Николай Ефимович - Майя Плисецкая. Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины
Знаменитый композитор, которому 16 декабря исполняется 70 лет, рассказывает о своей музыке и музе – Майе Плисецкой.
«Я, как очарованный странник…»Первым делом меня усадили за стол.
– Вы наверняка за работой не успели поесть! – сказала совершенно по-домашнему Майя Михайловна.
Великая балерина угощала самой русской едой – отварное мясо, квашеная капуста, малосольные огурцы.
– С каким удовольствием я бы тоже отведал, – с аппетитом сказал, показывая на банку с соленьями, зашедший на кухню юбиляр. – Но сейчас не могу.
– В Мюнхене такой капусты не купишь. Не скучаете по России, Родион Константинович?
– А мы никуда не уезжали. Мы сидим с вами у себя дома в Москве. Здесь все: библиотека, рояль, гараж… В Мюнхене снимаем квартиру вместе с тарелками, скатертью, постелью. Проживание там очень помогает в работе с моим немецким издателем, с охраной авторских прав – с этим в России по-прежнему неладно. Мы подолгу живем в Литве. А сколько времени проводим в поездах, самолетах!
– Но тяжело вот так скитаться по свету…
– Это наш пережиток: что, если ты не появляешься в стране полгода, ты – предатель. Глинка жил в Испании годами, умер в Берлине. Не хотел ездить на приемы в Петергоф и предпочитал бюргеров. Мы полны советских пережитков, которые в нас вбили молотками. Если надоест в Мюнхене, я в другое место перееду.
– Пока не надоело?
– Я не могу сказать, что мы с Майей Михайловной превратились в верных жителей Мюнхена. Но, когда приезжаем туда, всегда идем в ресторанчик, где самое лучшее пиво. А утром я покупаю свежайший хлеб, равного которому нет в мире. Какие-то радости чисто мюнхенской жизни мы вкушаем, чего греха таить. Но я бы себя больше определил как скитальца или, если хотите, очарованного странника, но без той тяжкой судьбы, которая выпала на его долю.
– Значит, премьера оперы «Очарованный странник» в Нью-Йорке в декабре 2002 года не случайна?
– Этот будоражащий меня сюжет я обхаживал давно. Он представлялся мне такой лакомой вещью – поразительно музыкален! Грушенька – цыганка, певица – через голос вызывает к себе любовь Ивана Северьяновича. Повесть Лескова поразительна по описанию ментальности русского человека тех времен, его трагичнейшей судьбы. Помните, как засеченный монах говорит: «Будешь много раз погибать и не погибнешь, а как придет погибель настоящая, вспомнишь знамение…» Весь русский человек в этом.
– Поймут ли прагматичные американцы все тонкости душевных хождений русского человека?
– Они мне сами заказали сочинение такого рода. Откровенно говоря, у меня есть большая тревога – Лесков от них очень далек.
– Там, на Западе, ваша музыка звучит все время?
– Иначе на что бы я жил? Лавки с папиросами у меня нет.
– Из современных русских композиторов мало чей юбилей отмечается на Западе так громко – Год Щедрина.
– Мне грешно жаловаться. В преддверии фестиваля в России были фестивали в Италии, Англии, Голландии, Финляндии, Германии.
– На открытии фестиваля в Большом Кармен танцевала самая громкая наша балерина Анастасия Волочкова. Это ваш выбор?
– Имя у Волочковой звонкое, есть почитатели, есть ниспровергатели. В искусстве иногда это даже нужно. А партию Кармен ранее она уже танцевала.
– В России прозвучат только ваши прежние «хиты»?
– Будут и сочинения, неизвестные в России. За последние годы я написал много новой музыки. И хотел бы показать ее своей публике.
«Я пишу по заказу…»– Вы пишете музыку по заказу. А говорят, что только муза может «заказывать» композитору.
– Уже в вопросе я вижу сочувствие: бедный раб на галерах. Но это не так. Вот когда я писал музыку по заказу для советского кино, мне доставалось крепко. Я был еще совсем юн, когда написал музыку к «Коммунисту» Райзмана. Режиссер замечательный, но с музыкой у него отношения были натянутые. Он послушал и сказал: музыка хорошая, играйте ее на моих похоронах, но к фильму не подходит. Я за два дня написал новую. Он опять: не то. Лишь с третьего раза я попал в цель. Это у нас такая ментальность.
Игорь Ильинский, ставя пьесу в Малом театре, признался: думаю позвать художника Пикассо. Я был молод совсем и говорю: Пикассо такое напишет, что вам вряд ли подойдет. Ну мы его поправим немножко, ответил Ильинский.
– А с западными оркестрами, дирижерами такое случается?
– Нет, Бог миловал. Это глубокое заблуждение, что музыка по заказу заведомо плоха. Возьмем Сикстинскую капеллу. Это же был заказ Римского Папы. А «Бранденбургские концерты» Баха? Есть и легенда, что банкир, страдавший бессонницей, заказал Баху цикл вариаций, чтобы они убаюкивали вместо снотворного. По заказу работали крупнейшие классики прошлого. Это чисто творческий процесс. Я совершенно свободен в отказе от того, что мне неинтересно. И сейчас пишу столько, сколько я никогда в жизни не писал. Как говорит Майя Михайловна: «Ты работаешь 24 часа в сутки».
У рояля с музой.
– Прямо с утра садитесь за инструмент?
– Я просто в ночи иногда встаю.
«Лолита» в России– Увидят ли в России вашу знаменитую оперу «Лолита»?
– Кажется, ее взялись ставить в Перми.
– Но права на сюжет романа выкуплены Голливудом?
– Об этом я узнал, когда опера была уже написана.
Презентация книги «Родион Щедрин. Автобиографические записи».
– Удалось договориться с капризными американцами?
– Только благодаря Ростроповичу и сыну Набокова.
– А сам роман вы впервые на Западе прочитали?
– Нет, в России. Лиля Брик дала мне эмигрантское издание еще в 60-е годы. У нас эту книгу свели к педофилии. А там масса глубоких философских взглядов, иногда совершенно парадоксальных. Для меня она не так однозначна. У Набокова все непросто. И «Лолита», может быть, одна из самых загадочных книг. Я пытался какие-то из тайн открыть своим музыкальным ключом, но до дна так и не добрался.
– Сейчас в Германии вышла книга о вас с предисловием Мстислава Ростроповича. Вы по-прежнему дружны?
– Он прилетал в Литву – играл с оркестром филармонии целый вечер моей музыки. Он неутомимый, гениальный человек. Энергия у него термоядерная. То он играет в честь Елизаветы II в Лондоне, то летит в Буэнос-Айрес, звоню ему – он уже в Мадриде.
– А когда же просто посидеть, рюмочку пропустить, поговорить о жизни…
– А мы так и делаем. После каждого концерта всегда застолье до 3–4 часов утра – надо расслабиться, раскрепоститься, рассказать новые шутки. Слава – замечательный рассказчик. Одна история смешнее и колоритнее другой. Вообще у русских музыкантов это принято. Западные музыканты академичнее и суше.
– Судя по «Озорным частушкам», у вас душа часто просит чего-то разухабистого.
– Человек без юмора скучен и тяжел. У меня первая мысль была назвать пьесу «Матерные частушки». Но в 1963 году это было невозможно. В частушках и народных русских песнях скабрезные слова всегда подаются с такой изумительной чистотой. Ничем заменить это невозможно.
«Меня хотели даже побить!»– А провалы у вас были?
– Моя опера «Не только любовь» с треском провалилась во многих театрах, включая и Большой. Хорошо что в Новосибирске я быстро нашел выход из театра – там автора хотели побить. Зато в Перми был удачный спектакль.
– Это зависит от публики?
– А почему случился провал «Чайки» в Александринке с гениальной Комиссаржевской?! Тут много обстоятельств. Может быть, публика не созрела для такого рода тихой оперы: в Большом всегда со знаменами и хоругвями на авансцену выходили.
– А у вас что было?
– Женщина бальзаковского возраста безудержно влюбляется в молодого паренька, начинает его преследовать. Тот не понимает, чего от него хотят, у него невеста. Это сюжет по повести С. Антонова «Тетя Луша». Я после войны в Белоруссии видел деревни – глубокие старцы, либо безногие инвалиды, либо молокососы. И бабы бросались на четырнадцатилетних парней в надежде утолить что-то такое, что продиктовал им Фрейд.
– И такой «порочный» сюжет попал в 1961-м году на сцену Большого театра?
