Делия Шерман - Сверхновая американская фантастика, 1995 № 3
Фигура ничего не ответила, собаки зарычали сильнее, услышав звук голоса девочки. Ближайшая к ней оскалила свои клыки.
Вот и все, подумала Тетчи. Если она еще не была мертва в этой стране мертвых, то скоро будет наверняка.
Но тут фигура шагнула от дерева вперед. И двинулась дальше, шаркая и хрустя сучьями, пока не оказалась рядом с Тетчи.
Собаки отступили, разочарованно скуля.
— Уходите, — проговорила фигура.
Голос был низкий и рокочущий, камень сталкивающийся с камнем, похожий на голос первого татуированного, Наллорна, брата повелителя сновидений, насылавшего кошмары в человеческие сны Он, казалось, вторил рокоту, доносившемуся из под холма.
Собаки бежали, заслышав звук его голоса. Коленки Тетчи застучали друг о друга, когда он придвинулся еще ближе. Она рассмотрела грубо вытесанные черты его лица, пучок спутанных волос, жестких, как высохшие терновые шипы, громаду широких плечей и торса, узлы мускулов, оплетавших его руки и ноги. Его глаза сидели глубоко под нависающими бровями. Он был похож на черновой набросок, который делает скульптор, начиная новую работу, — лицо и мускулатура еще не до конца определены.
Разве что скульптура не была ни каменной, ни глиняной, ни мраморной. Материалом для нее служили плоть и кровь, и хотя он был не выше обычного человека, Тетчи показалось, что великан навис над ней как скалистый склон, бродящий по холмам.
— Зачем ты призвала меня? — спросил он.
— П-призвала? — ответила Тетчи. — Но я… я не…
Она осеклась и посмотрела на него с обновленной надеждой и пониманием.
— Отец? — еле слышно спросила она.
Великан долго молча разглядывал ее. Потом медленно он опустился на колено, чтобы его голова оказалась на одном уровне с ее.
— Ведь, — сказал он, удивление росло в его голосе, — ты не дочь Ханны?
Тетчи нервно кивнула.
— Моя дочь?
Беспокойство оставило Тетчи. Теперь перед ней стоял не страшный троу из легенды, но возлюбленный ее матери. Нежность и тепло, которые звали ее мать из Берндейла туда, где он ждал среди пустоши, заполнили ее. Отец раскинул руки ей навстречу, и она шагнула к нему, вздохнув в его объятиях.
— Меня зовут Тетчи, — проговорила она ему в плечо.
— Тетчи, — повторил он, превращая ее имя в мягкую грохочущую песню. — Я и не знал, что у меня была дочь.
— Каждую ночь я приходила к твоему камню, — сказала она, — В надежде, что ты вернешься.
Ее отец серьезно посмотрел на нее, слегка отстранив.
— Я никогда не смогу вернуться, — сказал он.
— Но…
Он покачал головой:
— Мертвый — мертв, Тетчи. Я не могу вернуться.
— Но тебе приходится жить в таком ужасном месте.
Он улыбнулся, скалистые черты сместились словно горный кряж, внезапно решивший изменить свои очертания.
— Я не живу здесь, — сказал он, — Я живу… Это трудно объяснить. Не существует слов описать различие.
— А Мама там?
— Ханна… умерла?
Тетчи кивнула:
— Несколько лет назад, но я все еще скучаю по ней.
— Я… буду искать ее, — сказал троу, — я передам ей твою любовь. — Затем он поднялся, снова нависая над ней. — Теперь я должен идти, Тетчи. Это проклятое место, опасная граница между жизнью и смертью. Задержись здесь слишком долго — живой или мертвый — и ты останешься здесь навсегда.
— Но…
Тетчи хотела было попросить его взять ее с собой, на поиски матери, рассказать ему что жизнь для нее означала только страдания и муку, но поняла, что опять думает только о себе. У нее все еще не было уверенности, может ли она доверять Гэдриану, но если представить, что он говорил правду, тогда надо было что-то сделать, чтобы помочь ему. Ее собственная жизнь была кошмаром, и она не хотела чтобы другие люди разделили с ней такую жизнь.
— Мне нужна твоя помощь, — сказала она и затем рассказала ему о Гэдриане и Наллорне, о войне между Сном и Кошмаром, о том, что нельзя дать Наллорну победить.
Ее отец печально покачал головой:
— Я не в силах помочь тебе, Тетчи. Я не могу физически вернуться в тот мир.
— Но если Гэдриан проиграет…
— Это будет действительно скверно, — согласился ее отец.
— Но можем же мы хоть что-нибудь.
Тогда он погрузился в длительное молчание.
— Что это? — спросила Тетчи. — Почему ты не хочешь мне рассказать?
— Я не в силах, что-либо сделать, — проговорил наконец отец. — Но ты…
Он снова погрузился в сомнения.
— Что? — спросила Тетчи, — Что я могу сделать?
— Если я дам тебе частичку своей силы, ты сможешь помочь своему повелителю сновидений. Но за это тебе придется заплатить. Ты станешь больше троу, чем когда-либо, и останешься такой навсегда.
«Больше троу?» — подумала Тетчи. Она взглянула на своего отца, почувствовала спокойствие, которое казалось волнами исходило от Одного его присутствия. Горожане могут считать это проклятием, но она больше так не думала.
— Я бы гордилась, если бы была больше похожей на тебя.
— Тебе придется забыть про свою принадлежность к людскому роду, — предостерег ее отец. — Когда взойдет солнце, ты должна успеть спрятаться в холм, иначе оно обратит тебя в камень.
— Я уже и так выхожу только ночью, — сказала она.
Отец встретился с ней взором, затем тяжело вздохнул.
— Твоя жизнь не была легкой…
Тетчи не хотела больше говорить о себе.
— Скажи мне, что я должна делать, — попросила она.
— Тебе надо взять моей крови, — сказал ей отец.
Снова о крови. Тетчи столько раз слышала это слово за сегодняшнюю ночь, что хватит на всю оставшуюся жизнь.
— Но как? — спросила она. — Ведь ты всего лишь дух…
Отец коснулся ее руки:
— Твой зов дал мне плоть в этом промежуточном мире. У тебя есть нож?
Когда Тетчи отрицательно покачала головой, он поднес ко рту большой палец своей руки и прокусил его.
— Будет жечь, — сказал он.
Тетчи судорожно кивнула. Она зажмурила глаза и приоткрыла рот. Ее отец провел окровавленным пальцем по ее языку. Кровь огнем потекла в горло. Тетчи вздрогнула от обжигающей боли, на глаза навернулись слезы, и даже открыв их, она была как слепая.
Потом почувствовала на своей голове ладонь отца. Он пригладил ее спутанные волосы и поцеловал ее.
— Удачи тебе, дитя, — сказал он. — Мы с матерью встретим тебя, когда придет твое время присоединиться к нам, и ты пересечешь эту границу.
Была тысяча разных вещей, про которые она хотела бы рассказать ему, поняла Тетчи, но в этот момент вихрь охватил ее, и унес с собой не только отца, но вместе с ним и весь пустынный мир. Она почувствовала под собой траву, мягкое дуновение ветра на своей щеке. Когда она открыла глаза, каменная глыба возвышалась с одной, стороны, могучее дерево с другой. Она повернулась в ту сторону, где в последний раз видела сверкание голубых молний.
Теперь там было темно.
Она поднялась на ноги, чувствуя себя скорее окрепшей, чем слабой. Ее ночное зрение только улучшилось; все чувства, казалось, обострились. Теперь она могла ощущать ночь всеми порами кожи.
Горожане просто слепы, поняла она. Она тоже была слепа. Столько из щедрых даров мира оставалось незамеченными для них. Но горожане всегда стремились сузить свой мир, а ей… ей предстояло сперва выполнить одну задачу.
Она двинулась в сторону, где недавно полыхали молнии.
Вся трава была выжжена, даже земля обуглилась на холме, куда она пришла. Она заметила лежащую в грязи фигуру и остановилась в нерешительности, не зная кто это. Гэдриан или его брат? Осторожно она приблизилась и встала на колени перед неподвижной фигурой. Глаза поверженного открылись, и он слабо взглянул на Тетчи.
— Я оказался недостаточно силен, — сказал Гэдриан голосом по-прежнему звонким, но звенела теперь в нем печаль.
— Куда он пошел? — спросила Тетчи.
— Получить то, что ему причитается — Королевство Сна.
Тетчи пристально посмотрела на него, затем поднесла ко рту свой палец. Сейчас опять настало время для крови — теперь уже в последний раз. Гэдриан пытался возражать, но она оттолкнула его руки и несколько капель скатились ему в рот: одна, две, три. Гэдриан сглотнул. Глаза его расширились в изумлении, которое было почти комичным.
— Где… как…?
— Я нашла своего отца, — сказала Тетчи. — Это наследство, которое он мне оставил.
Она подняла руку и показала ее Гэдриану, кожа стала темнее, серее, чем раньше, и плотная, будто кора дерева. И еще она больше никогда не увидит снова день.
— Ты не должна была… — начал Гэдриан, но Тетчи не дала ему продолжить.
— Этого достаточно? — спросила она, — Теперь ты сможешь остановить его?
Гэдриан сел. Он расправил плечи, размял ладони, руки, ноги.
— Больше, чем достаточно, — сказал он, — Я чувствую себя на сотню лет моложе.
