Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1978 год
Но духи растаяли, и Торайк понял, что еще не время. Невероятно хотелось пить — которые сутки без воды.
На рассвете Мерц начал пригоршнями пить морскую воду. Потом схватил автомат и начал стрелять.
— Ты что делаешь?! — Торайк выбил у него оружие. Как ни странно, Мерц подчинился. Торайк спрятал автомат позади себя и сказал строго: — Не надо. Это мы еще успеем.
Мерц дрожал всем телом и показывал куда-то — что он там видел, Торайк не знал. Потом Мерц умер. Торайк похоронил его в волнах океана. Прошел еще один день. К вечеру над Торайком нависла большая хищная птица. «Нет, — сказал стервятнику Торайк, — я не дамся. Еще не время, я еще живой». Видение исчезло, а Торайк увидел горы, покрытые снегами, и спокойные горные озера. Но ниже в долинах не было ни капли воды — земля растрескалась, и воздух над ней уже не курился. Это были морщины его земли, натруженные руки ее сыновей, губы ее детей, жаждущие добра. Мерц пришел на катер, но Торайк сказал ему: «Уходи. Еще не время — я должен выдержать, я должен остаться». И опять увидел горные озера.
Он открыл глаза, когда видения были стерты ревом мотора — над ним реял вертолет. «А, — сказал Торайк, — ну вот. Теперь пора».
И пожалел, что в час, когда они уходили от врагов, дождь мешался с брызгами океана и они ловили в ладони только соленую воду. Но все равно это было прекрасно, и Мерц сказал тогда: «Какое счастье...»
И теперь, когда солдаты выбрасывали над катером змеившийся веревочный трап, Торайк вспомнил те первые минуты свободы и сказал: «Да — счастье». Он приподнялся на локте и выдернул из-под себя автомат...
Он поразил грифа в упор. И тогда с небес хлынул, благословляя его, лучезарный дождь.
И он в последний раз увидел это: неотвратимую гневную волну и огненные брызги над ней. И внезапные стрелы солнца из-за уходящих туч.
Так вот что такое Гоби...
Возле юрты стоял старик. Он держал в руке ковшик и ложкой брызгал молоком на дорогу. Белые капли падали в желтую пыль. Старик провожал нас, как это делали монголы перед дальней дорогой испокон веков, задабривая злых духов, чтобы они не мешали в пути. Может быть, старик был знаком с Бавудоржем, первым секретарем ревсомола Гоби-Алтайского аймака, который ехал с нами, или Чойжамцой, шофером нашего «газика», а может, вышел проводить потому, что юрта его стояла на окраине городка Алтай и старый человек знал, что значит дорога через Шаргын-Гоби.
Выжженная желто-серая равнина была усеяна камнями. По обе стороны ее тянулись горы. Они то разбегались очень широко, и тогда равнина казалась необозримой, то сходились — машина пробиралась по неглубокому ущелью, и можно было рассмотреть вблизи пепельно-желтые каменистые склоны с красноватыми выходами земляной краски.
Солнце поднялось уже высоко, истаял бледный диск луны, долго державшийся в синем небе, а мы по-прежнему неслись по безлюдному простору, по желтым песчаным волнам, схваченным цепкими зарослями саксаула. И по-прежнему слева от дороги тянулся хребет Хантайшир, а справа — темный, напряженный, сильный, как спина молодого коня, хребет Хар-Азарга — «Черный жеребец».
Изредка пропылит навстречу машина, мелькнут белые точки овец на склоне или поднимет головы потревоженное стадо верблюдов — и снова никого, ничего.
У монголов существует легенда, что однажды верблюд выручил оленя: взял ненадолго его горбы, отдал свои рога, чтобы олень мог покрасоваться. С тех пор верблюд ждет обманщика и потому так пристально смотрит вдаль.
Тишина, простор, солнце, ветер, камни и пыльная твердая дорога...
Так вот что такое Гоби...
И вдруг Бавудорж запел. Когда машина подскакивала на камнях, голос его не вибрировал, а становился все сильнее, все шире. Даже не зная слов, можно было догадаться, что пел он про эту землю — песня была протяжной и просторной, как степь. Лицо его было задумчивым и отрешенным.
Я помнила другого Бавудоржа, который еще совсем недавно встречал нас в Алтае. Там он был по-городскому общителен, разговорчив и деловит; в его лице не было этой замкнутости — только приветливость и ослепительной белизны улыбка...
Мы прилетели в Гоби-Алтайский аймак из Улан-Батора после долгого разговора в Отделе охраны природы. Создан этот отдел был совсем недавно при Комитете по науке и технике Совета Министров Монгольской Народной Республики, и сам факт его создания говорил о многом. Намчин, исполняющий обязанности начальника отдела, и Бадам, сотрудник центрального Совета общества охотников МНР, нарисовали нам широкую картину природоохранного дела в стране. С 1972 года в Монголии начали принимать законы о воде, охоте, землепользовании, охране лесов. Страна стала членом Международного союза охраны природы и природных ресурсов. Было создано Монгольское общество охраны природы и окружающей среды, и первичные ячейки его есть сегодня в каждом аймаке, каждом сомоне, в каждой ревсомольской организации. Многотысячной армии друзей природы предстоит в шестой пятилетке помочь специалистам освоить более 600 миллионов тугриков, выделенных на расселение диких животных, строительство очистных сооружений, на выращивание новых пастбищ, садов и лесов, на создание заповедников.
Планы планами, но есть уже конкретные дела и конкретные успехи. Действует наше с Монголией межправительственное соглашение о рациональном использовании и охране водных ресурсов бассейна Селенги. В Монгольском университете с помощью ученых из Иркутска открыта кафедра охотоведения; биологи-охотоведы очень нужны сегодня народному хозяйству. Создан научно-производственный институт леса и охоты. В озере Хубсугул, на севере страны, акклиматизируют ондатру, омуля из Байкала, бобра. Разрабатывается Красная книга фауны Монголии.
В 1975 году было принято решение об организации Большого гобийского заповедника, крупнейшего в Монголии.
— Наш первый заповедник — гора Богдула — был создан в начале прошлого века, — сказал Намчин. — Но священной она считалась уже много веков... На сорока тысячах гектаров была запрещена всякая охота! В Большом гобийском — четыре с половиной миллиона гектаров...
Вспомнились рыже-зеленые горы под Улан-Батором и стадо маралов, рассыпавшееся по склону. Мы приехали в заповедник Богдула к вечеру, когда малиновое ветреное солнце падало за темную, изломанную линию гор, когда зажигались огни в долине Толы и красные точки телевышки уже взметнулись в небо рядом с загнутыми на углах крышами монастыря Гандан. А В двух шагах от монастырской стены текла своя вечная жизнь... Маралы поднимались по склону, уходили за гребень, и вдруг то здесь, то там раздавался их рев. Была осень — время гона. Сначала голос оленя казался тонким, визгливым, потом он становился грубее, ощутимее, тяжелее, и вскоре трубный глас наполнял горы...
— Большой гобийский заповедник, — объяснял Намчин, — уникальный природный эталон редких и редчайших животных, а также растений пустынь Заалтайской и Джунгарской Гоби. Однако, чтобы увидеть этих животных, вам надо побывать, пожалуй, не в самом заповеднике. Знаете, звери не выйдут вас встречать в день приезда — работники заповедника, и те месяцами выслеживают их... Вы поезжайте в Гоби-Алтайский аймак, в Халиун-сомон: там дирекция нового заповедника, биостанция и еще — первый в Монголии зоопарк, который создали сотрудники заповедника. У нас множество животных: аргали — горный баран, горный козел, джейран, косуля, кабарга, кулан, манул — дикий кот, хаптагай — дикий верблюд, росомаха, снежный барс, медведь-пищухоед, тарбаган...
Да всех не перечислишь — Монголию не зря называют «музеем редких животных». И чтобы он не обеднел, надо постоянно охранять и восстанавливать численность редких видов. Это важно для нашей природы и, если хотите, для природы всего мира в целом. Не случайно международные организации тоже выделили средства на работу Большого гобийского заповедника. Так мы поехали в Халиун-сомон.
Бавудорж все тянет песню. Вдруг голос его обрывается:
— Смотри!
На краю просторного поля, у самой кромки горизонта, темнеют два пятнышка.
— Джейраны... Чернохвостики... — почему-то шепотом говорит Анатолий Рогожкин, мой спутник, журналист и охотовед.
Бавудорж с удивлением смотрит на Анатолия: так далеко, а рассмотрел, узнал... видно, хороший охотник.
— Вот бы сфотографировать, — вздыхает Анатолий.
В глазах Бавудоржа прыгает огонек.
— Чойжамца, — только успевает выдохнуть он, как машина резко сворачивает с дороги и мчится через поле напрямую к темнеющем точкам.
Теперь и я могу разглядеть изящные силуэты животных, их черные короткие хвосты. Джейраны мирно щиплют траву, и вдруг — только подняли головы — животных словно ветром сдуло. Легко выбрасывая ноги, они бегут по склону горы.
