Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1982 год
— Подлетаем к полю номер десять,— донеслось до Груздева сквозь шум мотора.
Внизу простирался участок с Безостой-1 — самым популярным в Краснодарском крае сортом пшеницы. Сверху он выглядел сине-зеленым прямоугольником, аккуратно расчерченным темными линиями. Так вроде бы и полагалось смотреться ему с высоты птичьего полета. Но от наметанного глаза Груздева не ускользнули несколько широких полос, выделявшихся из общего фона всего-навсего более густой окраской. Кто-кто, а он-то хорошо знал, что это за полосы! Снова потянулся за карандашом, привязанным к планшету, и нанес обнаруженную аномалию на карту. «Не дай сюда ретарданта, урожай снизится процентов на двадцать, а если окропит хорошими дождиками, то и больше»,— мысленно прикинул он.
Вообще-то нынешний полет экспериментальный, даже в некотором смысле учебный — и для подчиненных Груздеву сотрудников, и для него самого, заведующего лабораторией Всесоюзного научно-исследовательского и проектно-технологического института кибернетики Министерства сельского хозяйства СССР. Они же отрабатывают совершенно новый метод контроля за посевами. Замысел вот какой: прямые наблюдения с воздуха и аэрофотосъемка быстро дают полную информацию о посевных площадях целого района или даже области. Затем по команде из единого центра приходит в действие вся необходимая техника и агрохимия. Оперативность, точность, масштаб. Но это в будущем. Пока никто еще не ждет от Груздева практических рекомендаций по уходу за посевами (вовремя предупредит, что да как там на полях, и за то скажут спасибо). Однако ему самому трудно удержаться, чтобы хоть мысленно не прикинуть, чего именно надобно каждому полю. Ведь это тоже часть той общей программы — авиация сельскому хозяйству,— которой они занимаются.
Но что это за эликсир — ретардант, без которого хорошим посевам на отлично удобренной ниве грозят вдруг такие существенные потери урожая? И как в погожее весеннее утро, за несколько месяцев до уборочной, мог догадаться об этом Груздев?
Стало чуть ли не литературным штампом сочетать «тучные угодья» с «высокими хлебами» и «тугими колосьями». А так ли уж отрадна эта милая картина?
«Тугие колосья» оказываются непосильной ношей для тонких и длинных стеблей и начинают клониться к земле. Иными словами, «высокие хлеба» имеют свойство полегать; иногда так сильно, что созревший урожай не взять ни жаткой, ни самым лучшим комбайном. Впрочем, существенные потери начинаются еще задолго до уборки. В листьях, изменивших (при наклоне стеблей) привычное относительно потока солнечного света положение, ослабляется фотосинтез: урожай существенно снижается.
Мало того, Груздев, проведя в свое время ряд опытов, убедился, что в зерне полеглых растений становится меньше белка — того драгоценного белка, которым, в сущности, держится сама пищевая сила пшеницы и кормовая ячменя.
Вот почему, пролетая над «полосатым» полем, он и отметил его на карте как неблагополучное. В «полосы» попало слишком много удобрений, и потому растения здесь наверняка сильно полягут.
При этом Груздев отлично понимал, что полегание хлебов нельзя связывать исключительно с массовым применением азотных туков. Нет, просто повышенные их дозы в конечном счете делают предуборочную ниву (вот ведь какой парадокс!) более уязвимой при набегах ветров и ливней, от которых во все времена несли урон поспевающие хлеба. Земледельца всегда одолевала забота: как избавиться от этого лиха?
А действительно, как? Вывести неполегающие сорта? Еще лет двадцать назад считалось, что это единственный путь. Проблема даже стала казаться почти решенной, когда селекционерам начали удаваться карликовые пшеницы — те сочетали крупный колос с укороченным стеблем.
Вообще-то низкорослую пшеницу издавна возделывали в Японии, Индии, Тибете. Но у индийской был мелкий колос, а тибетская давала щуплое зерно. И все-таки еще в начале нашего века азиатскими карликами заинтересовались в Италии. Там и вывели первую озимую пшеницу с невысоким стеблем, ставшую одной из прародительниц нынешней знаменитой кубанки Безостой-1, в посевы которой сейчас вглядывался Груздев, прильнув к своему иллюминатору.
Увы, на полях, очень хорошо удобренных, даже карлики, случалось, полегали.
Селекционеры, разумеется, продолжали совершенствовать свои карликовые сорта, укрепляли стебли. Но такая переделка растений — занятие кропотливое и долгое.
Химики — вот кто попытался разом разрубить сей гордиев узел.
...Ветер за бортом самолета заметно усиливался. Легкая «аннушка» то вдруг всем фюзеляжем вздрагивала, врезавшись в плотный воздушный поток, будто что-то задевала днищем, то ухала в воздушную яму или начинала по-утиному переваливаться с боку на бок. Но Груздев не страдал от таких воздушных передряг, переносил их хорошо...
Да, химикам удалось разрубить гордиев узел. Они создали радикальное средство против полегания злаков — ретардант.
А началось вот с чего. В 1960 году американский профессор Н. Толберт, изучавший обмен веществ у растений, обнаружил, что у его подопечных под действием одного из органических соединений хлора несколько укорачиваются стебли. Неожиданный эффект показался ученому примечательным, и он запатентовал свое открытие, хотя совершенно не представлял, найдется ли ему применение. Однако патент на полке не залежался. Всего через год его с успехом использовал австрийский профессор Ганс Линзер. Веществом, указанным Толбертом, он опрыскал посевы на опытном поле, и именно на нем пшеница не полегла. А ведь дозы удобрений и урожай были высокими, лето же выдалось дождливым.
Скоро препараты, обладающие таким полезным действием, стали называть ретардантами, то есть замедлителями. Они тормозили рост нижней части стебля — тот раздавался вширь и получался короче, а соломина у злаков становилась намного прочней. В садах ретардант «заставлял» груши, яблоки и особенно цитрусовые приносить хороший урожай не через год-другой, как обычно, а каждое лето. Он делал прочнее стебельки у цветов — даже срезанные, они дольше не вяли.
Успех первого ретарданта был просто феерическим. В короткий срок его начали выпускать во многих странах. В том числе и у нас — под названием тур. Этому, разумеется, предшествовало тщательное исследование свойств препарата.
Вот о результатах такого изучения, в частности, на поливных землях и узнал Груздев. Им занималась Лидия Дмитриевна Прусакова из Института физиологии растений АН СССР. Тогда они и не предполагали, что со временем взаимный обмен идеями перерастет в серьезное научное сотрудничество.
В ту пору студента Груздева заинтересовали три обстоятельства. Первое: ретардант и в самом деле радикальное средство против полегания ряда злаков. Второе: действие препарата на качество зерна не вполне ясно. И третье: на ячмене и овсе он дает осечку. «Почему?» — задался вопросом Груздев. Но готового ответа не получил.
И он решил добыть его сам. Самонадеянность? Наивная вера молодого, комсомольского возраста человека, что секреты природы открываются с такой же легкостью, как обложки учебников? Ни то, ни другое. Студент располагал неплохими возможностями: в учебном хозяйстве Тимирязевки в достатке делянок для опытов, а в лабораториях факультета — первоклассное оборудование для биохимических исследований. Но самое главное — Леонид Груздев оказался неплохо подготовленным к научной работе. Он вырос в семье, где проблемы агрохимии были не только предметом профессионального интереса, но и настоящим увлечением. Не случайно оба младших брата Леонида — как и он, коренные москвичи — тоже избрали себе профессии, близкие к сельскому хозяйству.
И еще. Руководителем кружка студенческого научного общества, где занимался Груздев, был профессор Борис Павлович Плешков — продолжатель школы академика Д. Н. Прянишникова, заложившего основы советской агрохимии. В кружке поощрялась самостоятельность и высоко ценилась эрудиция.
В центре научных интересов Плешкова было изучение обмена белков у растений. Этим увлекся и Груздев. Потому-то для него естественно было задаться вопросом: а что происходит под действием ретарданта внутри зерна? В конечном счете это ведь вопрос качества зерна, муки и хлеба. А уже тогда, во второй половине шестидесятых годов, становилось все более очевидным, что рост валовой отдачи хлебного гектара все чаще идет за счет снижения традиционного качества русской пшеницы.
Что же ему удалось выяснить?
Не столь уж и мало. Тур увеличивает содержание хлорофилла в листьях, там интенсивнее идет фотосинтез, колос лучше питается, повышается урожай. Тур активизирует азотный обмен, в зерне накапливается больше клейковины; из такой пшеницы получается пышный, подъемистый хлеб.
Но ретардант требовал самой высокой культуры земледелия.
