Журнал «Если» - «Если», 2009 № 06
— Почему среди них нет ученых? — спросил я его как-то ночью. — Если распределение случайное, то почему в нем нет никого из нас?
— Если они часть неопределенной системы, то зачем им становиться учеными?
— Не понял.
— Это как виртуальная логическая конструкция. Пишешь программный код, серию алгоритмов отклика. Потом «заводишь пружину» и запускаешь в работу.
— Идиотизм какой-то…
— Не я придумывал правила.
— Но они хотя бы знают, на что именно ты их проверяешь, когда они смотрят на лампочку? Знают, что они — другие?
— Один, — сказал он и секунду помолчал. — Один из них знал.
* * *А потом, несколько дней спустя, последний звонок. Из Денвера. Больше я его не слышал.
— Думаю, нам не полагалось этого делать, — сказал он странно хрипловатым голосом.
Я потер глаза и сел на кровати.
— Думаю, нам не полагалось создавать установку и проводить такую проверку, — произнес он. — Тот дефект реальности, о котором ты упоминал… вряд ли ожидалось, что мы используем его подобным образом. Чтобы провести испытание.
— О чем ты?
— Я снова видел мальчика. Того мальчика из Нью-Йорка.
И он положил трубку.
* * *Десять дней спустя Сатиш исчез вместе со своей волшебной коробочкой. Он сошел с самолета в Бостоне, но дома так и не появился. Я был в лаборатории, когда позвонила его жена.
— Нет, — ответил я. — Не звонил несколько дней. Да, я позвоню, как только что-нибудь узнаю.
Она плакала в трубку.
— Уверен, что у него все в порядке, — солгал я.
Закончив разговор, я схватил куртку и направился к двери. Купил бутылку водки и поехал в отель.
Уставился в зеркало.
Глаза серые, как штормовые тучи, как оружейный металл.
Я отвинтил пробку и ощутил запах горелого. Сквозь тонкие стены пробивалась музыка, спокойная мелодия, женский голос. Я представил свою жизнь другой. Представил, что могу остановиться. Не делать этого первого глотка.
У меня затряслись руки.
После первого глотка на глаза навернулись слезы. Потом я запрокинул бутылку и выпил сразу много. Попытался вызвать видение. Попробовал увидеть Сатиша довольным и счастливым, в каком-нибудь баре во время трехдневного загула, но образ не приходил. То был я, а не Сатиш. Сатиш не пьет. Тогда я попробовал вообразить, как он возвращается домой. Этого я тоже представить не смог. «Знают ли они, что — другие», — спросил я его. «Один, — ответил он. — Один из них знает».
Когда бутылка наполовину опустела, я подошел к столу и взял конверт с пометкой «Результаты экрана». Потом взглянул на пистолет. Представил, что может сделать с черепом пуля такого калибра — разнести его вдребезги. Раскрыть то место, где находится мое «я». Обнажить его, чтобы оно испарилось на воздухе, словно жидкий азот, — шипение, пар… и все. Пистолет можно использовать по-разному, в том числе и как машину для возвращения в самого себя. В сон внутри сна.
Чем сложнее система, тем большим количеством способов она может сломаться. Так сказал Очковая Машина.
И она сломалась. Мы — прожекторы. Маленькие устройства для коллапса волновой функции. Люди никогда не смогут увидеть реальность такой, какая она есть: она возникает в результате наших наблюдений. Но что если ты научишься управлять этим прожектором, расширять его луч, подобно зрачку, заглядывать в глубину существующего порядка? Что ты увидишь? Что если сумеешь проскользнуть между оболочками субъективного и объективного? И тогда? Возможно, такие люди были всегда. Ошибки. Люди, которые ходят среди нас, но они — не мы. И лишь сейчас появился способ их выявить.
И может быть, они не хотят, чтобы их обнаружили.
Я вытащил из конверта листок бумаги. Развернул и расправил на столе. Посмотрел на результат — и, сделав это, наконец-то вызвал коллапс вероятностной волны эксперимента, проведенного несколько месяцев назад. Хотя, конечно, результаты находились там все это время.
Я смотрел на то, что было на бумаге, серии затененных полукругов — знакомую теперь картину света и тьмы.
Перевел с английского Андрей НОВИКОВ
©Ted Kosmatka. Divining Light. 2008. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's SF» в 2008 году.
Гвинплейн Макинтайр
Умная мода
— Как всегда мужчинам достались все преимущества, — заявила Сара с феминистским блеском в глазах.
— Это будет один из тех споров, в котором мне полагается извиниться за то, что у меня есть игрек-хромосома и/или пенис? — нервно уточнил я.
— Я говорю об одежде, а не о хромосомах. — Сара швырнула на мой лабораторный стол небольшую карточку с золотым тиснением. — Прочти!
Карточку я узнал. Декстер Маккоркиндейл, главный администратор корпорации, владеющей нашей лабораторией нанотехнологий, устраивал очередную корпоративную пирушку в честь себя, любимого, и я знал по прошлому опыту, что эта вечеринка будет такой же, как и прежние: Маккрокодил (как мы его называли) собирается замучить нас долгой и многословной речью, приписывая себе все открытия нашей лаборатории и скромно умалчивая о допущенном по его вине перерасходе средств. Следующий банкет был назначен на последний вечер июля: до него оставалось еще два месяца, но «приглашения» от Маккрокодила — а если точнее, то корпоративные повестки, так как посещение было обязательным, — уже разослали.
— Значит, ты получила приглашение? — спросил я Сару, взглянув на прямоугольничек из кремового картона. — Мое пришло сегодня утром, и оно точно такое же, как и твое. Так с какой стати эти заявления насчет того, что мужчинам живется легче, чем женщинам?
Сара презрительно ткнула длинным ногтем в последнюю строчку гравированного текста:
— Сюда посмотри, Нат. Видишь, что написано? «Черный галстук».
— Ну и что?
— Ну и все! Вы, мужчины, будете точно знать, как одеться, потому что этими двумя словами сказано все, что вам нужно знать. Зато нам, женщинам, как и всегда, никакой подсказки. Как я узнаю, что следует надеть?
— «Черный галстук» означает официально, — подсказал я.
— Но не настолько официально, как «белый галстук», — сказала Сара, уклонившись от моего сарказма. — Можно перестараться и одеться слишком строго для официального мероприятия.
— Неужели?
— Разумеется — для женщины. Мужская одежда существует на трех квантовых уровнях: официальная, полуофициальная и повседневная. Но женская одежда занимает весь спектр, с тонкими градациями официальности.
— В таком случае, у тебя больше вариантов, чем у меня.
— И больше шансов ошибиться. — Сара с ненавистью взглянула на приглашение. — «Черный галстук» означает торжественную одежду, но не настолько торжественную, как «белый галстук». Следует ли мне надеть нечто слегка торжественное? Очень торжественное? Должна я надеть много украшений, или одно, но особенное, или вообще никаких украшений? А как быть с туфлями?
— Да бога ради, надень туфли, — посоветовал я.
Сара показала мне язык и продолжила тираду со все нарастающей страстностью:
— А какие туфли — на высоких каблуках, на низких или без каблуков? Если все будут общаться стоя и соберется толпа, то никто не разглядит меня ниже талии, и без каблуков мне будет удобнее, чем на каблуках. Но если толпы не будет, то люди увидят меня в полный рост, и тогда я должна надеть туфли на каблуках. Мои ноги смотрятся лучше, когда я на каблуках. У меня красивые ноги, и я хочу, чтобы люди их увидели. Но тогда мне надо выбрать длину одежды. И какую мне надеть юбку? Мини? По колено? Ниже колена? До середины икры? До лодыжки? До пола? Прямую юбку? Плиссированную? В складку? Или облегающее платье? С разрезом или без и какой длины должен быть разрез? С баской или без? С длинным рукавом? С коротким рукавом? Покроя реглан? Без рукавов? Без бретелек? С широкими бретельками? С узкими бретельками? С перчатками или без? Какие требуются перчатки: до запястья, без пальцев или оперные? Какие нужны колготки: прозрачные, непрозрачные, ажурные или с узором? Волосы должны быть длинные или короткие? И если я оставлю длинные волосы, то собрать их на затылке или распустить по плечам?
Я ожидал, что в этот момент Сара сделает паузу, чтобы перевести дыхание. Но она говорила об одежде, а хорошо известен научный факт: об одежде Сара может говорить несколько месяцев подряд, не переводя дыхания. И она продолжала:
— А кто еще приглашен на банкет? Если соберутся одни девчонки, я непременно нацеплю нечто вызывающее с глубоким декольте и короткую юбку, чтобы все увидели: у меня фигура лучше, чем у них. Но если почти все женщины будут старше меня, то мне придется подобрать нечто консервативное, чтобы они меня не приняли за потаскушку. Или если мужчины будут старше меня, а все женщины моего возраста, то мне следует надеть… ты меня слушаешь, Нат?
