Виталий Калгин - Виктор Цой. Последний герой современного мифа
Разбитая автомашина Цоя. Фото – Сергей Конопиев
Одно до сих пор остается загадкой. Увидев впервые его на фотографии, я не могла отделаться от ощущения, что хорошо знаю этого человека, где-то прежде встречала или даже была знакома. Промучившись несколько дней, я пришла к уверенному выводу, что вижу его впервые. Хотя ощущение осталось до сих пор. Говорят, так бывает.
Потом пришли песни. И я открыла для себя мир, в котором никогда прежде не могла бы побывать. Мир души другого человека. Мир этот был тонок и хрупок, прост на первый взгляд и удивительно сложен при внимательном к нему отношении. Больше всего в этом мире меня удивило почти полное совпадение с моим, и, так как это случается довольно редко, я с радостью и волнением стала проникать туда, где все было так знакомо, близко и понятно. Сейчас, после его ухода, я поняла, что, несмотря на несметные толпы фанов, по-настоящему любили и понимали его далеко не все. И он был прав, когда на фразу журналиста: «За вами пойдут сотни людей, стоит только позвать…» – отвечал: «Пойдут друзья и единомышленники, а их не так уж и много». Действительно, на концерте в Киеве, посвященном его памяти, не было ожидаемой атмосферы народной скорби. Не было портрета, не было цветов, зал не вставал и не молчал в его честь. Нам предложили выслушать «отчетный концерт» каких-то веселых групп, вместо того чтобы включить фонограмму и дать людям возможность попеть хором вместе с Ним, как тогда… И что очень странно, никто, кроме меня и моей подруги, не пришел к тому месту, где стоял всего четыре месяца назад автобус и где девчонки были готовы убить друг друга за право подойти поближе. Я знаю, есть среди них те, настоящие, для которых с его смертью остановилась жизнь. Наверное, в тот день они просто не пришли… Мы посидели на краю тротуара, пока догорала церковная свеча. Дул довольно сильный ветер, и огонек то угасал, то вдруг вспыхивал вновь, каким-то чудом возрождаясь. Может быть, это Он не хотел, чтобы мы уходили…
Удочка Виктора Цоя. Фото из архива Виталия Калгина
10.10.90 г. Через несколько дней опять 15-е число. Прошло всего два месяца. В обычных условиях два месяца – мгновение, которое и не заметишь. Теперь же кажется, что прошла целая жизнь, столько за это время передумано и выстрадано. Мысленно уже начинаю привыкать к реальности случившегося, но по-прежнему, глядя на его фотографии, хочется закричать: «Не верю!!!»
21.02.91 г. Сама себя спрашиваю: зачем я записываю свои мысли? Наверное, дело в том, что эта тетрадь должна пережить меня, как я уже пережила Его, так пусть хоть что-то останется от этой истории, ведь пока я еще тут – я думаю… А думаю вот о чем. На днях вдруг поразила мысль о неслучайности Его ухода именно в тот момент, когда это произошло. На первый взгляд странно, но если вспомнить, каким мы его знали… Сначала – худеньким ершистым мальчишкой, затем – стройным, сильным и очень загадочным парнем. Вместе с внешностью менялись и песни, но он был все тот же – знакомый, только повзрослевший. И вдруг – открытие. 1990 год, киевские концерты. Самое сильное впечатление – Он. С прежними песнями, но совсем другой. Вместо ожидаемого чувства восторга – ощущение чуда и поклонения. Вместо прежнего, так знакомого всем Витька – молодой мужчина, большой, удивительно красивый и совершенно НЕ ТАКОЙ. На вопрос: «Ну, как концерт?» – народ почему-то отвечал: «Знаешь, а он, оказывается…» Говорят, идеальный возраст человека – 33 года, пора физического и духовного расцвета, пик возможностей. Думаю, эту дату можно сдвинуть немного вперед, потому что именно в 27–28 Он стал настоящим мужчиной – взрослым, серьезным, ответственным. Достиг зрелости, вершины физической и духовной красоты. И гармонии тоже достиг, потому что был счастлив, возможно впервые в жизни. Неизвестно, сколько времени бы продлилось это состояние. А он был нужен. Очень нужен. И возможно, кому-то мешал. Он был взят из этой жизни именно в том возрасте, когда представлял собой максимум того, что мог представлять. Случайно ли это? Не знаю. Мне почему-то кажется, что нет. «Забирают всегда не просто так…» (К. Кинчев)…[898]
Альберт Попов, один из устроителей воронежского концерта 1988 года:
Я, кстати, то есть стеб-рок-бард Красный Огурец, был единственным из музыкантов, кто выступил на вечере памяти Вити (первая годовщина, 15 августа 1991 года, ДК Ленсовета, 19 час.; эта афиша висит у меня на стене) с посвященной ему и другим ушедшим от нас рокерам песней (под мои электробарабаны) «Барды уходят» («Там, наверху, много места для нас…»). Никогда это не забуду. В зал набилось более 2000 тусовки со всей страны, я пою, голос срывается, слезы текут, а передо мной темный зал, весь в огоньках спичек и зажигалок! Правда, вечер делали Марьяна с Белишкиным, потому Айзеншписа туда, естественно, не приглашали. А я тогда был почти рок-«звездой», известным и уважаемым «артистом оригинального рок-жанра», единственным в Европе рок-бардом-ударником… Но на следующий день на гала-концерт в «Юбилейном» напрашиваться не стал – там были «гранды»…[899]
Вячеслав Карабулькин:
…В 1992 году, после окончания школы и успешной сдачи экзаменов в вуз, я второй раз в своей сознательной жизни посетил родной город Санкт-Петербург. К тому времени, с учетом интересов, я составил свою, альтернативную культурную программу, в которую входили также посещения Рубинштейна, 13, и Богословского кладбища.
Тогда в Питере жили наши родственники – тетя Валя, троюродная сестра отца, и дядя Миша, ее муж, Гальчинские. Люди они были, мягко говоря, совсем немолодые – разменяли к тому времени седьмой десяток лет. В их присутствии, не надеясь на взаимопонимание, я высказал, однако, свои пожелания. Дядя Миша вдруг выдал мне гневную отповедь: «Да ваш Цой был дебилом! И те, кому он нравится, – тоже дебилы! Ни слуха, ни голоса… Вот у нас на Украине, помню, Гнатюк был: когда пел – душа радовалась, вместе с ним пела! А этот что?»
И вдруг, совершенно неожиданно, тетя Валя самоотверженно, воодушевленно и абсолютно искренно вступилась за честь Цоя и мое право посетить его могилу. Она с такой горячностью заклеймила дядины слова, устыдила его и заставила сесть за руль и вести всех нас на Богословское кладбище. А по пути рассказала, что ее лучшая подруга на протяжении чуть ли не 30 лет – мама Юрочки Каспаряна, которого она, в свою очередь, с пеленок знает. И что она была на его свадьбе, когда он на Джоанне женился. И видела там Витю Цоя. И не только там видела, и общалась с ним неоднократно. Причем рассказала это так буднично, что я просто чуть не сошел с ума.
Было 16 августа 1992 года. С момента гибели Цоя прошло два года и один день, но у его могилы было около двухсот человек. Еще стояли палатки, в которых жили паломники, приехавшие со всех концов СНЕ. И тетя Валя сказала: хорошо, что мы приехали сегодня. Вчера мы бы сюда просто не попали – здесь были тысячи, если не десятки тысяч…
Дядя Миша угрюмо и пристыженно молчал…[900]
Сложно было поклонникам, потерявшим своего любимого кумира, но во много раз сложнее было родителям Виктора, его близким и друзьям. После гибели Виктора его мама, папа и Марьяна периодически общались с журналистами, остальные близкие ему люди ушли в тень.
Смерть Цоя породила множество вопросов и загадок, которые по сей день не дают покоя поклонникам «КИНО». К примеру, начальник автопредприятия № 29 (куда был приписан автобус) говорит о том, что Олег Беликов был первым, кто приехал и спросил о машине[901]. Возникает вопрос: а что, ни одна из ведущих газет не заинтересовалась этим делом? Разбился Виктор Цой, и никого сразу не отправили на место аварии?
Но нужно помнить, что в те годы еще не существовало бульварной прессы, а для обычных изданий все это не представляло особого интереса. Цой в то время не был явлением вселенского масштаба, он просто был популярный рок-музыкант, который абсолютно ничем никому не мешал. И когда он погиб, «совковые» журналисты, как и следовало, отписались в стиле «очень жаль», хотя, по некоторым утверждениям, корреспонденты различных газет все же приезжали на место гибели Виктора.
Однако ментальная обстановка была тогда намного здоровее, – не было экстрасенсов, целителей, гадалок и прочих. Да и поклонники «КИНО» были адекватнее нынешних. Именно поэтому сегодня нет фотографий ни разбитой автомашины Виктора, ни иных «жареных» кадров. Это сейчас фаны разобрали бы разбитую машину на сувениры. А тогда у людей просто было ГОРЕ. Глубокое, сближающее всех горе. И еще – нужно помнить, что в то время не было цифровых фотоаппаратов и мобильников, поэтому никто ничего особо не фотографировал. Фотоаппараты были, как правило, только у тех, кто занимался фотосъемкой профессионально. Да и фотографировать разбитую, залитую кровью машину в то время вряд ли кто-то стал бы… Но сегодня люди в это не верят, откуда и рождаются нелепые слухи и домыслы.
