Виталий Калгин - Виктор Цой. Последний герой современного мифа
Андрей Бурлака, музыкальный журналист:
В современной культурной среде группа «КИНО» попросту не смогла бы выжить. В 1991 году уже появились фонограммная эстрада, поп-проекты, и с ними трудно было конкурировать на масштабном уровне. Даже самые монстры рока вроде «ДДТ» сидели в то время без работы… Строго говоря, группа «КИНО» могла развалиться еще в начале 90-х годов, потому что на том уровне была уже сама себе неинтересна[563].
История не знает сослагательного наклонения. Но не нужно забывать, что Цой был не такой, как все. И следовательно, все рассуждения, кем бы он стал после 1990 года, к какой бы политической партии примкнул, совершенно бессмысленны. Не нужно забывать и о том, что каждый судит по себе. Поэтому акценты в воспоминаниях расставляются в соответствии с образом мемуариста. Если мемуарист не понимает, что такое новая музыка, то он назовет творчество Цоя коммерцией и попсой. Если любит выпить и курить анашу, то его Цой предстанет как заядлый курильщик травы и пьяница. Если не умеет мыслить масштабно, то не ждите от него философского или психологического анализа жизни и творчества Цоя. Зато вы узнаете максимум о цвете его штанов и любимой марке сигарет. Поскольку многие из тех, кто сегодня вспоминает Цоя, принадлежат к рок-тусовке, они и окидывают его взглядом рок-тусовщиков. Если мемуарист меркантилен, то и рассказывать он будет о том, как Цой «косил» бабло на гастрольных чесах, а после 1990 года, если бы остался жив, жил бы в Японии (или Корее) и занимался автомобильным бизнесом…
Если вы сравните воспоминания Тропилло, Кинчева, Майка Науменко с интервью Георгия Гурьянова, воспоминаниями Рашида Нугманова или БГ, то увидите диаметрально противоположные взгляды на одного и того же человека. Несмотря на то что члены питерской тусовки вроде бы тесно общались друг с другом, эта сплоченность была местами вынужденной, и в этих кругах вращались люди с совершенно разными жизненными ценностями, разным отношением к музыке, разных поколений. И каждый оценивает Цоя с точки зрения своей шкалы ценностей. И эта шкала может отличаться как от вашей, так и от цоевской.
По мнению Дмитрия Левковского, многие вспоминающие заботятся об имидже Цоя, хотя сам Дмитрий не верит в то, что «этот имидж нуждается в каком-либо исправлении или улучшении»[564].
Алексей Вишня:
Думаю, мы все, кто его знал, заботимся о его имидже, потому что, пока его любят, мы фигуранты великих событий, а когда его разлюбят – мы тоже превратимся в ничто[565].
Рашид Нугманов:
Не буду говорить о других, но лично я стараюсь сохранить память о Викторе, каким я его знал, ничего не сочиняя, не придумывая небылиц и не навязывая личных, культурологических, философских или мифологических измышлений[566].
Каждый вкладывает в «своего» Цоя прежде всего частицу себя. И любое мнение субъективно, поэтому важно хотя бы немного узнать о человеке, пишущем воспоминания, о его реальной роли в жизни Виктора.
Рашид Нугманов:
Артем никогда не был близким другом Виктора и знал его только по общим тусовкам. Неудивительно, что таким он в его сознании и остается, ведь они не проводили вдвоем бессчетных дней и ночей, – откуда Артему знать другие стороны этого человека? Я даже сомневаюсь, был ли у него хотя бы один доверительный разговор с Виктором с глазу на глаз. «Модник». Никогда Виктор не был рабом моды. Да, он мог не раз иронически заявлять о «КИНО», что они «модные ребята», но это было не следование моде сезона, а создание собственной моды. Виктор – человек с невероятно развитым чувством стиля, но к «моднику» это не имеет никакого отношения, это разные вещи, и виной непонимания опять же является поверхностный, самодостаточный взгляд Артема на человека, которого он сам себе вообразил. Любые расхождения с этим, им самим придуманным примитивным образом Виктора его бесят. «Весельчак». Артем постоянно настаивает, что в этом была суть характера Виктора. Да, на тусовках со своими людьми Виктору были свойственны легкий кураж и веселая улыбка. И это главное, что Артем ценит в нем. Все остальное, опять же, вызывает у Артема тихую или громкую ярость. Например, в одной из радиопередач Липницкого, в которой мы оба принимали участие, он вдруг остервенело набросился на меня и на Наташу Разлогову, обвинив нас в том, что мы якобы сделали из Виктора мрачного героя-одиночку. Потом, правда, неохотно допускает, что Виктору, наверное, и самому того «хотелось». Опять же, все это игра собственного воображения Артема, выдаваемая за объективную критику специалиста. Наиболее же смехотворно выглядят его заявления, когда Артем начинает выступать в роли адвоката Виктора и утверждать, что тому бы понравилось, а что «уж точно не понравилось», выдавая свой вкус за вкус Виктора. Меня вообще коробят подобные вольности от кого бы то ни было, но в устах Артема они вдвойне безапелляционны и до смешного категоричны, поскольку произносятся с дьявольски серьезной миной то ли «духовного наследника», то ли «мирового судьи», то ли «паразита номер 1 в советском роке», каковым он сам же себя назвал в первом выпуске моего журнала «ЗгГа» в декабре 1983 года. В своем вопросе вы строите предположение, в чем причина, не в зависти ли? Нет, не думаю. Артема отличало довольно снисходительное отношение к Цою еще при его жизни.
Он мог признавать, что группа «КИНО» имела наибольшие шансы на успех за рубежом, или что Виктор переиграл профессиональных советских актеров, ничего не играя в «Игле», или что он «попал в героическую струю» конца 80-х, но Артем никогда по большому счету не ставил Виктора в первые ряды отечественного рока или тусовки, что даже тогда вызывало у меня недоумение. С годами позиция Артема выкристаллизовалась. Думаю, тут имеет место не «зависть», а самооправдание собственной близорукости и непонимания подлинного значения фигуры Виктора Цоя для отечественной музыки и культуры. И эта собственная близорукость требует теперь яростного бесконечного поиска причин непонятной и неприемлемой для него природы популярности Виктора в дурном вкусе, коварных инсинуациях «близкого круга» и в «fucking cinema»[567].
И это не единственный случай. Такие же заявления можно услышать и в отношении иных людей, считающих себя «друзьями» Цоя. Что касается непосредственно Троицкого, то в день 50-летия Цоя Александр Градский в эфире канала «Москва-24» рассказал, что в конце 80-х Артемий Троицкий инспирировал письмо в московский горком, которое должно было настроить московских рок-музыкантов против Виктора Цоя… Вот такой вот «близкий друг».
Однако современное поколение «киноманов» часто не может определить, где про Цоя врут, а где – нет. И это вовсе не потому, что они не видели его при жизни, а потому, что они живут в другой стране, у них другой бэкграунд, они простодушны и наивно верят любым словам друзей Цоя – рокеров, потому что они слушают русский рок и воспринимают всех звезд этого русского рока как единое целое, как чуть ли не партию с единой идеологией.
А следовательно, для них и Троицкий, постоянно упоминающий Цоя в своих заметках и выступлениях, и БГ – авторитеты, и Кинчев – авторитет, и Майк – авторитет, а вот Айзеншпис – вражеский попсовый продюсер, которого даже не считают нужным выслушать. У музыкантов «КИНО» тоже нет права голоса, потому что они никогда не заигрывали с фанатами и не искали общения с ними.
Поэтому, если вы хотите узнать «настоящего» Цоя, нужно в первую очередь выяснить, что говорил он сам, посмотреть видео и фотографии группы «КИНО», понять, что за музыку он играл, то есть как бы составить в голове свой образ Цоя, а потом уже попробовать подумать, с кем же он общался в разные годы ближе всего, кого он мог считать единомышленником. А также определить, где люди стараются высказаться нейтрально, объективно, без примеси личных обид. То есть надо полагаться на интуицию и логику одновременно.
Влияния и компромиссы
Люди, интересующиеся Цоем, часто задаются вопросом: мог ли кто-то на него влиять? По сумме воспоминаний кажется, что нет. Влиять можно только на того, у кого нет внутреннего стержня, кто сомневается в себе и своих оценках. А это не про Цоя. Многих в нем поражала именно уверенность в том, что все будет так, как он это видит. Вместе с тем он никогда ни с кем особо не спорил – не было желания кому-либо что-либо доказывать. Он просто уходил от тех, кто видел мир иначе.
Марьяна Цой:
Понимаете, тут все зависит от того, что мы понимаем под словом «друзья». Все зависит от точки зрения на этот вопрос. Цой спокойно отказывался от старых связей. У него менялась жизнь, менялись, конечно, и люди вокруг. Он мог совершенно спокойно не видеть тех, кто уходил. Ностальгия по прошлому его не мучила[568].
Известно, что в начале своего творческого пути Цой показывал новые песни Майку и другим рок-друзьям, ожидая их одобрения или критики. В последние годы он иногда показывал новый материал Кинчеву.
