Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 2007 год
В разгар погрузки один из капитанов заметил, что около португальских кораблей собирается — как бы невзначай, из любопытства — подозрительное число малайских джонок, и на всякий случай послал единственную оставшуюся на борту лодку с самым надежным человеком из команды — предупредить флагмана. Этим человеком оказался Фернан Магеллан. Встревоженный Сикейра тут же приказал обыскать свое судно. Его люди нашли несколько десятков «просочившихся» и готовых к нападению туземцев и бросили их за борт. Затем мощные пушечные залпы разметали «строй» джонок. Но большинство европейцев находились в это время на суше, и они, конечно, были убиты. Уцелел только один офицер, некто Франсишку Серрану. Его спас, совершив рискованный «рейд» к берегу, лучший друг — Магеллан. «При этом случае, — как виделось 400 лет спустя Цвейгу,— в еще не ясном для нас облике Магеллана впервые вырисовывается одна характерная черта — мужественная решительность. Ничего патетического, ничего бросающегося в глаза нет в его натуре... Совершив славное дело, он потом не умеет ни использовать его, ни похваляться им; спокойно и терпеливо он снова удаляется в тень».
Там, где одни видят «спокойствие» и «терпеливость», другие усматривают замкнутость и неумение общаться с людьми. Даже летописец кругосветной экспедиции и апологет Магеллана, итальянец Антонио Пигафетта (впрочем, вероятнее всего, главной его задачей был шпионаж в пользу Венецианской республики), признавался, что матросы просто ненавидели Магеллана. «Он не умел улыбаться, расточать любезности, угождать, не умел искусно защищать свои мнения и взгляды...» Так как же этой мрачной личности удавалось невероятное — убеждать следовать за собой ненавидящих его людей? Пожалуй, главные составляющие его успеха таковы: безусловная профессиональная компетентность (а вот это как раз не слишком частый случай в век, когда плавали и выбивались в командиры «все, кому не лень»), честность, порядочность и должностная добросовестность (это уж и вовсе редкость на королевской службе). Достаточно характерный штрих, по тем временам неслыханный, — Магеллан собирался отпустить на волю своего раба-малайца, когда тот окончит выполнять обязанности переводчика экспедиции. Он даже указал в своем завещании: вот, мол, коли мы как раз будем в это время находиться у берегов его давно покинутой родины… А лучшее доказательство незаурядности Магеллана-руководителя — то, во что экспедиция «превратилась» после его гибели. Но — обо всем по порядку.
Еще около года после драматической экспедиции в Малакку дон Фернан провел на Востоке. Известно, что он служил достойно, но тем не менее особого продвижения не добился. Его самостоятельность, несговорчивость и целеустремленность, подмеченные биографами, похоже, оказывали ему дурные услуги: о малейшем недоразумении с субординацией мгновенно доносили наверх — с предсказуемыми последствиями. Когда в 1510 году он получил наконец звание капитана, корабль в команду и без разрешения «заплыл» дальше на восток, чем предписывала общая инструкция, его немедленно разжаловали и отправили обратно в Лиссабон.
Плывя прямо, приплыть обратно
Настал день, и в гавань коварной Малакки вошла грозная флотилия «мстителей» — 19 больших боевых кораблей. Город был завоеван. Португалия овладела всеми ключевыми пунктами на морях от Африки до Индонезии .
После пышных торжеств основные силы повернули назад на запад, а три судна под командой чудесно спасенного в этих местах Франсишку Серрану устремились дальше, в неведомые воды. Члены этих экипажей, вероятно, первыми из европейцев видели мельком Новую Гвинею, но на ее берега выходить не стали — разговоры об «охотниках за головами», папуасах, вероятно, уже были к тому времени на слуху. Кроме того, основная цель была достигнута. Маленькая флотилия добралась до легендарных Островов пряностей, которые оказались вполне реальными и в самом деле так изобиловали драгоценным товаром, что за несколько дней трюмы наполнились до предела. Пора домой.
Небольшие европейские гребные суда XV века (очевидно, португальские), увиденные «противоположной стороной»: миниатюра из «Акбарнаме», хроники царствования Великого Могола Акбара
Судну капитана Серрану не повезло: оно, отяжелевшее от груза, напоролось на риф и разбилось в щепки. Уцелевшие матросы вернулись на Амбоину (ныне — Амбон) — остров, где они так славно разжились пряностями и где их снова встретили радушно и гостеприимно. Вскоре все вернулись в португальские владения. А вот капитан королевского флота дон Франсишку Серрану, вместо того чтобы далее командовать экспедицией в трудную минуту, остался вести мирную и непритязательную жизнь на небольшом острове Тернате. От местного мусульманского князька он получил звание великого визиря — в общем, синекуру, позволявшую не делать ничего, кроме как изредка давать ценные советы по военным и морским делам. Завел жену и детей. И, судя по всему, никогда не жалел о внезапном разрыве с родной цивилизацией. Впрочем, он не полностью порвал с ней. Многие годы случайными оказиями он поддерживал переписку с друзьями, главным из которых оставался, конечно, Магеллан. Послания сохранились — Серрану подробнейшим образом рассказывал о жизни в новом отечестве с описаниями не только достоинств и прелестей тропического пояса, но и географических объектов и путей, которыми в тех местах пользуются навигаторы. Скорее всего, в этой корреспонденции дона Франсишку и дона Фернана и зародилась великая идея — поиска нового пути, возможности «плывя прямо, приплыть обратно». Во всяком случае, после смерти капитана-дезертира среди его бумаг, в свою очередь, нашли Магелланово письмо, в котором тот таинственно обещал другу в скором времени прибыть «иным путем». Как известно, обещание он почти сдержал, погибнув всего в нескольких сотнях километров от обиталища Серрану. Но что еще поразительнее, последний скончался у себя дома от пищевого отравления как раз в тот же день.
Изгнанник
Все это, однако, впереди. А пока что Магеллан латает прорехи в своей незадавшейся поначалу карьере, сойдя на берег. Он «усмиряет мавров» в Марокко и в известном сражении при Азаморе получает ранение пикой в колено, отчего на всю жизнь остается хромым. Но этого мало — его обвиняют (по всей вероятности, ложно) еще и в связях с врагом. Дон Фернан в негодовании без разрешения покидает армию и отправляется жаловаться прямо королю, а вслед уже летит очередной донос.
Тут начинается противоречивая история «о том, как поссорился Мануэл I Счастливый с Магелланом» — самый, наверное, известный в португальском обиходе исторический «анекдот о несвершении». То есть о том, что могло быть и почти было, но не случилось. Так вот, согласно одной из версий, Мануэл, с детства, кстати, знакомый с Магелланом, даже спрятал за спиной руку, которую хотел поцеловать пришедший, и грубо отказался от его дальнейших услуг. Оскорбленный дворянин уточнил, может ли он в таком случае поступить на службу к другому государю, и получил презрительное разрешение (причем некоторые источники утверждают, что король, не стесняясь в выражениях, рекомендовал ему обратиться к самому влиятельному из государей мира сего — к дьяволу). Вот как случилось, что с 15 мая 1514 года дон Фернан перестал числить себя подданным родного королевства и после некоторых раздумий перешел под испанские знамена. И даже имя кастилизировал — отныне он не Фернан, а Эрнандо, не Магальяйнш, но Магеллан, и только так будет подписываться до конца своих дней!
Победитель
20 октября 1517 года Магеллан вместе с невольником Энрике, вывезенным из Малакки, пересек границу Испании и обосновался в Севилье. Выбор был не случаен: именно отсюда отправлялись почти все экспедиции на исследование и завоевание Нового Света. Кроме того, в этом городе имелась значительная португальская диаспора — преимущественно такие же, как он, изгнанники, не встретившие понимания при лиссабонском дворе. Один из перебежчиков этого рода, Дьогу Барбоза, дослужился даже до высокого поста начальника городского арсенала. Магеллан сразу же нашел у него приют и подружился с его сыном Дуарте, с которым имел много общего — тот тоже успел поплавать в индийских и малайских водах. Впоследствии знакомство повлияло на судьбу обоих — младший Барбоза с энтузиазмом отправился в первое кругосветное путешествие и оказал в нем важные услуги своему адмиралу. А дон Эрнандо женился на его сестре, юной Беатрис, и тем самым получил все права свободного севильского горожанина.
Упрочив таким образом свое положение, иммигрант приступил наконец к главному своему делу на данном этапе — поиску «спонсоров». Рассказывали, что он обивал пороги потенциальных благодетелей вместе со своим малайцем и внушительным глобусом — самым древним глобусом, который дошел до нас (он был создан самим Бехаймом в 1492 году). На глобусе был обозначен путь будущей экспедиции...
