Юрий Пивоваров - Архив Смагина
24
Зёрна
Смагин редко повышал голос, но на этот раз его разговор с Сеулиным был резким, для обеих сторон неприятным. Смагин был немногословен. «Я говорил о доскональном осмотре мест происшествия! Доскональном! А не о поверхностном осмотре. Попрошу впредь воспринимать и выполнять мои указания – буквально, а не в своём понимании!» – эти его последние слова Сеулин запомнил надолго. Возразить было нечего – начальник управления был прав на все сто. Эти зёрнышки таят в себе… А время упущено. Что они в себе таят?! На этот вопрос, заданный самому себе, Сеулин ответить не смог. И не только он.
Мария Ивановна опознала Гопу, тот не отпирался. Она также передала с поехавшим к ней на дом Арсентьевым мятый-перемятый листок бумаги, где Илья пытался изложить последний черновой отчёт. Смагин, Арсентьев, Сеулин тщательнейшим образом нарисовали путь грабителя от места преступления до подвала. Запросили подмогу – людей явно не хватало. Смагин лично инструктировал и ориентировал приданных в помощь подразделению сотрудников. Вопросов не задавали, но интереса и недоумения во взглядах хватало. Тут и бандиты и контра… какие тут зёрнышки – чёрненькие, блестящие? Но отнеслись с пониманием и чувством ответственности.
И подвал, и подворотня были обысканы тщательнейшим образом. В подворотне блестящий «уголёк» лежал под стеной. В подвале пришлось побеспокоить беспризорников – новых постояльцев, было много шума, даже истерик и попыток сопротивления. Зёрнышко завалилось под подобие старого шкафа. Третий объект найти не удалось. Смагин дал команду продолжать поиски.
Итак, имеем два зерна. Смагин смотрел на них и понимал, что кого бы он ни спросил, что с ними делать дальше, никто бы ему не помог. Передать начальству – это понятно, ему виднее. Но что начальство с ними будет делать? Бывают ситуации, когда ему очень даже не виднее. Видения по всей видимости связаны с зёрнами. Какова их природа? Как они «работают»? Что писать в отчёте? Что докладывать? И в записке этой… Синельникова – ничего не понятно. Тень, ветер, смерч какой-то… и вот эти зёрна. А сколько их всего? Здесь, в Москве, три. Должно быть три. А сколько их всего?
Слишком много вопросов, подумал Смагин. Решение? Отложить и подумать. Вот и всё решение. Стоп! Камушки были завёрнуты в тряпочку. Где тряпочка? Могла подобрать какая-нибудь старушка, в хозяйстве всё сгодится. А сумка? Где сумка? Почему её не оказалось в подвале? Наваждение какое-то. Смагин с досады сжал карандаш, тот хрустнул. Гопу сюда! Смагин хотел вызвать дежурного. Не успел – зазвонил телефон. Смагин взял трубку. Он принимал крайне сбивчивый доклад и с каждым услышанным словом сжимался, как пружина. Начальник УРР не хотел верить подчинённому, но понимал: верить надо по той простой причине, что необычность сообщения вполне вписывается в логику предшествующих событий. Смагин волновался, но представить себе, как волнуются участники чрезвычайного происшествия, он мог с трудом.
Сеулин и два приданных ему в помощь сотрудника проводили второй тщательный обыск в подвале – пристанище беспризорников. Четверо милиционеров осматривали двор. Насчёт двора у Селина были большие сомнения – ну, невозможно найти соломинку в стоге сена, если только случайно. На его величество случай и была надежда. Что касается подвала с его ограниченным пространством, то здесь иезуитский педантизм мог дать результаты. Помещение было разбито на малые квадраты, Сеулин составил соответствующую схему и по мере завершения осмотра помечал отработанный квадрат большим жирным крестом. Приближались сумерки, и Сеулин понимал: поиск во дворе вот-вот перестанет быть целесообразным – придётся продолжить завтра в светлое время. Подвал неплохо освещался двумя электролампочками, вторую установили дополнительно, перед обыском.
Он был увлечён работой и, услышав слабый и невнятный шум во дворе, не сразу сообразил, что происходит неладное. Отдельные восклицания, женский крик донеслись слабо, но ставшую привычной за время неспешной работы тихую атмосферу нарушили. Сеулин скомандовал: «Тихо!», – сотрудники замерли. И замерли они не только по команде – оба смотрели в одну точку. Сеулин, стоявший в ним вполоборота, повернулся и тоже замер. В этот момент он услышал выстрел, но не среагировал на него должным образом. И причина тому была веская.
Стена подвального помещения исчезла, растворилась. От неё остались только рваные края. Огромная брешь открыла сыщикам величественную и пугающую картину. Перед глазами Сеулина и его временных помощников протекал ручей. Вода бежала навстречу, чистые, играющие солнечным светом небольшие волны сталкивались, причудливо закручивались и исчезали где-то внизу под рваной стеной. Ручей или даже небольшая речка просматривался далеко. Он разрезал на неравные части большую поляну, окружённую могучим и неузнаваемым лесом. Солнце светили ярко, но его не было видно, могучее светило можно было только дорисовать воображением. Картина не была чёткой, но в общем воспринималась как вполне реальная.
Сеулин пришёл в себя и подумал об услышанном выстреле: надо было как-то реагировать. Но какой тут выстрел! Сеулин понимал: это камешек, зерно. Он почувствовал, как струйка пота скользнула по затылку и сползла за ворот, его бил озноб. Страх? Нет, это было нечто другое, быстрому и простому описанию не подлежащее. «А каково им? – подумал Сеулин о двух изваяниях, в которые превратились его сотрудники, – они же ни о видениях, ни о камешках, ни о Сибири ничего не знают…»
Представитель Управления режимных расследований умом понимал: это мираж. Однако вид, открывшийся перед ним, воспринимался как физическая реальность: он слышал, как журчит ручей, и он услышал и почувствовал тяжёлые шаги. Справа появилась серо-бурая масса, она шевелилась, хорошо было слышно тяжёлое и зловещее сопенье. Бесформенная масса стала удаляться и разделилась сначала на две, затем на три части… Прошло несколько секунд и только тогда Сеулин сообразил, что видит сначала две, затем три, а затем четыре гигантских лохматых ноги огромного животного. Вдоль мощного ручья вперевалку спокойно и уверенно шёл, удаляясь в сторону дальнего густого зелёного леса, мамонт.
Сеулин не был зоологом и знатоком древней фауны. Однако в данном случае вывод о названии животного был очевиден. Несмотря на очевидность, Сеулин не соглашался с выплывшими из памяти образом и его определением, и в голове промелькнула мысль: «Лохматый слон!» Сеулин почувствовал неловкость от собственной растерянности и попытался взять себя в руки.
Один из сотрудников, что постарше, «ожил» и потянулся к кобуре с наганом. «Отставить!» – тихо сказал Сеулин и любитель пострелять остановил руку чуть выше пояса и стал неторопливо поглаживать печень. «Спокойно», – то ли скомандовал, то ли пожелал Сеулин. Мамонт удалялся. Картинка замерцала, поблекла, по изображению пробежала серая с блесками волна, затем другая, на мгновенье вспыхнул яркий, слепящий глаза свет, и изображение пропало. Огромная брешь в стене волшебным образом затянулась, и взору поражённых наблюдателей предстала серая грязная подвальная стена. В подвале воцарился полумрак – слабые элетролампочки явно проигрывали в сравнении с солнечным светом. Глаза адаптировались к слабой освещённости, Сеулин осмотрелся – в комнате ничего не поменялось. Сотрудники смотрели на Сеулина.
Руководитель группы преодолел оцепенение и отметил про себя, что с этого момента он стал больше понимать состояние Гопы, столкнувшегося с медведем. Затем он вспомнил о досадном упущении: не засёк точное время возникновения и окончания феномена. Глянул на часы и сориентировался приблизительно – для рапорта. И уже несколькими секундами позже вспомнил о шуме и звуке выстрела. «За мной!» – коротко скомандовал Сеулин и быстро двинулся к выходу из подвала.
Сказать, что четверо милиционеров и несколько случайных прохожих пребывали в состоянии лёгкого шока, значит, ничего не сказать. Старший наряда тупо смотрел в землю и что-то пытался изобразить руками. Рядом с ним стоял другой милиционер, он держал в правой руке револьвер, его левая рука сжимала рукав начальника, словно он его оттаскивал от неведомой опасности. Ещё два милиционера стояли шагах в пятнадцати, неуверенно переминались с ноги на ногу. У Сеулина сложилось впечатление, что они хотели подойти к старшему, но не решались, словно их отделяло от цели видимое только им препятствие.
Гражданские лица пребывали в растерянности, пожилая женщина непрестанно крестилась и читала молитву.
Сеулин отправил одного из своих помощников, строго предупредив о неразглашении, к ближайшему телефону – доложить Смагину. Сам попытался восстановить картину происшедшего. Если бы не предыдущий опыт ознакомления с таинственными свидетельствами, задача бы оказалась невыполнимой. Именно этот опыт позволил увязать сумбурные, порой чисто субъективные описания и ощущения очевидцев в довольно сложный, но всё же воспринимаемый узел.
