Мередит Маран - Зачем мы пишем. Известные писатели о своей профессии
Все, что я знал о работе писателя, пришло от чтения хороших работ других авторов – Тобиаса Вулффа, Питера Маттисена, Джона Макфи, Ричарда Престона. Кстати, Престон столкнулся с такой же проблемой в «Горячей зоне». Его главный герой умирает, отсюда возникают дыры в повествовании. Престон заполняет их, используя конструкции с вводными словами, указывающими на невысокую степень достоверности: «Мы не знаем, но возможно, он и сказал это… пожалуй, он так и поступил… У нас есть определенные сведения, что у него была температура выше сорока градусов, вот почему он мог и чувствовать это…»
Для меня это был выход: предложить читателям возможные варианты сценария и не врать. Оставаясь честным по отношению к фактологическому материалу, я просто рассмотрю вероятные ситуации, что безусловно соответствовало всем правилам журналистики. Поэтому я разыскал суда, пережившие шторм, и начал изучать их переговоры по радиосвязи. Теперь я мог написать: «Мы не ведаем, что случилось с моими ребятами на том судне, но знаем, что происходило на этом корабле». Я взял интервью у парня, пережившего подобную ситуацию на тонущем судне. Он рассказал мне, что, по его мнению, могло происходить с экипажем «Андреа Гейл», а я с его слов пересказал это читателю. Я заполнил пустоту, не нарушая правил и не прибегая к фантазии. Решение возникшей проблемы стало для меня очень значимым делом.
Успех приносит радость и страдания
«Идеальный шторм» вышел весной 1997 года. Издатель возлагал на нее определенные надежды, но никто не представлял, что будет такой большой успех. Книга держалась в списках бестселлеров в течение трех или четырех лет, какое-то время она занимала первую строчку. Студия Warner Bros. купила за приличные деньги сценарий, сделанный на ее основе. Создалось ощущение, будто передо мной были распахнуты все двери. На самом деле – не более чем фантазия писателя.
Я очень гордился своей книгой, но переход от частного лица к личности, находящейся в центре всеобщего внимания, был весьма мучительным. Я боялся публичных выступлений, но мне пришлось участвовать в туре по поддержке книги, говорить каждый день, иногда перед тысячами людей. Кажется, я был тогда совершенно окаменевшим.
У средств массовой информации есть эта странная черта. Если они решают, что ты им нравишься, они рисуют нереалистичный портрет, которому никто не может соответствовать. Мой рост – полтора метра, и люди, которых я встречал, постоянно говорили: «Я думал, ты под два метра». Что в моей книге есть такого, что делало меня высоким? Развернувшаяся суета вокруг меня лишь увеличила во мне чувство неуверенности. Из-за этого я много занимался болезненным самоанализом. Я чувствовал, что внутренне съеживаюсь. Каждый день я чувствовал себя жалким. Лучше так и не стало.
Все ожидали от меня второй книги, но я не совершил этой ошибки и не стал писать сразу. Я вернулся к репортажам для журналов, ездил в Косово, Либерию, Кашмир, Афганистан, Нигерию, Чад и другие места. Писал о реальных событиях порой с безнадежным исходом. Мы, журналисты, делали свое дело, привлекая тем самым внимание всего мира, что потенциально могло спасти многие жизни. Мне посчастливилось работать рядом с очень опытными репортерами, но если я писал о Сьерре-Леоне в гламурный журнал Vanity Fair, то моя статья чаще привлекала внимание из-за моей популярности как автора известной книги.
Наркотик
Я приехал в Сараево в 1993 году с группой независимых журналистов, чтобы освещать происходящие там страшные события. За три недели я прошел путь от официанта до военного корреспондента. Ничто не сравнится с чувством, которое испытываешь, когда впервые видишь напечатанным свое имя.
К тому времени, как достигаешь уровня автора, чье имя красуется в списках Times, литературная работа становится просто частью бизнеса. Есть превосходные, умнейшие книги, никогда не попадающие в никакие списки, и есть полнейший мусор, всегда в них присутствующий. Это знает любой писатель. Ни для кого не секрет, что ни твое присутствие в списках, ни время, которое ты там продержался, не являются полным отражением качества твоей работы.
Бывают моменты – и во время военных действий, и сидя за рабочим столом, – когда трудно поверить, что все пропущенное через тебя может превратиться в страницу текста. Это проделки Всевышнего, или как там его назвать, не знаю, но вы точно пишете так, словно кто-то водит вашей рукой.
То, о чем я говорю, хорошо известно музыкантам-исполнителям: они часто удивляются после выступления, что понятия не имеют, почему так сыграли и откуда взялась эта мощь. Спортсмены, устанавливающие мировые рекорды, тоже признаются: «Я выступил далеко за пределами своих возможностей, совершенно не знаю, что это было». Такое случается и с писателями. Мы все жаждем обрести подобное состояние. Это и есть наш наркотик. Увидеть свое имя в списке Times? Ну что вы! Это слишком никчемно. Пустой опыт. Даже нельзя сравнивать.
Писатели против читателей
Я всегда отделяю себя от читателей, когда работаю. Я отлично знаю, что пишу для них, и много делаю ради учета их интересов – стараюсь, чтобы текст был и доступным, и востребованным.
Но в то же время я пытаюсь отстраниться от мысли, что меня может волновать их мнение. Я пишу для себя. Я изучаю мир, и литературный труд – мой способ его исследовать. Нельзя знать вкусы людей, невозможно угодить каждому. Никто не мог предсказать, что «Идеальный шторм» будет хитом. Попавшее в шторм рыболовное судно? Издатели не знают. Читатели не знают. Никто не знает.
В каждой моей книге есть эпизоды, над которыми я думаю: «Не могу это оставить, ведь потеряю половину читателей». В «Идеальном шторме» таким местом стало доскональное описание, как движется волна. Кто захочет такое читать? Но я сказал себе: «История этого требует». Гигантские волны утопили судно; ты должен объяснить, почему и как это произошло».
В конце концов, если никто не будет читать скучные подробные описания, так тому и быть. Я всегда могу вернуться к своим деревьям, если моя затея с писанием книг провалится. Точно не конец жизни. Я еще только собираюсь написать свою лучшую книгу. И я буду включать темы и описания, которым читатели обычно противятся, – просто нужно быть более внимательным к языку изложения и более тщательно прорабатывать все фразы. Я заставлю их съесть этот шпинат. Сам я не люблю шпинат, но если добавить немного чеснока, то съем.
Почему я стараюсь писать хорошо
Сейчас я знаю: у меня есть своя аудитория, поэтому на мне огромная ответственность писать хорошо.
Я почувствовал потребность в этом, когда начал работать над «Войной». О последних двух войнах написана сотня книг; кто я такой, чтобы добавлять свой голос в этот хор? Поэтому возникла необходимость написать что-то сильное и полезное. Что-то нужное людям. Мне захотелось создать невероятно глубокую вещь.
«Война» написана за шесть месяцев. Работа над ней сдвинула во мне какие-то очень мощные эмоциональные пласты. Я был слишком переполнен тем, о чем писал. Отсюда чувство огромной внутренней ответственности. Никогда – ни до, ни после – мне не приходилось испытывать ничего подобного. Каждую ночь мне снился Афганистан, я снова был с тем взводом. Подобное состояние ответственности я испытал и при работе над фильмом «Рестрепо».
Я пытался понять, как делается безупречный текст. Я знаю, что такое хороший текст, когда читаю произведения других авторов и даже когда перечитываю собственные. Самое лучшее, до чего я додумался, заключалось в представлении о ритме. Проза должна быть ритмичной. Нужно искать верный ритм для отдельного словосочетания, отдельного предложения, отдельного абзаца.
Когда ритм сбивается, читатель с трудом воспринимает содержание. В этом смысле проза близка к музыке. Следует придерживаться внутреннего ритма, тогда текст будет «сам читаться». Это одна из тех особенностей нашей работы, которой практически невозможно научить других. Как научить человека слышать музыку, если у него нет слуха? Внутренний ритм слова – это ДНК прозы. Вот что такое хорошая литературная работа.
Я уделяю огромное внимание языку. Он действительно для меня важен. С таким отношением пишешь намного дольше, но это того стоит.
Себастьян Юнгер делится профессиональным опытом с коллегами• Не обременяйте читателей неповоротливыми фразами и вялыми, невыразительными словами. Если вы будете так писать, они отложат книгу и включат телевизор. Завоевывая расположение читателей, вы таким образом зарабатываете деньги за свою работу.
• Пишите не для «рынка», а для себя. Никто не предскажет, какая из ваших книг достучится до каждого человека и соберет огромное количество читателей. Мои лучшие произведения продавались хуже.
• Любите пользоваться метафорами? Тогда советую относиться к ним крайне осторожно. Если ваша душа успокаивается на фразе: «Дождь стучал так, будто кто-то забивал молотком гвозди» (возможно, я тоже грешен в такого рода изысках), – у вас получится мертвая проза. Заставляйте себя серьезно относиться к образной речи и тщательно продумывать то, о чем вы пишете: как это выглядит? как звучит? что напоминает? Находите сильные и оригинальные способы описывать вещи, события, людей. Заставляйте себя это делать.
