Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1988 год
И все-таки полученные результаты вплотную приблизили нас к разгадке тайны «плесов Чевылецких»: каменный лабиринт — это часть плесских таможенно-оборонительных сооружений XV века, которые и назывались Чувиль.
«...И повеле в лето 6918 великий князь Василий Дмитриевич рубить град Плесо»,— сообщает летопись.
Крепость «срубили» на правом берегу Волги, обнесли высоким земляным валом. А на левобережье выросли отроги, связанные между собой «смотровыми осями». Главная ось Сторожево— Плес позволяла контролировать передвижение судов вверх по течению реки. То есть задолго до того, как сама крепость попадала в поле видимости приближающегося речного каравана. Вторая ось располагалась в обратном направлении по линии Плес — Сторожево — Винная гряда — Порошино — Перейма (сейчас название Перейма закрепилось за глубоким оврагом у деревни Русиновка). Смысл действия плесских таможенных сооружений был очевиден: если корабль, по сигналу из крепости, не заходил в Плес и не брал, уплатив соответствующую пошлину, лоцмана, он неотвратимо попадал в каменную ловушку.
Таможенные сооружения дополняли высокие, до 70 метров, берега, изрезанные глубокими оврагами. А непроходимый лес — «Чертова городина», где, возможно, «устраивались» засеки, обрекал на неудачу любую попытку обойти «гиблое место» посуху.
Вот почему «долги» плесы Чевылецкие! Обнаруживается прямая связь между строительством первой московской военной крепости на Волге и введением в начале XV века регулярной платы в московскую казну за выход в Орду с удельных княжеств.
Поясним: на Руси в то время шла напряженная борьба за объединение русских земель. Централизаторской политике великого князя московского Василия I Дмитриевича упорно противятся владельцы тверские, ярославские, ростовские, суздальско-нижегородские, земли которых расположены по волжским берегам. Не в волжской ли прибыльной торговле черпают они силы, чтобы восстановить свою, уже сильно подорванную самостоятельность? Ожесточенно борется за Волгу и Господин Великий Новгород, связанный с ганзейским торговым союзом. Отряды ушкуйников — новгородской вольницы — время от времени спускаются по реке, разоряя на своем пути города, сжигая посады. На короткий исторический период борьба за господство на Руси фокусируется на борьбе за Волжский торговый путь.
Да, слишком «долги» оказались эти плесы для многих князей и для новгородских ушкуйников, которые последний раз спустились по Волге в 1410 году...
Вот тебе и Плес, «несыгравший роли в истории»! Нет, не случайно в этот город воевода назначался прямо московским князем, минуя костромского воеводу, не случайно он долгие годы был центром обширной Плесской церковной десятины... В пожарах 1609, 1698 и 1836 годов погибли документы, которые, возможно, могли бы пролить свет на этот вопрос. Сгорел, уже в наши дни, Костромской исторический архив. А летописцы умели хранить «военные тайны» московских князей.
Оставалось одно — «расспросить очевидцев». Как известно, в 1460—1470 годах по Волге проплывал в Индию тверской купец Афанасий Никитин. Он, если читать внимательно «Хожение за три моря», останавливался в четырех городах Московского государства: Угличе, Костроме, Плесе и Нижнем Новгороде. В Угличе и Костроме Афанасий Никитин предъявил «пропускные» грамоты великого московского князя, в Нижнем Новгороде две недели ждал татарского посла. Но вот зачем он делал остановку в Плесе, находившемся всего в дневном переходе от богатой Костромы? «И на Плесо, в Новгород Нижний к Михаилу к Киселеву к наместнику и к пошьленнику Ивану Сараеву,— отвечает сам путешественник,— пропустили (мя) добровольно...»
Теперь стала понятна и загадка старинного герба Плеса. На нем в качестве особого отличительного знака показана расположенная в шести километрах ниже города каменная гряда — «плеса Чевылецкие».
Вслед за нашей разведочной экспедицией начала работать археологическая экспедиция Плесского музея. Уже первые ее результаты подтвердили наши предположения. В районе города Плес, местечке Порошино и в деревне Сторожево обнаружен значительный культурный слой XV века. Среди находок много керамики, украшения, боевое оружие. Найдена береста. Нет, пока не берестяные грамоты. Но если в земле Плеса сохраняется береста, то кто знает, может, уже в следующем году удачливый археолог развернет «свиток» и с удивлением прочтет что-нибудь вроде: «...аще придоша на плеса чевылецкие гости тверские... а не исправиши ничего же повеленнаго князя великого слова... и порошити животы их на перейме... а с гостей новгородских по три бел...»
Анатолий Дьяков, архитектор, Виктор Халтурин, кандидат исторических наук
Ивановская область
Шоп слово держит
На площади играл оркестр. Играл громко и слышен был издалека, так что уже на окраине Елин-Пелина мы поняли, что не промахнулись.
Оркестрантов было трое: скрипач, барабанщик и кларнетист, смуглые, черноволосые мужчины. Центральной фигурой был, конечно, кларнетист, известный по будним дням как Асен-буклукджия, работник городской коммунальной службы. Он раздувал чуть недобритые щеки, от удовольствия вскидывал лицо к небу, пританцовывал, кланялся и подмигивал собравшимся вокруг. Человек двенадцать плясали рученицу — танец, в котором, скрестив руки, правой соединяешься с левым соседом, а левой — с правым. Мужчины и женщины — через одного, посередине невеста в белом платье до пят и жених в черном бархатном костюме. Первый в перебирающей ногами шеренге держал трехцветный болгарский флаг, в такт музыке поднимая его и опуская.
В быструю, хотя несколько однообразную мелодию врезались время от времени гудки: подъезжали машины со следующей свадьбой, напоминая, что площадь и услуги трио понадобятся и им тоже. Из окон машин выглядывали национальные флаги. А из дверей городского совета уже выходила только что сочетавшаяся пара с многочисленными сопровождающими. Впереди шел байрактар-знаменосец. Отплясавшие садились в машины и, отчаянно гудя клаксонами, убывали. Их тут же сменяли новые. Оркестр работал, как на конвейере, не прекращая мелодии ни на миг.
В городе Елин-Пелин шли свадьбы. Осень, воскресенье — все, как и должно быть. Собственно, мы и приехали сюда, чтобы посмотреть свадьбу. Мою спутницу, коренную болгарку из Софии, однако, удивили флаги во главе каждой свадьбы. В Родопах, где живут ее родственники, она не раз гуляла на свадьбах в деревнях и маленьких городках, но там со знаменами не танцуют. Очевидно, инициатива местного Гименея в горсовете: теперь ведь повсюду стараются придумать какие-то новые обряды, и иногда получается совсем неплохо.
Прислушивавшийся к нашей беседе невысокий человек из свиты невесты вдруг отрицательно кивнул:
— Нет. Это наш обычай. Шопский.
— Вы из какого села?
— От Григорево.
— Шопское село?
Он смерил нас глазами, как бы удивленный нелепостью вопроса, и ответил решительно и гордо:
— Най-шопското! Самое шопское!
И это был ответ, которого мы ждали.
Елин-Пелин — центр, даже можно сказать, столица Шоплыка, шопского края.
Шоп и шоповоды
Каждый день в Болгарии я ел к обеду шопский салат — прекрасные помидоры, посыпанные отличной брынзой, и слышал истории о шопах. Мало того: буквально каждый болгарский знакомый, желая подкрепить свою мысль, начинал: «Приходит один шоп...», или: «У одного шопа спросили...», или: «Однажды Нане Вуте...»
Слово «нане» можно перевести как «дядя», но не в значении родства, а как вежливое деревенское обращение к старшему, уважаемому селянину. В данном случае эти два слова слились в единое имя собственное и раздельно не употребляются. Нане Вуте в устном фольклоре — символ шопа. Такого, каким представляют его соседи. У него есть жена по имени Пена и друг Геле. Жизненное кредо Нане Вуте несложно, но основательно: «Чего волноваться, все ведь пройдет!»
Нане Вуте хитер, никому не верит на слово, прижимист, но при этом прост, доверчив, очень трудолюбив. Все зависит от того, кто рассказывает анекдот.
Вообще, о ком обычно рассказывают анекдоты? В любой стране, у любого народа есть или любимый герой анекдотов — Молла Насреддин, хитроумный Куинь, Тиль Уленшпигель,— или целые этнические или географические группы, отличающиеся от окружающих манерой поведения, образом мышления, а то и набором специфических черт — зачастую приписываемых им, а иногда реальных. Наверное, анекдоты есть даже в малоисследованных горных районах Новой Гвинеи, и рассказывают их, скорее всего, о прибрежных жителях, попадающих в горную глушь — торговцах, чиновниках, дорожных рабочих. Весь вопрос в том, как сами объекты воспринимают эти анекдоты. Если сами рассказывают их с удовольствием, значит, они люди с юмором и анекдотам о них предстоит долгая жизнь. Ибо герои анекдотов везде и всегда — люди с хорошим чувством юмора.
