Владимир Карандашев - Йоля или про то, что всё – не так, как на самом деле…
– Ладно, что-нибудь придумаю, – ответил он. Ольга тут же ушла.
Всё, что было запланировано новоявленными туроператорами, вся культурная программа – пошло насмарку. Гости были предоставлены сами себе. Они гуляли по окрестностям, постоянно что-то обсуждали. В обязанности хозяев входило только вовремя их накормить. В сложившейся обстановке это, кажется, всех устраивало.
Единственно, что огорчало, так это – наметившиеся перемены в погоде. Порывы ветра пока ещё не сильно досаждали своей прохладной свежестью, но вот кучевые облака на горизонте уже могли обеспокоить проницательного наблюдателя тревожными нотками свинцового оттенка…
Вечером, когда поблизости никого не было, Алексей подошёл к Ольге. Она сидела за баней на берегу озера.
– Оленька! Родная. Прости ради Бога! Сам не пойму, как всё это вышло…
Ольга молчала и никак не реагировала на слова мужа. Некоторое время спустя она встала и пошла прочь.
Спать, а вернее – ночевать, Алексей поплёлся на сеновал – вотчину деда Ёшки…
20. Про свободу…?
– Ну, что «лишенец»! Проходи, располагайся. Ёшь тваю плоть… – проворчал дед Ёшка на незваного, но всё-таки желанного гостя. Хотя повод для этого ночного визита был не самый позитивный…
Алексей с понурым видом накинул покрывало на сенное «облако» и неуклюже плюхнулся на это аскетическое ложе, не подумав, что сможет спровоцировать другое облако, но теперь уже пыли.
– Экой, ты братец, неловкий, – продолжил ворчать дед, прочихавшись.
– Ну, извини! Не рассчитал…
– Во-во… Что-то последнее время – одни промашки. Куда ни сунься, сплошные форс-мажоры…
– Ладно, не умничай. Лучше скажи, что Алёна? Говорит что-нибудь?
– Да, нет. Отмалчивается. Я пытался тебя выгородить. Да, какой там… Ладно, рассосётся. Ты мне лучше скажи, что с этими кренделями дальше делать будете?
– Что-что… Ничего. Завтра в город отвезу. Воскресенье же… У них там какое-то мероприятие. А потом «непонятки» начинаются: то ли совсем уедут, то ли опять к нам вернуться. А зачем? Программа, что заранее согласовали, их перестала интересовать. И вообще… Не пойму я их.
– И не поймёшь. Вишь, какие фортеля выкидывают. Ты-то судишь по себе. А у них своё на уме. Говорят, мол… «Мы – свободные люди в свободной стране»… Ёшь иху спесь! Вот и вы сюда из города за этой «свободой» сбежали… А ты вот мне скажи… Свобода… Как ты это понимаешь?
– Ну, хватил! С этим мы и до утра не разберёмся…
– Полагаю, что ты и так особо спать и не собирался. Ну, если сможешь уснуть, я не враг твоему здоровью…
Некоторое время пролежали молча… В ночной тишине только сверчки выводили свои монотонные трели да скотина в хлеву шуршала подстилкой. Алексей ворочался на своём примятом «облаке», и, наконец, откликнулся:
– Я как-то особо не задумывался над этим… Из университетского курса философии только крутится в голове про «осознанную необходимость»… А что, собственно, ты за эту тему ухватился? Для меня сейчас это – не самое актуальное…
– А вот ни скажи… И вообще, брат, философия имеет вполне прикладное, житейское применение. Я так думаю…
– Ну, ты опять в дебри полез…
– А всё-таки? Не увиливай. Что сам-то думаешь?
– Так сразу и не скажешь… Я больше привык рассуждать физическими категориями… Давай так. Начнём с простейшего. Для неподвижного объекта свобода не нужна. А вот для подвижного… Ничего абсолютного в природе, я так думаю, не существует. По крайней мере, к предмету нашего рассмотрения это точно относится. Поэтому свобода – это некий забор или коридор, по которому движется этот объект. За пределами этого коридора – область свободы других объектов. Если ты нарушаешь свой коридор, то неизбежно сталкиваешься с другими объектами. Изменяешь траекторию их движения. А кому это понравится? Это уже не свобода получается, а насилие… Ну, в зависимости от того, кто нарушает эти границы…
– Интересная интерпретация, однако… Хотя, вроде бы всё логично получается, отозвался дед, Ну, а если всё это ближе к нашей жизни повернуть? Про «забор» про этот…
– А что… И у нас – примерно тоже самое. Живём, то есть двигаемся в пространстве и во времени в прямом и переносном смысле. Так называемый «забор» – это разного рода ограничения: физические, в смысле – антропометрические, технические, финансовые, наконец…
– Это получается, что у здоровяка-миллиардера, с его виллами и личным самолётом свободы неизмеримо больше, чем у немощного пенсионера?
– Выходит, что так…
– Ты забыл про нравственные ограничения.
– Да, пожалуй… Тогда не всё так однозначно получается с этим миллиардером и пенсионером…
– Вот и я про то… Знаешь, когда я сидел на зоне, а потом на поселении… Ну, я тебе рассказывал… То ощущал себя, возможно, более свободным, чем сейчас, например… Спросишь, почему? А всё просто. «Забор» – и физический, и временной – был чётко определён. Свои желания и устремления я осознанно не допускал за пределы этого «забора». Работы я никогда не боялся. Меня там уважали.
Дальнейшие рассуждения деда Ёшки Алексей уже не слышал. Он просто уснул.
21. «Вселенский» ливень.
Крупные капли косого дождя изредка барабанили по лобовому стеклу «всеядного», а вернее – «вседорожного» УАЗика. До города оставалось «всего ничего», а «экотуристы» на заднем сидении продолжали молчать, за всю поездку не проронив ни слова. Это продолжалось даже тогда, когда перестало трясти и выбрались на большак.
Тут дорога в очередной раз вильнула в сторону реки и гости заметно оживились. А всё от того, что перед пассажирами открылась необычная картина. Вся пойма реки, свободная от деревьев и кустарника, была устлана пёстрым ковром из шатров и палаток всевозможных форм, размеров и расцветок. Сам по себе факт появления «диких» туристов на живописных берегах спокойной реки да в разгар сезона не мог бы вызвать каких-либо вопросов. Но в таком количестве и так скоропостижно… Дело в том, что, ни во время последней поездки Алексея в город, ни, тем более, в предыдущий вояж за гостями в аэропорт, ничего подобного не наблюдалось.
Ветер нещадно трепал утлые строения, а заодно гонял и поднимал в воздух полиэтиленовые пакеты, какие-то пластиковые бутылки и тарелки, а также прочий одноразовый мусор.
Последние годы «палаточных» туристов по-привычке продолжали называть «дикарями». Но вели они себя, как правило, вполне цивилизованно. Ну, по крайней мере, мусор после себя не оставляли и, тем более, не разбрасывали. А тут творилось что-то невообразимое.
Неожиданно на дороге возник субъект в обтягивающей ярко красной штормовке явно с чужого плеча и с нахлобученным капюшоном. Он буквально вывалился из-за придорожного куста, и Алексей едва успел увернуться и затормозить, огласив округу фирменным УАЗовским визгом тормозов.
– Брат! Извини! Подкинешь до города? – вежливым тоном спросил наглый мужик, открывая дверцу.
– Ну, ты даёшь! – возмутился Алексей, – Так и до греха недалеко… Эдуард Викентьевич, – тут он обратился к главе семейства, – Позволите взять попутчика?
– От чего же не взять, – живо отреагировал колонел (то бишь полковник).
Вежливый мужик проворно водрузился на свободное место рядом с водителем и скинул капюшон. Вид у него был довольно помятый. Всклоченная шевелюра сверху и обрамление из трёхдневной щетины нижней части физиономии вовсе не контрастировали с густым перегаром. Было очевидно, что на ночь данный субъект пил не только кефир.
– Позвольте полюбопытствовать, любезный? – обратился к нему Эдуард Викентьевич, – По какому такому поводу раскинулся здесь этот туристический табор?
– Ещё чего – туристический… Эта дурь не про нас. Условий никаких. Ближайшая потребиловка только в городе. Антисанитария, одним словом.
Немного помолчав, субъект добавил:
– Да, нет… Народ здесь завис, чтобы перекантоваться. А вы, что? Не в курсе? Сегодня же розыгрыш! «Джентльменов авангард ждёт удача – миллиард!». В городе-то – завал. Никуда не сунешься. Всё – занято-перезанято… Народ патрули гоняют. Вот нас неприкаянных сюда и определили. Наши сранья в город подались. А я вот – припозднился…
Супруги многозначительно переглянулись, а непрямой потомок старика Флинта задремал до самого города. Его неровное дыхание продолжало «освежать» воздух, в результате чего ближайшее остекление кабины основательно запотело.
В городе творилось что-то невообразимое. Ажиотаж – этим словом можно было охарактеризовать происходящее. Кто читал «Поднятую целину» М. Шолохова, должен помнить, что в представлении деда Щукаря, который не разбирал мелкий шрифт в энциклопедии, термин «ажиотаж» означал «рай земной». Так вот, на «рай», какой бы то ни было, вся эта лотерейная суматоха мало походила. Скорее – наоборот. К тому же погода совсем испортилась. Не то, чтобы небо обрушилось на землю, просто шёл откровенно-проливной дождь…
