Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1972 год
За флейтой вступает гамелан; за исключением бронзовых гонгов, висящих на бамбуковых поперечинах, в оркестре больше нет металлических инструментов. Музыканты по виду очень молоды (хотя все индонезийцы выглядят моложе своих лет). Прежде чем усесться под священным деревом, все двадцать оркестрантов делают вдоль ограды круг почета.
«Танец криса» — часть большой драмы, основанной на одной из индийских эпопей. Поскольку в ней борются символы зла и добра, речь идет скорее о психодраме. Действие церемонии неотвратимо ведет к столкновению этих двух могущественных сил.
Любой разговор о культуре Бали будет неполным, если не упомянуть о кинжале-крисе, символизирующем силу и могущество. Это длинный кинжал с прямым или волнообразным лезвием. В VII веке он являл собой знак княжеского достоинства, но с течением времени сделался оружием простолюдинов.
Техника изготовления криса приближалась к священнодействию. Оружейник, влачащий сегодня незавидное существование, в те времена пользовался большим общественным престижем. Его звали «кьяй», то есть мастер, господин. Во время изготовления кинжала мастерская превращалась в место жертвоприношений.
Кузнец часто пользовался метеоритным железом, содержащим никель. На наковальне отбивали вместе две железных полосы, пока они не становились однородной массой. После этого мастер с помощью мышьяка или уксусной кислоты вытравлял никель, и на лезвии выступал извилистый узор.
Изготовление криса часто сопровождалось чтением эпических поэм. Кузнец был одновременно поэтом, а то и шаманом.
Изображение на крисе призвано усилить действенность оружия. Как правило, на лезвии изображали змею; если лезвие было прямое — значит змея отдыхает, если извилистое — змея движется. Лезвие символизирует душу, ножны — тело. Когда крис! вытаскивают из ножен, его нужно поднять над головой, упомянув при этом предков, которым он принадлежал. Оружие является предметом семейного культа и переходит по наследству главе семьи. Раз в год крис торжественно натирают благовонным маслом. Легенда гласит, что, если недостойный человек будет носить крис на поясе, кинжал сам повернется острием и вспорет ему живот...
Не забудем, что цель происходящего — отогнать эпидемию от деревни. Двое священников вносят дары королю Айрланге, который правил в древности на Бали и почитается как божество.
Король Айрланга обвиняет свою жену Ратнаменгали в том, что она явилась причиной эпидемии, и отправляет ее назад к матери, грозной колдунье Рангде. Ретивые министры, те даже начинают хлестать королеву. Рангда, естественно, в ярости: как же, ее дочь избили и выгнали из супружеского дома!
Сухое треньканье музыки все сильнее бьет по нервам зрителей. Музыканты, сидя под оградой, самозабвенно раскачиваются из стороны в сторону.
Актеры, исполнители драмы, разражаются жутким смехом, хриплые голоса звучат устрашающе, лица искажают гримасы; персонажи больше смахивают на фантастических монстров, чем на людей. Но ведь чудовищам и богам положено быть сверхъестественными.
Лица, скованные густым слоем грима, способны выражать лишь определенные эмоции: герой должен соответствовать канону. Точно известно, какой должен быть у героя костюм, грим, голос, какие жесты.
Актеры в испуге воздевают руки: на верхней ступеньке лестницы появляется Рангда, мать поруганной королевы. Ее чудовищная маска (налитые кровью глаза, громадные зубы, торчащие белые уши) в ярости поворачивается из стороны в сторону. На ней длинная коричневая туника, надетая поверх полосатого костюма. Руки вытянуты в проклятии, жуткие когти царапают воздух. Гамелан захлебывается в неистовом ритме.
Наконец появляется баронг. Это волшебный зверь, олицетворяющий силы добра. Его изображают двое мужчин, скачущих в тяжелом одеянии из крашеной соломы. Баронг напоминает гибрид дракона и медведя. Голова — широкая маска с выпученными глазами, изо рта торчит язык. Откровенно говоря, он производит не менее жуткое впечатление, чем Рангда. Но это избавитель. Зрители встречают его аплодисментами. Колдунья Рангда медленно спускается по ступенькам, застывая после каждого шага, будто механическая кукла. Публика, не зная, кричать ли ей от радости или вопить от ужаса, замолкает в тревожном ожидании.
Рангда бросается на барон га. Ритм гамелана становится совсем неистовым, водопад звуков не дает присутствующим перевести дыхание, становится почти осязаемым. Начинается борьба добрых и злых сил. Мир сомкнулся вокруг сцены, где баронг насмерть бьется с Рангдой, ничего больше не существует. Окружающее вернется только после развязки трагедии.
Баронг мчится на колдунью, но та увертывается и ловким ударом опрокидывает священного зверя наземь. Толпа вскрикивает от ужаса: силы зла одерживают верх! На сцену бросаются несколько человек. Кажется, по ним пробежал ток высокого напряжения — не спуская глаз с колдуньи, они застывают в трансе, сжав в руках сверкающие ножи-крисы. Оркестр продолжает безжалостно подстегивать ритм. Воздух вот-вот расколется. Зрители и актеры захвачены каким-то неистовством. На секунду в сознании мелькнуло недоумение: где мы, что с нами? Мир ограничен священной оградой, где происходит церемония, и нет никакой надежды вырваться из этого раскаленного ада. Транс порождает одновременно и радость, и жуткий страх; в высшей точке пароксизма жизнь начинает колотиться в двери невидимого.
Итак, присутствующие в самозабвении кидаются к сцене, горя желанием разделаться со злом, пронзить колдунью кинжалами, растоптать ее в прах. Удары градом сыплются на тело Рангды. Невозможно представить себе, сколько нужно сил актеру, исполняющему эту неблагодарную роль, но ведь кто-то должен ее играть! Колдунья не только сопротивляется, но и сама переходит в нападение. Разве она может поддаться каким-то людишкам! И в тот момент, когда над ней заносят десятки кинжалов, колдунья мановением руки обращает острия крисов против владельцев. Согнувшись пополам, балийцы бьются в конвульсиях, готовые покончить с собой. Но тут вступаются силы добра, до сих пор прятавшиеся под маской баронга. Волшебный зверь останавливает смерть у последней черты.
В тучах пыли едва различаешь мужчин в трансе. Страх читается на лицах публики, нервы натянуты до предела. Мы позабыли о гамелане, а ведь это его музыка довела толпу до такого состояния. У людей вздулись мышцы, глаза налились кровью, гримасы исказили лица. Они отражают отчаянную внутреннюю борьбу: силы зла заставляют их покончить с собой, а силы добра удерживают от этого шага и возвращают к жизни. Вот кто-то бросается животом на острие кинжала. Крис сгибается, но на теле не выступает ни капли крови! (1 Гипнотическое состояние делает людей нечувствительными к боли.) Кто выведет людей из этого состояния?
Прыжком перемахнув через ступени ворот, прибегает жрец. На нем длинное белое покрывало. В руках у него чаша со святой водой, ею он брызгает на людей в трансе. Танцоры-самоубийцы бросают оружие и падают на землю. Какое-то мгновенье их лица еще искажены, но постепенно черты разглаживаются, напряжение спадает, они засыпают — это кома (1 Глубокое обморочное состояние.).
Толпа, онемев, все еще не может прийти в себя от потрясения.
Но выяснилось, что это еще не конец: присутствовавшая на церемонии двадцатилетняя англичанка тоже вдруг падает без чувств... Ее уносят. Девушка в трансе выгибается, жестикулирует, трясет головой, словно силясь избавиться от наваждения. Жрец укладывает ее во дворце на кровать и несколькими пассами успокаивает. Сведущие в магии дворцовые женщины суетятся вокруг гостьи.
Молодая англичанка пролежала без движения несколько часов и не помнила ничего из того, что с ней случилось...
Мерри Оттен, Альбан Банса
Перевел с французского М. Беленький
Игра в прятки по-парагвайски
«Ночи Парагвая» — так называлось душещипательное танго, звучавшее в полумраке бара ресторана «Катаратас», который оккупировала наша разношерстная журналистская компания. Стоял прохладный осенний мартовский вечер. Да, да, именно осенний, так как дело происходило в южном полушарии, на берегу реки Игуасу, в том самом месте, где границы Бразилии, Аргентины и Парагвая сходятся в одной точке. Отель «Катаратас» был выбран для торжественной встречи президентов Бразилии и Парагвая после церемонии открытия автострады Асунсьон — Паранагуа, связавшей парагвайскую столицу с берегом Атлантики. Пока президенты беседовали за закрытыми дверями, журналисты, пользуясь свободной минутой, устремились в бар.
Собственно говоря, делать уже было нечего: ленточки разрезаны, торжественные речи произнесены, торопливые интервью окончены. Через полчаса должен был подойти автобус, на котором предстояло ехать в аэропорт. Пока же за стойкой бара группа репортеров потешалась над одним из незадачливых коллег. Кажется, парнишка представлял радиостанцию «Жорнал до Бразил».
