Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1982 год
Мне трудно было понять, как можно ориентироваться в этом хаосе скал и льда. Виноградов же «читал» проплывающую внизу картину, как читают лежащую на столе карту. Иногда он успевал лишь бросить название, и снова его плечи, обтянутые выцветшей штормовкой, закрывали иллюминатор. Он щелкал и щелкал фотоаппаратом не переставая. В эти минуты комментировал характер ледников гляциолог Слава Муравьев, курчавый паренек в очках. Слава окончил Московский университет, уже два года работает с Виноградовым. В программе семинара я вижу фамилию Муравьева и тему доклада: «Режим ледников вулканических районов Камчатки».
...Подходим к южной оконечности Камчатки — мысу Лопатка. Мыс похож на огромный стручок, отороченный пенной полосой прибоя. А через синеву воды рядом темнеют Курилы с белой вершиной Алаида. Существует легенда, что поссорились когда-то вулканы и шагнул Алаид в океан. На месте его образовалось Курильское озеро, но сердце Алаида осталось на материке — вот тот скалистый островок посреди синей чаши, что проплывает сейчас под крылом самолета. Островок так и называют — Сердце Алаида. Напоминает иногда Алаид о себе оставленной им земле: после недавнего извержения вулкана улицы Петропавловска были покрыты сантиметровым слоем пепла...
Як-40 держит теперь курс на север — вдоль восточного побережья Камчатки, где расположено одно из самых активных звеньев Тихоокеанского сейсмического пояса. Вулканы с белыми лентами ледников словно нанизаны на один невидимый стержень. Вулкан Камбальный совсем рядом с Курильским озером, вулкан Опала — его одинокая снежная вершина плывет над облаками, курящиеся Вилючинская и Авачинская сопки, Большой Семячик, Толбачик... Вот уже проглядывают сквозь облака черные грани и ледниковые реки Ключевской. Идем на высоте 4200, но сопка чуть выше — 4850, и мы как бы со стороны всматриваемся в мощное скальное тело величайшего действующего вулкана Евразии...
Владимир Николаевич достает из папки фотографию, показывает коллегам. На фотографии конус вулкана и мощные клубы взрыва над ледником.
— Это было здесь, на Ключевской. Извержение, прорыв ледника... Уникальный случай.
Виноградов устало опускается в кресло, откладывает в сторону фотоаппарат. Снимает очки. И сразу же лицо его теряет строгость, ученость, что ли. Почему-то в эту минуту припомнилось то, что я слышала о Виноградове от его коллег: родом он из Кинешмы, воевал, потом строил Московский университет, работал и учился в нем, а с 1959 года осел на Камчатке, посвятив себя целиком исследованию ледяной земли. За свой труд «Современное оледенение районов активного вулканизма» Владимир Николаевич был удостоен премии имени Дежнева...
Странно, но, только оказавшись снова на земле, я осознала, что ледяная страна лежала за пределами нашего каждодневного мира. «Как давно ее открыли?» — возник у меня впервые этот вопрос. Казалось, что открытие могло состояться только в наше время, в век авиации. Подтвердить мою догадку или опровергнуть ее мог все тот же Виноградов.
Владимир Николаевич принял меня дома, в своем кабинете.
Одну из стен занимала карта Камчатки. На письменном столе стоял большой глобус. В книжном шкафу теснились книги. «Материалы гляциологических исследований», «Вопросы географии Камчатки», «Вулканы и жизнь», «Ураганы, бури и смерчи», «Народное хозяйство Камчатского края»...
Владимир Николаевич терпеливо ждал, пока я осмотрюсь, пообвыкну, потом взял со стола книгу и протянул мне.
— Знакома?
— В. Н. Тюшов. «По Западному берегу Камчатки», С.-Петербург, 1906,— прочитала я.— Кто такой Тюшов?
Виноградов, довольный, откинулся на спинку кресла и начал говорить, как мне показалось, совершенно о другом. Но вскоре с удивлением отметила, что Владимир Николаевич отвечает на вопрос, который я еще не успела задать... Иногда он вставал, быстро находил нужную книгу, зачитывал из нее абзац-другой, подходил к карте, показывал карандашом маршрут экспедиции, возвращался в кресло и снова говорил...
Я слушала его и думала, что не случайно председателя Камчатского отдела Географического общества СССР друзья в шутку называют Виноградов-Камчатский...
Владимир Николаевич начал с Крашенинникова, первого исследователя Камчатки, который после четырехлетней работы на полуострове писал о своих наблюдениях: «В местах, удаленных от моря, а особливо около Верхнего Камчатского острога зимою выпадают преглубокие снеги. Жестких ветров мало случается и утихают скоро. И хотя там не больше снегу идет, как и на Большой реке, однакож оной бывает глубже, от того что гораздо рыхлее». Крашенинников приводит первую схему распределения снега на Камчатке.
— Труд Крашенинникова «Описание земли Камчатки» очень ценное для нас, современных географов, пособие,— задумчиво сказал Виноградов.— Мы имеем возможность сравнивать природу полуострова тогдашнюю и сегодняшнюю. Хотя о ледниках Степан Петрович не писал...
— Кто же первый отметил «ледовость» Камчатки?
— Путешественник Эрман в 30-х годах прошлого века. Но впервые обратил внимание на современные ледники полуострова Карл Иванович Богданович,— продолжал Виноградов свой рассказ, напоминающий университетскую лекцию.— В конце XIX века этот известный ученый возглавил Охотско-Камчатскую экспедицию, пересек Срединный хребет, побывал у вулкана Шивелуч. Он составил геологическую карту, которую так и называли: «карта Богдановича» — и которая не утратила своего значения даже сегодня. А вот в 1898 году исследования ледников начал проводить Владимир Николаевич Тюшов...
Виноградов взял в руки книгу, полистал и, словно вспомнив то, что искал, закрыл томик и отложил в сторону.
— Тюшов работал окружным врачом в Петропавловске, много путешествовал, и Географическое общество выделило ему тысячу рублей для гляциологических работ. Книга его вышла с предисловием Богдановича. Я узнал о Тюшове от Бориса Ивановича Пийпа, основателя нашего института. И очень увлекся этой фигурой, собираю сейчас о нем материалы, разыскиваю родственников, архивы, письма...
— Ну а дальше? Кто шел вслед за Тюшовым?
— Экспедиция Географического общества 1908—1910 годов. Труды этой экспедиции для Камчатки — целая эпоха, но специального материала по ледникам она не дала. Да и последующие экспедиции, вплоть до 1958 года, затрагивали ледники лишь попутно. Это был, если так можно сказать, долгий период констатации: да, существует на полуострове в районах активного вулканизма современное оледенение. И ледники эти благодаря соседству с вулканами весьма своеобразны.— Виноградов умолк, как бы отбивая паузой давно прошедшее время.
Крашенинников, Эрман, Богданович, Тюшов... Сейчас эти имена остались на карте Камчатки в названиях вулканов и ледников. Хотелось узнать — обновляется ли эта карта сегодня?
— Вы торопитесь,— заметил Владимир Николаевич.— Мы еще не дошли до 4 сего дня»...
И стал рассказывать, как шло дальнейшее изучение ледников Камчатки. Время сжималось: уже не десятилетиями — десятилетием измерялся второй период. А сколько было сделано! С 1959 года, со 2-й Камчатской комплексной экспедиции, началось изучение снежного покрова не только на Авачи, но и в западной и восточной части полуострова, на реке Камчатке. Это позволило создать карту снежного покрова полуострова, выделить типы ледников, начать изучение их режима. Ледники стали объектом исследования. Гляциологи — со скоростью один километр в час! — прокладывали все новые и новые маршруты...
А с 1971 года, когда на некоторых ледниках были созданы станции, начались гляциологические исследования. Тогда уже встали вопросы изучения теплового баланса, режима ледников, взаимосвязи с вулканизмом — короче, изучение пошло вглубь.
— Итогом второго периода, когда маршрутные исследования были основными, явился каталог ледников Камчатки. Я сам составлял его и, хотя прошло немногим более десяти лет, вижу, что его надо обновлять. Вносить новые имена, новые названия...
— Вы показывали фотографию,— неожиданно вспомнила я наш полет.
— Да, то было в сентябре 1974 года,— охотно откликнулся Владимир Николаевич.— Обычно такие прорывы происходят вблизи ледника, а тут лава прорвалась сквозь тело его...
Туда ринулись вулканологи. Забросили на высоту 2100 и наш отряд гляциологов — Саня Будников, Андрей Иванов и я. Стоял уже октябрь,
непрерывно сыпал густой снег. Пройти к самому прорыву на высоту 3600—3700 мы не смогли, но в маршруты ходили каждый день. Изучали сток ледника — ручей пропилил русло во льду, измеряли расход воды, брали пробы на химию. А ночью удерживали палатку, чтобы не унесло ветром. В буквальном смысле. И вот в одну из таких ночей ребята выпустили к моему дню рождения... газету. Уж столько лет прошло с тех пор, а я не могу забыть — белая от снега ночь, светящийся поток лавы из конуса вулкана и вдохновенные лица ребят...
