Владимир Мартынов - История богослужебного пения
Восстанавливая древнерусскую певческую систему, восстанавливая древнее пение, мы тем самым не извлекаем на свет некий археологический объект или музейный экспонат, но причащаемся небесному пению и обновляемся истинной непреходящей новизной. Ибо вся та новизна, которая кажется нам новизной, есть новизна ложная, видимая, являющаяся по сути дела возвратом к ветхим, языческим временам и уводящая нас от подлинной непреходящей новизны новозаветного пения, песни новой, предреченной святым пророком Давидом. Как при реставрации древней иконы реставратор должен снимать с этой иконы слой за слоем, чтобы освободить подлинный древний образ от поздних записей, грязи и копоти, так и при восстановлении древней певческой системы нужно слой за слоем счищать напластовавшуюся ложную новизну, чтобы открылась новизна истинная. Но если при реставрации иконы снимаются наслоения с некоего внешнего обтъекта, то при восстановлении древнерусской певческой системы наслоения надо счищать с нашего сознания, с присущего нам певческого мышления, и хотя эта операция не всегда приятна, безболезненна и желательна, но в выполнении ее заключается следование урокам истории и велениям Православной Церкви.
25. Судьбы русского богослужебного пения в XX веке
Небывалые в истории человечества гонения, обрушившиеся на Православную Церковь после 1917 года, привели к тому, что многие области церковной жизни были сведены практически к катакомбному уровню существования. Когда монахинь варят в смоле (Воронеж, 1918), а священников жгут в топках паровозов, вешают за бороды на деревьях и колют штыками, уже само пребывание в храме — не говоря уже о пении на клиросе — начинает требовать от человека недюжинного мужества и готовности к мученичеству. Война, ведущаяся государством против Церкви, не знала ни перемирий, ни оттепелей. Так, «либеральный» и «оттепельный» Хрущев обещал к 80-м годам показать по телевизору «последнего попа», а в «застойные годы» хождение в Церковь могло быть чревато крупными административными неприятностями. Естественно, в таких условиях занятия богослужебным пением не могли иметь никаких перспектив.
Тем более удивителен пример Киево-Печерской лавры, где вплоть до закрытия в 1962 г. традиционный лаврский распев не только успешно сохранялся, но даже приумножался и развивался. Под руководством архимандрита Валерия и последнего уставщика лавры игумена Феодосия было составлено несколько рукописных сборников, в которых киево-печерским распевом был охвачен целый ряд богослужебных текстов, ранее распеваемых другими распевами. В XX веке киево-печерский распев не только разрастался чисто количественно, но и претерпевал некоторые качественные изменения. По словам игумена Феодосия многие монахи были недовольны некоторыми европейскими стандартами гармонизации и голосоведения, свойственными дореволюционному пятитомному изданию киево-печерского распева. В новых рукописных сборниках гармонизация и голосоведение были максимально приближены к практике простого монашеского пения. Пение подобного рода практиковалось и в Валаамской обители вплоть до 1940 г., о чем можно судить по сохранившимся до наших дней граммофонным записям.
Но конечно же и Киево-Печерская лавра и Валаамский монастырь представляли собой лишь чудесные исключения. В основном же в церковнопевческои практике этого времени реа-лизовывались наиболее худшие тенденции XIX в. Именно разрастание этих тенденций и послужило причиной уже приводимых выше слов Святейшего Патриарха Алексия I. Одним из путей преодоления порочного певческого наследия XIX в. было развитие русской медиевистики, оформившейся к началу XX в. в зрелую научную дисциплину.
Первые работы советских ученых, посвященные русскому церковному пению, начали создаваться только в 40-е гг. (а появляться в свет и того позже — в 60-е гг.). В 1928 г., правда, вышли двухтомные «Очерки по истории музыки в России с древнейших времен до конца XVIII века» Н. Ф. Финдейзена, но сам Н. Ф. Финдейзен скорее является представителем еще дореволюционной науки. Таким образом, первыми крупными советскими медиевистами могут быть названы М. В. Бражников и В. М. Беляев. Книга В. М. Беляева «Древнерусская письменность», вышедшая в 1962 г. (почти спустя двадцать лет после написания), посвященная целому кругу вопросов: вопросам происхождения знаменного распева и крюковой нотации, проблемам кондакарного, путевого и демественного пения, в целом продолжает линию дореволюционной медиевистики, хотя содержит ряд новых моментов. Так, в ней дается ряд смелых и спорных расшифровок песнопений беспометного периода, сделан ряд интересных наблюдений над природой знаменного и демественного многоголосия.
Если крут научных интересов В. М. Беляева был весьма разнообразен, и обращение его к древнерусской церковной тематике являлось лишь эпизодом в его обширной деятельности, то жизнь М. В. Бражникова была целиком и полностью посвящена служению русской музыкальной медиевистике. Его научное наследие огромно, и многое до сих пор только еще ожидает своей публикации. Сам М. В. Бражников, оценивая свое место в науке и значение изучаемого им предмета, писал в 1949 г. : «Именно теперь, с многолетним опытом за плечами, я все больше и больше убеждаюсь в том, что настоящая правда в моем предмете еще не сказана и что о нем попросту не знают того, что о нем следует знать, и что он заслуживает еще более высокой оценки, чем те, которые давали ему самые преданные и знающие исследователи дореволюционного времени. Именно поэтому я считаю своим долгом не дать оборваться традиции, сделать как можно больше и поспеть написать или передать кому-нибудь все то, что я узнал, что я накопил, и отдать своему делу всю жизнь до конца».
Из основных работ М. В. Бражникова следует назвать «Древнерусскую теорию музыки» (1972) и «Лица и фиты знаменного распева», написанную в 1949 г., но изданную только в 1984 г. В обеих книгах собран огромнейший материал, добытый упорной многолетней работой с церковнопевческими рукописями. В «Древнерусской теории музыки» подробнейшим образом анализируется содержание азбук, кокизников и фитников XV-XVIII вв., причем рассматриваются памятники не только знаменные, но и путевые и демественные. Через всю книгу красной нитью проходит мысль о том, что постижение древнерусского богослужебного пения может быть осуществлено только через изучение крюковой нотации и что западная нотолинейная нотация дает заведомо неверное и искаженное представление о данном предмете. В частности, М. В. Бражников пишет, что введение западной нотации послужило одной из причин забвения знаменного распева. «Переход на западноевропейскую систему не мог не сказаться отрицательно на творчестве тех, кто хотел в рамках новой системы продолжать развивать знаменный распев. «Неопределенные» длительности знаменного распева и его мелодическая и ритмическая импровизационность — две его важнейшие особенности — по существу были парализованы. Пресеклась самая возможность дальнейшего творчества распевщикоов, если только они хотели по-прежнему опираться в нем на древние традиции».Эта мысль М. В. Бражникова является примером углубления и развития идей С. В. Смоленского и В. М. Металлова, причем инерция западного мышления отбрасывается еще более решительно, а осознание сокровенной сущности древнерусской теории становится еще более ясным.
«Лица и фиты знаменного распева»— логическое продолжение книги В. М. Металлова «Осмогласие знаменного распева». Работа М. В. Бражникова содержит крюковое начертание, ното-линейную расшифровку и словесное разъяснение более чем 4000 лиц и фит» извлеченных из рукописных кокизников и фитникоЕ» XV - XIX вв. и вместе с трудом В. М. Металлова представляет собой наиболее полный свод мелодических элементов знаменного распева. Забегая вперед, можно сказать, что следующий шаг в направлении углубления понимания интонационной природы знаменного распева уже сделан, но, к сожалению, еще не увидел света. Имеется в виду кокизник и фит-ник Божидара Карастоянова, который, вероятно, будет опубликован в Болгарии в ближайшие годы и в котором попевки, лица и фиты рассматриваются не как стабильные, единые структуры, но как структуры сложные и мобильные. Другими словами, Б. Карастяянов совершил переход от статичного рассмотрения попевки к рассмотрению динамическому.
Возвращаясь к наследию М. В. Бражникова, невозможно обойти молчанием его расшифровки певческих памятников XVI -XVII вв. Так, им открыты, опубликованы, расшифрованы и снабжены научным аппаратом евангельские стихиры Христианинова перевода вышедшие в «Памятниках русского музыкального искусства». В тех же «Памятниках» в 1983 г. был опубликован «Ключ знаменный» инока Христофора, работа над изданием которого была завершена Г. А. Никишовым, учеником М. В. Бражникова. В 1967 и 1974 гг. были осуществлены выпуски, содержащие праздничные стихиры большого знаменного распева. Большое количество бражниковских расшифровок содержится в «Образцах древнерусского певческого искусства» Н. Д. Успенского. Все перечисленные публикации долгое время оставались чуть ли не единственным источником, из которого рядовой музыкант, не посвященный в тайны медиевистики, мог получить хоть какое-то представление о конкретном мелодическом содержании древнерусского певческого наследия.
