Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1978 год
Сказочный рост города-порта объясним легко: корабли, плывущие из Тихого океана в Индийский, чаще всего идут через Малаккский пролив. Тут-то и ждал их Сингапур: отдых, пополнение запасов воды и продовольствия, склады, магазины... Город, родившийся на острове на скрещении морских путей, стал конгломератом различных культур Азии. Люди, которые стекались сюда из Индии и Китая, привозили в память о родной земле свои книги, обычаи, своих богов, — а берегли это так, что традиции, подчас умирая на родине, выживали здесь. Выжив, перемешивались самым необычайным образом. И давно уже с чьей-то легкой руки Город Льва получил имя «этнографического музея Азии». Я прожил в Сингапуре год, стажируясь в университете Южных морей. Срок — и большой и маленький, как посмотреть. Достаточно большой, чтобы полюбить этот город, и слишком маленький, чтобы претендовать на роль гида «музея». До сих пор в памяти несхожие картинки жизни индийцев — носильщиков кавади, малайских рыбаков, китайских рикш. Каков же Сингапур? Разный... Это невнятное на первый взгляд слово — пожалуй, самая точная характеристика города, где я жил и учился.
Трехликий Субраманиам
В тот день Сингапур вдруг сразу стал индийским. На улицы вышли сотни мужчин в цветных узорчатых рубашках, женщин в сари, украшенных гирляндами жасмина. Цветы свисают с кровель храмов, усыпают тротуары, плавают в больших ведрах с напитками. Праздник называется Тайпусам. Его отмечают каждый год в дни полной луны десятого месяца. В тамильском календаре этот месяц носит имя «Тай». А «Пусам» — название звезды, перед которой в определенный день проходит Луна. Вот и получается — Тайпусам. Интереснейшая особенность праздника — это ритуал, связанный с кавади.
...По улице движется плотная толпа людей — над головами мелькают руки с фотоаппаратами. В центре толпы — еще выше фотоаппаратов — плывет, покачиваясь, большое ажурное сооружение — нечто вроде полукруглой клетки из металлических прутьев, увенчанной изображением бога Субраманиама. У бога три зеленые слоновьи головы с красными глазами, и олицетворяет он добродетель, юность, отвагу, силу... Железная клетка — это и есть кавади. Она украшена пальмовыми листьями, цветами, павлиньими перьями (павлин — «личная» птица Субраманиама, его часто изображают верхом на ней, с золотым копьем в руке). Завороженно смотрел я на носильщика кавади: руки его были прижаты к бедрам, а изогнутые дугой железные прутья, поддерживавшие конструкцию, впивались прямо в тело: в грудь, лопатки, плечи...
Индиец идет осторожно, словно канатоходец, — балансирует под железным сооружением: уронить его — позор, который можно будет смыть только через год, в следующий Тайпусам, опять-таки водрузив на себя кавади. Потрясенный увиденным, я не сразу воспринимаю, что вопли толпы, хлопки в ладоши и звон колокольчиков подчинены единому ритму и человек с клеткой идет, чуть пританцовывая. Щеки его насквозь проколоты острой стрелой, кожу пронзают серебряные крючки и иголки — так доказывается истинность веры.
Добровольный мученик со 112 иглами под кожей, шагающий пятикилометровым путем от храма Перумаль на Серангун-роуд до храма Шри-Дхандаютапани на Тэнк-роуд, — отнюдь не фокусник. Это инспектор портовых складов Вхаскаран, давший обет нести кавади в честь бога Субраманиама. И другие мужчины, тащившие на себе в этот день «Склаву кавади», «Идумбан кавади», также выполняли обеты. Кто-то взвалил на себя клетку в благодарность за полученную работу, кто-то замаливал совершенный грех, третий доказывал свою верность Субраманиаму. «Мой» же индиец, как я узнал позже, таким образом выражал благодарность за выздоровление своего больного сына. И если мученик почувствует боль, если из-под иглы польется кровь — значит, «вера его не тверда».
Процессия пересекает канал Стамфорд и движется по Форт-Каннинг-роуд, очищенной от транспорта. Полиция в поте лица загоняет зрителей за канаты: толпа чего доброго может помешать выполнению обета.
Мне повезло: я оказался в кучке людей рядом с кавади. Поэтому за канаты меня загнать не успели, и почти весь путь я иду следом, наблюдая, как время от времени младший жрец выдергивает у Бхаскарана одну-две иглы, и я вижу, вижу собственными глазами, что они отточены, входят в тело глубоко и на месте уколов не показывается ни единой капли крови.
Когда процессия подходит к храму, из разных улиц показываются новые железные решетки — вторая, пятая, двенадцатая... Носильщики кавади выстраиваются в очередь перед храмом, где состоится торжественное богослужение и подношение даров статуям богов.
Как получается, что индийцы идут километры и «не замечают» впившихся в тело игл и прутьев? Трудно дать объяснение этому феномену. Известно, что две-три недели перед праздником индиец соблюдает строгий пост, готовя себя к подвигу во имя веры. Известно, что утром в день Тайпусама носильщик кавади совершает особый ритуал — возможно, своего рода сеанс аутотренинга. Известно, что специально назначенный человек, помогающий носильщику надевать кавади, — мастер своего дела, и всю операцию он старается провести так, чтобы причинить как можно меньше страданий. Судя по всему, в. ту минуту, когда в тело вонзаются металлические стержни, человек уже находится как бы в полусне. Наконец, есть признание одного из героев дня — Бхаскарана, которого не оставили вниманием местные репортеры: «Это похоже на то, как если бы вы увидели вдали маленькую звезду, которая вдруг начинает расти и становится больше и больше, и вот она уже окутывает тебя, а потом... потом уже ничего нельзя вспомнить».
Не меньшее удивление вызывает и облик «виновника торжества» — бога Субраманиама (его еще называют Веланом, Муруганом, Кумараном и т. д.). Все дело в том, что традиционно он изображается не со слоновьей головой, а с самой обыкновенной человеческой, как можно судить, например, по его скульптуре в храме Манмата Карунешвера. Вот старший брат Субраманиама, бог мудрости Ганеш, — другое дело. У него голова действительно слоновья, правда, одна, зато рук — две пары. Праздник Ганеша тоже существует, он проводится в Индии (и в Сингапуре) в апреле — мае, но на Тайпусам совсем непохож. В этот день индийцы лепят из сырой глины фигурки, втыкают в них крошечные зонтики и бросают в океан. С другой стороны, праздника Субраманиама в Индии уже не встретишь: специальным указом правительство запретило носильщикам кавади уродовать себя, загоняя под кожу металлические иглы и прутья. Возможно, обычай этот сохранился в одном только Сингапуре, и то видоизменившись: облики братьев-богов слились в один образ, но на порядок церемонии это, впрочем, нисколько не повлияло.
Банановая деревня
Ежедневно в одно и то же время — в три часа с минутами — в коридоре нашего студенческого общежития раздавался певучий крик: «Яо май сянцзяо?.. Яо май сянцзяо?..» Медленно приближаются шаркающие шаги, и мы отпираем дверь. На пороге — смуглый дьяволенок с живыми хитрющими глазами. Национальную принадлежность его определить довольно трудно: мы-то знаем, что это малаец, но с таким загаром он мог бы сойти даже за негритенка. Мелодичный же призыв его на китайском означает: «Не хотите ли бананов?» Все правильно: университет восточный, и маленький торговец прилежно старается использовать наличный запас одного из «местных» языков. Мальчуган обходит все комнаты общежития, с плавной интонацией повторяя свой клич. Конечно, бананами в городе удивить трудно — на то он и «банановый» Сингапур, их полным-полно в любой лавке. Но мальчишка уже основательно изучил секреты коммерции и прекрасно знает, что если товар сам приходит на дом, то удержаться от покупки практически невозможно. Именно по этой причине я каждый день в начале четвертого вкушал никогда не надоедающие нежные плоды.
Вскоре дьяволенок появился с новым запасом и направился в другие корпуса. Через несколько часов он устало тащится с пустой корзинкой по тропинке к роще, где тихо покачивают вершинами пальмы и шелестят светло-зеленые двухметровые листья банановых деревьев...
Словом, с бананами вопрос был решен в общежитии раз и навсегда, но вот за прочими фруктами я отправлялся на рынок, каждый раз испытывая истинное наслаждение от прогулки. Идешь по городским базарным кварталам, и по обе стороны висят все те же огромные янтарные гирлянды. На фруктовых лотках товар разложен по квадратным ячейкам, и солнце высвечивает чистые, сочные краски этих разноцветных шахмат: красные и зеленые квадраты яблок, желтые — груш и лимонов, оранжевые — апельсинов, выше висят лиловые кисти винограда и оливковые плоды дуриана, в корзинах — кокосы, ананасы.
Правда, апельсины в Сингапуре привозные, и на больших желтых лимонах стоит штамп: «Калифорния, США». Но бананы, кокосовые орехи, а также дуриан, папайя, маленькие лохматые рамбутанчики, похожие на каштаны, — все это растет на острове. Как растет и где? Задавшись этим вопросом, я пошел однажды по следам «бананового мальчугана» в рощу: пальма растет там, где живет человек, и, значит, в лесу — малайская деревня.
