы разговорились.
— Напомню, Аустерлиц был началом пути, который через Бородино и горящую Москву привел французского императора к Ватерлоо.
— О, не говорите так! — с жаром воскликнул мой собеседник.— Дело в том, что я живу в Ватерлоо. И для нас, местных жителей, свято все, что связано с Наполеоном.
— И вы отмечаете дни его поражений?
— Как и дни побед. На Аустерлиц-кое поле я езжу каждый год!
Тем временем шумная компания, разодетая не менее экстравагантно — в яркую униформу различных полков наполеоновской армии,— прервала мою беседу с пожилым бельгийцем. Он сказал им что-то по-французски, тогда молодые люди угомонились и принялись с интересом разглядывать меня, хотя я был в самой что ни на есть цивильной одежде.
Я попрощался.
— До встречи на Праценских высотах! — крикнул вдогонку парень в кивере, когда я спускался с горы по каменной лесенке.
— Жду вас осенью на Бородино! — отозвался я ему в тон.
Наверху громко засмеялись. Не секрет, что многие французы считают Бородинское сражение очередной победой Наполеона. Для нас же Бородино — поле русской славы, что, безусловно, давало мне право на подобный ответ.
Я шел по мощеной улочке в центре старого Брно. Слева, вверху, угадывался в ночных облаках темный силуэт замка Шпильберк, известного как место заточения карбонариев, с правой стороны тянулись мрачные строения бывшего монастыря капуцинов, подвалы которого, с мумиями монахов, любят посещать туристы.
Под аркой ратуши я увидел, а если быть точным, сначала услышал, потом увидел, толпу в синих, голубых, белых и красных мундирах и белых панталонах. Неровный строй под грохот барабана прошел мимо. В разноголосице я уловил чешскую речь.
Отставший гусар охотно заговорил со мной.
— Сегодня в Брно съезжаются наполеоноведы,— сказал он.— Послезавтра мы отмечаем годовщину Аустерлицкого сражения. Неужели не слышали об этой традиции?
«Гусара» звали Иржи Штястны, приехал он из Опавы, небольшого города в Чешской Силезии, где работает инженером на машиностроительном заводе. Его увлечение — история наполеоновских войн.
— Пятнадцатый год подряд сюда приезжаю,— хвалился Иржи, вводя меня в дом, который, как он пояснил, ежегодно арендует на несколько дней в начале декабря организация «Свазарм», чехословацкое добровольное общество по связям с армией, специально для приезжающих на Аустерлицкое поле. Он усадил меня на одну из солдатских коек, которыми была заставлена большая комната. Достал и расправил большую карту Чехословакии, где стрелками были обозначены движения армий трех императоров к Аустерлицкому полю: красными — французской, черными — австрийской и синими — русской.
Вскоре вокруг нас образовался кружок любопытных. Обрадовавшись возможности поделиться с новым человеком своими познаниями, друзья Иржи вытащили из-под кроватей чемоданы, достали из них старинное оружие, коллекции наград и знаков отличия, обмундирование, схемы наполеоновских сражений.
Из плена чешских наполеоноведов я вырвался поздно ночью, условившись встретиться завтра.
Из Брно автобус выехал на Оломоуцкое шоссе. В Оломоуце мне приходилось бывать раньше, и я хорошо представлял этот старинный город в Средней Моравии, который, кажется, состоит из одних соборов, узких мощеных площадей да маленьких цветочных магазинов. Перед Аустерлицким сражением здесь находилась ставка австрийского и русского императоров. А теперь я узнал и Старый Брно, где стоял перед битвой Наполеон. Мне нетрудно было представить зримо ситуацию, сложившуюся поздней осенью 1805 года. Тысячные армии трех европейских монархов занимали позиции между этими городами — Брюнном и Ольмюцем, как писалось в тогдашних реляциях.
В отличие от вчерашнего бельгийца меня влекло на Аустерлиц не почтительное благоговение перед деяниями Наполеона. Лев Толстой прочно низвел в разряд обычных людей великого полководца, чего не смогли сделать даже те, кто заточил его на острове Святой Елены. Просто захотелось увидеть место действия страниц романа «Война и мир», вообразить реальные события на поле битвы, пройтись по его жухлой траве, оглядеть пологие холмы с перелесками и прудами в низинах. Бородино — само собой. Оно рядом, а Аустерлиц казался долгое время недосягаемым, далеким, как то небо, «неясное, с ползущими по нему облаками», под которыми лежал в луже крови князь Андрей.
Оломоуцкое шоссе, которое в прошлом гордо именовали императорским и которое раньше было всего-навсего разбитой неустроенной дорогой, проходило краем бывшего поля боя. Иржи толкал меня в бок, просил обратить внимание то на несколько домов под черепичными крышами, мелькнувшими слева от новой дороги, то на дальние холмы. Мы проехали хутор Кандий, где Наполеон провел последние три ночи перед битвой. Александр и Франц I в это время гуляли по тихому Ольмюцу, давали балы и строили планы разгрома Буонапарте.
Сбоку от шоссе, на пологой возвышенности, куда взлетел на полном ходу наш автобус, качались на ветру два молодых клена. Поеживаясь, мы вышли из теплого салона, поднялись к деревцам и увидели большой плоский камень. Схематические фигурки на бронзовой доске изображали положение армий в начале битвы. С холма была видна открытая местность площадью 10—12 квадратных километров, ограниченная с севера Оломоуцким шоссе, с запада — небольшим ручьем, который впадал за деревней Тельнице в полноводную, по здешним понятиям, реку Литаву, огибающую Праценские высоты. Восточную сторону поля боя определяла долина другого притока Литавы — Раковца, за которым и располагался Аустерлиц.
