Виталий Дмитриевский - Шаляпин
Жизнь Марии Валентиновны с Шаляпиным не проста. Юридически брак оказалось возможным заключить только много лет спустя, в конце 1920-х годов. Кроме того, Шаляпин поставил условие: первая семья, дети не должны чувствовать себя осиротевшими. Иола Игнатьевна сумела сохранить в доме такую атмосферу, в которой Федор Иванович не чувствовал себя виноватым и отвергнутым. В происшедшей семейной драме она считала виноватой себя — не смогла укротить свой ревнивый характер, пылкий итальянский темперамент. В 1906 году Шаляпин основывает домашний очаг в Петербурге, но в московском доме он по-прежнему любящий отец. Летом Федор Иванович живет с детьми на даче, развивает склонности Бориса к рисованию, девочек — к танцу и драматическому искусству, направляет их, образовывает. Московский дом по-прежнему полон друзей. Серов, Коровин, даже если не заставали дома хозяина, возились с детьми, беседовали с Иолой Игнатьевной. Серов рисовал птиц и животных, а однажды принес модную в то время игрушку — куклу бибабо и показал детям маленький спектакль: они запомнили его на всю жизнь.
К 1910 году Шаляпин и Мария Валентиновна уже прочно обосновались в Петербурге. Для Иолы Игнатьевны и детей Федор Иванович приобрел дом со службами на Новинском бульваре.
Лидия Федоровна Шаляпина обстоятельно описывала усадьбу. В глубине — парк с вековыми деревьями, теннисной площадкой. В двухэтажном особняке — 25 светлых просторных комнат, парадный белый зал — здесь собирались для репетиций и домашних концертов. «Далее следовали: столовая, гостиная, кабинет, биллиардная и мамина половина, состоявшая из спальни, будуара и ванной; затем шли комнаты для гостей, комнаты для прислуги и, наконец, двухэтажная папина половина: внизу была уютная спальня, выдержанная в синих тонах, и большая ванная комната, лестница из которой вела наверх, в светлую и веселую комнатку с двумя окнами, выходящими в палисадник. Впоследствии отец вообще перебрался туда; ему нравилась эта уютная комната и ее privacy».
Как складывается жизнь Шаляпина в 1900-е годы? О мироощущении артиста можно судить по автографу, оставленному им в альбоме Сергея Ивановича Зимина: «Нужно всегда гнать прочь спокойствие, ибо радость настоящей жизни в беспокойстве. Ф. Шаляпин. 31 января 1906 года». Ликующая интонация!
Певец существует в пестром и многокрасочном духовном, творческом и жизненном пространстве. В Москве — Большой театр, дом, дети, давнее дружеское окружение; в Петербурге — Мариинский театр, концерты Александра Ильича Зилоти, сонм поклонников, новый очаг, который он создает вместе с Марией Валентиновной, авторитетные музыканты, их дружеское окружение, сохранившееся еще с поры первых петербургских дебютов: Стасов, Глазунов, Римский-Корсаков. Наконец — Европа, ее Шаляпин тоже обживает весьма энергично: Милан, Париж, Берлин, Лондон, Монте-Карло… Артист в расцвете сил и таланта, он вступил в четвертое десятилетие своей жизни, свободно перемещается из страны в страну, он везде «звезда», «гражданин мира», желанный гость, его мечтают принять с почестями главы государств и удостоить высшей награды. Но при этом Шаляпин «обычный человек» — «гуляка праздный», любвеобильный отец и покоритель женских сердец, открытый дружбе, общению, и известные пушкинские строки:
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен… —
к нему вполне применимы. Ольга Леонардовна Книппер-Чехова писала Антону Павловичу в Ялту:
«После спектакля („На дне“ в Художественном театре. — В. Д.) ездили в „Эрмитаж“ по приглашению Горького… Шаляпин рассказывал анекдоты, но не сальные, я до боли хохотала. Какой он талантливый! Пел он тоже, пел чудесно, широко, с захватом. Рассказывал о сотворении мира; о том, как поп слушал оперу „Демон“, как дьякон первый раз по железной дороге ехал; как армянин украл лошадь, но оправдался: лошадь, говорит, стоит поперек улицы, а улица узенькая, я — мимо морды: кусает, я мимо зада — лягает, я — под нее, а она тут-то и убежала, значит, она меня украла, а не я ее…»
Шаляпин любил бывать у художников, он приезжал на шмаровинские «среды», на Молчановку вместе с пианистами А. Н. Корещенко и Ф. Ф. Кенеманом, пел для друзей. А в традиционный «рисовальный час» вместе с другими брался за карандаш и щедро дарил шаржи, автопортреты. Его рисунки разыгрывались в лотерею, а вырученные деньги шли в фонд стипендии студентам Училища живописи, ваяния и зодчества. В мастерской под собственный фортепианный аккомпанемент Шаляпин пел романсы, русские песни, оперные арии. Слушателей покоряла особая, хрупкая интимность музыкальной атмосферы, которая не возникала на большой концертной эстраде, при «сборной» публике.
Один из вечеров у Константина Коровина запечатлел художник Леонид Пастернак. Артист — в центре композиции, вокруг завсегдатаи коровинских вечеринок: сам хозяин, Л. О. Пастернак, А. Е. Архипов, С. А. Виноградов. Аккомпанирует на гитаре П. А. Тучков, прожигатель жизни, бывший предводитель дворянства, прокутивший с цыганами состояние…
«Когда Тучков в своем увлечении аккомпанементом к прекрасному пению Шаляпина доходил почти до экстаза, — вспоминал Л. О. Пастернак, — Шаляпин нарочно спадал на одну ноту выше или ниже… Тучков вдруг как бы просыпался, свирепел от злобы — ругательствам не было конца, а вся компания ввергалась в беспрерывный хохот, шум и гам. Это бывал один из „номеров“ вечера. Во время пения Тучкова, когда тот входил в раж и его лицо становилось багровым и смешным, Шаляпин, бывало, шептал мне на ухо: „Посмотрите на него! Глазок, глазок-то его! Нарисуйте его! Ради Бога, нарисуйте!..“».
Глава 5
ГОРЬКИЙ, ЧЕХОВ, ТОЛСТОЙ
О Максиме Горьком Шаляпин впервые услышал от Рахманинова. Сергей Васильевич предложил ему книгу рассказов:
— Прочти. Какой у нас появился чудесный писатель! Вероятно, молодой…
Читая Горького, Федор вспоминал прошлое, удивлялся сходству жизненных впечатлений. Тогда же он написал автору письмо, но ответа не получил.
Они мельком виделись в 1900 году, но знакомство не закрепилось.
«Я только что воротился из Москвы, — писал Горький Чехову, — где бегал целую неделю, наслаждаясь лицезрением всяческих диковин, вроде „Снегурочки“ Васнецова, „Смерти Грозного“ и Шаляпина… Шаляпин — простой парень, большущий, неуклюжий, с грубым, умным лицом. В каждом суждении его чувствуется артист. Но я провел с ним полчаса, не больше».
Стремительное сближение писателя с артистом произошло год спустя в Нижнем Новгороде. После представления «Жизни за царя» за кулисы пришел Горький и с характерным волжским оканьем сказал:
— Вот хорошо вы изображаете русского мужика. И хотя я не поклонник таких русско-немецких сюжетов, все-таки, как плачете, вспоминая о детях, Сусаниным, — люблю. Правда ли, что вы также из нашего брата Исаакия? («Нашего поля ягода». — Ф. И. Шаляпин.)
Разговорились. Оказалось, что трудные годы отрочества и юности они прожили рядом, бродяжничали, грузили баржи, набирались синяков и ума — «в людях», у сапожника, у пекаря. Вспоминали зимние кулачные бои, которыми славились поволжские города. «Обнялись мы тут с ним и расцеловались, — вспоминал певец. — В этот вечер между нами завязалась долгая горячая, искренняя дружба».
Горький и его жена Екатерина Павловна Пешкова пригласили Федора к себе на Канатную улицу. В память об этой встрече осталась фотография с надписью: «Великому артисту Федору Ивановичу Шаляпину. М. Горький — преклоняюсь перед его могучим талантом. 30 августа 1901 года. Нижний Новгород». А в день отъезда певец получил еще один снимок Горького: «Простому, русскому парню Федору от его товарища по судьбе А. Пешкова».
В доме Горького Федор встретил молодых писателей Степана Скитальца, Леонида Андреева, врачей А. Н. Алексина, Л. С. Средина, он почувствовал себя легко среди новых знакомых, много рассказывал, пел.
«Я за это время был поглощен Шаляпиным, а теперь на всех парах пишу драму („Мещане“. — В. Д.), — сообщал Горький в Петербург своему другу издателю Константину Пятницкому. — Шаляпин — это нечто огромное, изумительное и русское. Безоружный малограмотный сапожник и токарь, он сквозь терния всяких унижений взошел на вершину горы, весь окурен славой и — остался простецким, душевным парнем. Это — великолепно! Славная фигура!.. Вообще — жить на этой земле — удивительно интересно! То же говорит и Шаляпин. Он будет хлопотать о допущении меня в Москву, в октябре, куда мне надо быть, чтобы поставить пьесу…»
Портрет Горького той поры воссоздает писатель и публицист Сергей Яковлевич Елпатьевский: «Он был неуклюжий, с длинными руками. Спина у него немножко горбом, как у грузчиков, что долго таскали десятипудовые мешки, и когда ходил, сутулился: мне все казалось, что походная сума еще не слезла с его плеч. Сидеть он не умеет, у него нет определенной манеры сидеть, как у людей, привыкших сидеть; кажется, он только пришел и вот-вот снимется. Лицо серое, сумрачное, и только глаза голубые, прозрачные, цветочные глаза ярко встают на пасмурном лице. Когда улыбается, лицо становится моложе и ласковее, и немного хитренькое. Слова из него выходят медлительные, тяжелые, словно из-под пресса, давно залежавшиеся, с трудом вырывающиеся».
