Оак Баррель - Десять поворотов дороги
Гумбольдт лишь пожал на это плечами.
Из интереса часть находки раскопали, получив звание почетных придурков от своих товарищей.
Что было, то было: перед ними лежала упавшая на бок часть сторожевой башни с двумя узкими бойницами и зубцом. Предположение о том, что они все время пробирались вдоль заброшенной крепостной стены, ушедшей в землю словно брошенный кладбищенский памятник, казалось теперь не таким уж глупым.
– Только давайте не будем искать сокровища! Я не готова рыть землю по всему лесу, – запротестовала Аврил.
***
Как выяснилось немногим позже, путешественники весьма вовремя остановились и весьма предусмотрительно развели костер в небольшой пещере, где его не было видно издалека, потому что, подойдя к обрыву, в наступившей темноте они увидели целое поле огней, раскиданных по долине[26].
– Она об этом говорила? – спросил Кира Хвет.
Тот пожал плечами:
– Думаю, да. О чем еще?
– До этой минуты я надеялся, что та дамочка с канделябрами пошутила, – отозвался Гумбольдт.
– Ага, пошутила за сто золотых монет. Мне бы такие шутки каждое воскресенье! – отозвалась темнота в глубине пещеры, слепившаяся вдруг в Бандона. – Туалет готов.
В долгой цепи везения слабым звеном оказалось то, что буквально в паре сотен шагов за поворотом скалы из земли росла приземистая башня с провалившейся внутрь крышей и не в лучшем состоянии пристройкой. Прямо-таки настоящая рыцарская башня, наверняка принадлежавшая настоящим и давно мертвым рыцарям. Можно было полагать даже, что они сложили головы в праведном бою и во славу прекрасной дамы, стабильно отвечавшей им взаимностью.
В башне нагло полыхал костер. Вероятно, ее нынешние постояльцы нисколько не были смущены наличием целой армии в долине, которой вдруг окажется до них дело.
С одной стороны, это, конечно, ставило точку в археологическом диспуте, подтверждая гипотезу профессора Кира, а с другой – давало доктору Гумбольдту основание полагать, что странствующая труппа очень скоро и весьма болезненным путем может присоединиться к бывшим хозяевам башни и уточнить у них все детали.
Бандон отреагировал на происходящее единственным проверенным поколениями путешественников способом: подобрал среди сухостоя приличных габаритов дубину и тщательно обжег ее над костром.
Дальнейшее же, как мы увидим, к категории разумного и даже условно неглупого никоим образом не подходит. На языке вертятся определения, самым безобидным из которых будет «идиотская авантюра». А именно: подкрепленные остатками горлодера из «Лукового Джима» и возбужденные азартом ночного приключения друзья решили взять в плен этих, вероятнее всего, караульных, резонно полагая, что уж они-то точно знают, сколько ихнего войска присутствует в долине… Пара слов – и дело в шляпе. Дамочка ведь хотела знать именно это, не так ли? Час-другой возни и можно спокойно возвращаться в Вестингард за второй порцией звонкой монеты.
***
Под свисающим козырьком кусками держащейся на стропилах крыши за каменным столом сидели главы двух соединенных армий и бросали кости между бутылок (большая часть которых была пуста).
Время от времени один отыгрывал у другого золотую чушку с насечками, кидая ее в одну из двух кучек на полу. (О реформе денежных отношений в Северном кантоне знали только вблизи столицы. Многие проживали целую жизнь, так и не увидев ни одной купюры. А в дальних деревнях заезжих торговцев, пытавшихся дать сдачу «бумажкой», отчаянно били за мошенничество. В этих глухих местах добрый кусок золота всегда оставался таковым и пользовался неизменным успехом. Проблема возникала только с его владельцами: иногда они слишком часто менялись, так что даже не успевали пересчитать свои сокровища[27].)
Никого из охраны военачальников не было видно. Судя по огням, мерцавшим лишь вдалеке за деревьями, все войско осталось внизу в долине в ожидании своих предводителей, решивших устроить суровый мужской пикник на отшибе новых владений, где, по их убеждению, никто не мог представить для них угрозы. Эта самоуверенность сыграла с парнями дурную шутку.
***
Хвет змеей просочился между камнями и хорошенько рассмотрел перспективную добычу…
Поскольку выиграть честный бой с любым из игроков было под силу только Бандону, и то лишь один на один и скорее в теоретическом, нежели в практическом плане, то действовать необходимо было решительно, быстро и на первом этапе скрытно – то есть наиболее подлым образом, который так превозносят историки военных кампаний.
Как можно тише он подобрался к арке узкого входа, когда-то забранного решеткой. Сейчас ее острые заржавленные останки торчали из земли, заставляя подумать о желательности прививки от столбняка. Хвет и Гумбольдт забрались через развороченный оконный проем на верхнюю площадку узкой каменной лестницы, идущей по периметру башни. За ними с земли следили Кир с Бандоном.
Аврил осталась с животными в арьергарде, готовясь оказывать медицинскую помощь или сматываться – смотря как пойдет. Лошадям и макаку было строжайше воспрещено издавать звуки, помимо дыхания и умеренного бульканья в животе.
Отсчитав два раза по двадцать пять, Хвет бросил знаменитый отвлекающий камень, одновременно дающий сигнал к действию. Бандон бросился под арку, замахиваясь дубиной. Кир последовал за ним, пытаясь что-нибудь придумать на ходу…
Как ни странно, наибольшие проблемы возникли с королем под горой, звавшемся у друзей Забоем, а не с королем над горой, в той же компании называвшем себя Склонном. Последний был немногим крупнее Бандона, что по меркам троллей считается сущим карликом. Верховный же гном был ростом с Аврил, что делало его бесспорным лидером гномьей баскетбольной команды, если вы способны себе такое представить. Короче, судьбе было угодно, чтобы на самый верх (для гномов – в самый низ) попали наименьший из больших и наибольший из меньших.
Ближайшим к входу сидел Склонн. Отключив его ударом дубины (хорошо, двумя приличными ударами, от которых дубина разлетелась в щепки), безоружный Бандон оказался нос к носу с широким, как винная бочка, и очень недовольным Забоем, выхватившим топор.
Основная отличительная черта троллей – каменность, давала им в бою значительные преимущества перед людьми. Возможно, поэтому на короле над горой была лишь узкая набедренная повязка, правда, украшенная поясом со множеством дурно ограненных рубинов. Удары Бандона пришлись по незащищенной ничем, кроме нее самой, голове тролля. В то же время важной частью традиционной гномьей культуры является склонность не снимать доспехи даже в постели. В результате чего Забой представлял собой миниатюрную версию еще не изобретенного в Кварте танка.
«Думаю, дипломатия здесь бессильна», – прощальным выдохом пронеслось у Кира, прыгнувшего гному на закорки в том момент, когда Гумбольдт с Хветом отлетели от него к стене, хрустнув всеми известными науке костями и еще парой, до сих пор скрывавшихся от хирурга.
Это задержало короля под горой ровно на полсекунды, которых хватило Бандону, чтобы ударить его столом (картинно отламывать от мебели ножки и произносить речь просто не было времени). Во все стороны полетели пузатые бутылки. Послышался хруст ломаемого чего-то, в чем предстояло разобраться потом. За спиной Бандона в каменную стену по рукоять вошел обоюдоострый топор, брошенный Забоем.
Кир едва успел пригнуть голову, содрав шлем с гномьей башки, в чем и состоял его боевой маневр, ибо справиться с ним в открытой борьбе рыбацкому сыну в принципе не светило. С таким же успехом карась мог напасть на лошадь. В общем и целом, если подсчитывать шансы на успех в сражении, то один к миллиону будет самое оно.
Из-под расколотой надвое каменной столешницы торчали две пары ног: одна – в тяжелых кованых башмаках, которыми можно дробить булыжник, и другая – тощие отростки худосочного тела, обутые в рваные гимнастические тапочки[28].
Бандон, пошатываясь, обошел образовавшуюся кучу обломков и потянул за вторую пару ног, казавшуюся более безобидной. Под столешницей кто-то отчаянно задергался, изрыгая проклятия.
– Это я, – сказал здоровяк ногам, отчего ругань под завалом не стихла, лишь переменив интонацию.
Тело Кира было извлечено наружу со всей возможной деликатностью. Даже ни одна конечность не оторвалось.
Где-то в темном углу мученически стонал Гумбольдт. В его стонах, помимо отзвуков боли, слышалось требование вина и куска свинины. С ним уже возилась Аврил, периодически отгоняя Педанта, пытавшегося укусить раненого за нос. Дружба этих двоих не сложилась, и макак, в свойственной всем приматам манере, пытался использовать момент чужой беды, чтобы окончательно доконать противника.
Хвет стоял под лестницей, держась за вывихнутую руку, чему-то по-дурацки улыбаясь. Затем он произнес «ой!» и сложился на месте без сознания. Хлопоты Аврил мгновенно перенеслись туда, оставив Гумбольдта без выпивки один на один с плотоядной злопамятной обезьяной.
