Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1962 год
Туман рассеивается. Слева маяк Альмина, справа маяк Европа, — громко докладывает впередсмотрящий.
Полный вперед! — голос капитана звучит отрывисто. И вдруг неожиданно: — Вода-то как фосфорится! Красотища, а?
Вздрагивает, набирая скорость, стальной двухсотметровый гигант. Плотные, как пласты чернозема из-под плуга, откидываются разрезанные форштевнем водяные валы. С африканского и европейского берегов подмигивают два широко расставленных глаза — маяки.
Туман дал передышку. Но он идет волнами, и эти минуты — короткий просвет.
— Вы бы отдохнули, Борис Пименович.
Какой у капитанов отдых в такие ночи! Кулак на стол, голову на минуту приклонишь — вроде бы и выспался.
Капитан опускается в кресло. Морщины резче проступают на его лице. В первый момент кажется, что он заснул. Но нет, глаза под косматыми, чуть с сединой бровями по-прежнему зорко следят за приборами. В чуткой тишине штурманской, похожей на лабораторию ученого, капитан слышит и видит все, что происходит сейчас на мостике. Ему знакомы и близки ощущения молодых ребят, которые несут в эту ночь вахту. Напряжению сжав в руках бинокли, они всматриваются в даль. Они горды тем, что Родина им доверила пойти в этот рейс и доставить на далекую Кубу нефть. Она нужна там сейчас, как хлеб.
— Видимость резко ухудшилась. Впереди по курсу два судна, — послышалось из рулевой.
Как рукой сняло усталость у капитана. В иллюминаторах — «молоко». Трудно поверить, что только сейчас были видны звезды, море, маяки. До звона в ушах ревет сигнальная сирена. Ей вторят гудки — один, другой, пятый... Опасно не только столкнуться. Каждые пять минут Осташевский проверяет по приборам и картам глубину: быстрое течение может занести судно на подводные камни, даже такую громадину, как «Пекин», водоизмещением 40 тысяч тонн. А в танках — сырая нефть.
Внезапно прямо на носу взревел гудок молчавшего до сих пор судна. Сотая доля секунды дана сейчас капитану:
— Полный назад!
Слова ударили молотом. Казалось, они еще звучали. Характерный треск телеграфа, передающего сигнал в машинное отделение, уже возвестил, что штурман исполнил приказ.
В рулевую вошел Виктор Немятый.
— Радары починены.
— Включайте. А потом — спать.
Ярко вспыхивают экраны. Судно прозрело. Туман как будто ждал этого. Начал отступать. Судно плывет среди туманных клочьев, похожих на разорванные облака.
На мостик поднимается старший штурман Юрий Борисович Димов. О трудной ночи спрашивать нечего, знает:
— Проклятый туманище!
— Проклятый? — переспрашивает капитан. — Не всегда проклятый. Я помню, в войну мы часто надеялись на туман...
...Темным конусом на посветлевшем утреннем небе вырисовывалась скала — английская военная крепость «Гибралтар». Борис Пименович долго и пристально смотрел в ее сторону. Он думал о том же, о чем думали сейчас все на мостике: людям не нужны эти ощерившиеся из скалы жерла орудий, эти тоннели, ведущие к тайникам смерти.
— Подходящее соседство для франкистской Испании, — с горечью заметил Осташевский. — Знаете, в сотый раз прохожу испанские берега и всегда ясно, как будто вчера было, вижу осень тридцать седьмого.
В то утро капитану было не до рассказов. Я узнала эту историю днем позже.
...Это случилось в Эгейском море. Осенью 1937-го. В те дни далекая героическая Испания стала близкой сердцу каждого из нас. Советский танкер «Варлаам Аванесов» возвращался из Нанта, куда доставил груз для испанских патриотов. Танкером командовал капитан Осташевский.
Это случилось, когда огромный раскаленный шар солнца опускался в море. Море заснуло в штиле. Впереди только одно судно — испанский лайнер «Сиудад де Кадис» под флагом республики. Вдруг он резко накренился. Над морем поплыл сигнал бедствия. А через несколько минут почти рядом с «Сиудад де Кадис» вынырнула рубка подводной лодки. Фашистский пират торпедировал мирный корабль, а теперь начал обстреливать его из пулеметов. Фонтанчики от пуль тянулись к шлюпкам, на которых спасались люди. У капитана не было времени думать: друзья в беде. Никто другой их не спасет. Но и погибнуть тоже можно...
— Поднять сигнальные флаги! Идем на спасение экипажа! — скомандовал Осташевский.
Весь экипаж затонувшего судна был спасен. «Варлаам Аванесов» снова лег на свой курс, к родным берегам. К капитану подходили моряки: каждый хотел отдать свою каюту спасенным. Но испанцы не хотели стеснять своих друзей. И тогда капитан решил: пусть оба экипажа разместятся на палубах...
Вечерами наши ребята пели испанцам русские песни и вместе, под гитару, песни их героической родины. Москва присылала приветствия, регулярно запрашивала о здоровье спасенных.
И вот, наконец, Туапсе. Встречать танкер пришел весь город. Цветы, цветы... Море цветов. И тогда испанский капитан Франциско Мугартеги обернулся к скромно стоящему в стороне человеку, капитану «Варлаама Аванесова» и сказал: «Спасибо!..» А спустя несколько месяцев на имя Осташевского пришла посылка из далекой Испании. Серебряная доска на куске пальмового дерева, а в середине слова: «От спасенных — спасителю». Ниже — семьдесят девять подписей...
Я вспоминаю сейчас этот рассказ и думаю о сегодняшних днях Кубы. Испанскую республику задушил фашизм. Это было двадцать четыре года назад. Многое изменилось за эти годы в мире. Народы творят историю, и она учит миллионы людей видеть правду. История не повторяется...
Днем тихо, чтобы не побеспокоить, я заглянула в кабинет Бориса Пименовича. Уютно устроившись в кресле, в теплой куртке и мягких домашних туфлях, он сидел и читал своего любимого Станюковича. Рядом наготове лежали «рабочие» очки.
— Заходите, заходите! Знаете, о чем я всегда думаю, читая Станюковича? О замечательных традициях русского флота, которые переданы по эстафете советским морякам.
И он начал говорить. Слушать его можно было бесконечно. Слушать и завидовать молодежи, у которой такой учитель. Он говорил о годах революции, когда кончал Одесское высшее училище торгового мореплавания. Тогда начальник училища отставной адмирал Гаврищев поучал выпускников: «Товарищи, здесь вы прошли школу № 1. Суровая и трудная школа № 2 — море, ваш корабль...»
После разговора мы спустились в кают-компанию обедать. Плафоны, похожие на лепестки большого тюльпана, матово поблескивали на светлых, под карельскую березу, стенах. Просторный овальный зал, низкая современная мебель. Картины с видами Ленинграда — там строился «Пекин».
— Приятного аппетита! Разрешите, Борис Пименович? — так спрашивают каждый раз, как спрашивают за отцовским столом.
— Ну и ночка сегодня!..
Капитан строго взглянул на сказавшего эти слова — говорить за обедом о делах запрещено.
Обыденный на первый взгляд ритуал. Я слыхала раньше об однообразии судовой жизни, где якобы день похож на другой, как два близнеца. Но это на первый взгляд. В плавучем доме, оторванном временно от родных берегов, жизнь бьет ключом. Здесь каждому безгранично дороги дела, интересы, жизнь товарища. Друзья — они часами могут спорить о книгах, о странах, в которых бывали. Взыскательные друг к другу, они осудят просто молчанием.
...Шестая ночь пути. Позади Гибралтарский пролив — «двери» Атлантики. Океан начинал волноваться, покачивая судно.
«Пекин» идет на Кубу!
Море зовет...
Мы часто говорим о призвании, которое определяет жизнь человека. Порой оно приходит очень рано, в детстве. Как завороженный, смотрит мальчишка на летящий в небе самолет. И вдруг сердце его пронизывает волнение. И впервые он чувствует, как это прекрасно — летать! Далекий путь ждет его теперь. И если он нашел свое истинное призвание, то должен пронести его через все трудности, сделать счастьем и целью своей жизни.
Я думала об этом, когда «Пекин», миновав Гибралтар, вышел в Атлантику. Здесь, на танкере, я узнала людей, для которых призвание не слова. А если уж заходил разговор о человеческой судьбе, они говорили о себе коротко: море зовет!
...Две дорожки, сложенные из камней, уходили с берега в море, отделяли порт от «свободной» воды. Самым любимым у Сережки был большой плоский камень, весь покрытый изумрудным ковром водорослей. Здесь он просиживал часами.
Под флагами далеких неведомых стран заходили в порт океанские корабли. От беспрерывного движения в порту ему казалось, что он тоже плывет на своем камне, что это его корабль, а он капитан. Именно здесь и решили они с Игорем дать друг другу клятву. Договорились: поймать медузу, откусить от нее по куску, потом поклясться. Вот медуза. Раз, два, три!.. Будто тысячи иголок впились в язык. В мгновение он стал огромным и неподвижным. Вместо слов получалось сплошное мычание, а из вытаращенных глаз хлынули слезы. Что ж, зато теперь они моряки. Отныне и вовек.
