Себастьян Даншен - Элвис Пресли: Реванш Юга
Ар-си-эй с потрясающей легкостью использовала все доступные способы: каждая запись Элвиса выходила одновременно в трех форматах, чтобы вытрясти побольше долларов из миллионов его поклонников. За один сезон 1956 года было выпущено одиннадцать «сорокапяток» (из них семь — в августе), девять пластинок на четыре песни и два альбома; на следующий год ритм почти не замедлился: четыре сингла, семь ЕР и две пластинки в 33 оборота. Вопреки всем ожиданиям эта избыточная продукция не залеживалась — такой невиданный размах принял феномен Пресли. Чтобы в этом убедиться, достаточно одного примера: Ар-си-эй пришлось срочно штамповать «Люби меня нежно», чтобы выполнить 856 327 предварительных заказов, сделанных продавцами пластинок; сингл Ар-си-эй 6604 был распродан в двух миллионах экземпляров благодаря успеху на радио одной его стороны — «Не будь жестокой», а затем столько же поклонников нашлось у другой стороны — «Дворняга», так что всего было продано четыре миллиона экземпляров.
Имея в своем активе пять из пятнадцати величайших хитов 1956 года, Пресли стал просто подарком судьбы для второй по величине студии грамзаписи в Америке. Ар-си-эй-Виктор всегда выдерживала конкуренцию со стороны «Коламбии» в области классической музыки, но в плане эстрады дело обстояло иначе, поскольку там обычно тон задавал филиал телерадиосети Си-би-эс. С приходом Элвиса фирма с собачкой вошла вслед за «Коламбией» в первую тройку высших авторитетов на рынке поп-музыки. Цифры говорят сами за себя: в среднем за день продавалось 30 тысяч «сорокапяток» и 8 тысяч ЕР и пластинок в 33 оборота, так что в 1956 году Элвис Пресли приносил своей фирме доход в каких-то 75 тысяч долларов в день, повысив ее оборот на 20 процентов по сравнению с предыдущим годом.
Эта манна небесная напитала и зарубежные отделения Ар-си-эй, начиная с канадского: восемь из десяти бестселлеров принадлежали Элвису. По ту сторону Рио-Гранде, несмотря на языковой барьер, пластинки Пресли расхватывали с такой быстротой, что конкурирующие фирмы с отчаяния даже стали распускать самые нелепые слухи о нем. Играя на чувствительной сексуальной струне, они намекнули, что Элвис якобы предпочитает «поцеловать трех негритянок, чем одну мексиканку» — достаточно весомый довод, чтобы на краткое время запретить продажу его пластинок в начале 1957 года.
Страсти по Пресли развернулись и в Европе, где Ар-си-эй опиралась на свой филиал в Великобритании, проникнув в хит-парады Старого Света. Только в Англии в 1956 году восемь песен Элвиса попали в десятку лучших, а в день создания его лондонского фан-клуба туда сразу записались пятьсот человек. Параллельно из главных европейских столиц и из Австралии, где Элвис сразу завоевал свою аудиторию, стали поступать первые предложения о гастролях.
Эти исключительные результаты быстро заставили Ар-си-эй забыть о прежних страхах и постараться укрепить связи со своим артистом. Уже в октябре 1956 года был составлен новый контракт в подкрепление прошлогоднего: нельзя было допустить, чтобы Элвиса переманила какая-нибудь конкурирующая фирма. Том Паркер воспользовался этим, чтобы поднять ставки; изначальный протокол, рассчитанный на два года, был заменен договором на пять лет, возобновляемым трижды. Таким образом, сотрудничество между артистом и компанией заключалось на двадцать лет — совершенно неслыханное дело в такой быстро меняющейся области, как песня. Полковник с полным на то основанием мог потирать руки, поскольку он первым, наряду с Элвисом, извлекал выгоду от всплеска продаж продукции Ар-си-эй; менее чем за год отчисления певца уже составили 430 тысяч долларов, из которых Паркер получал свои 25 процентов.
В то время, когда средний индивидуальный доход в США составлял 1800 долларов в год, эти цифры могут показаться невероятными, но серьезность, с какой Элвис относился к своей карьере, соответствовала его популярности. С самого дебюта в «Мемфис Рекординг Сервис» сеансы записи в студии всегда были долгим и утомительным процессом, но после перехода в Ар-си-эй изначальное отсутствие уверенности и подростковая наивность, понятные в его возрасте, превратились в маниакальную дотошность и тщательность. Страстно увлеченный музыкой, осведомленный обо всех новинках благодаря безудержному собиранию пластинок, Элвис приходил в студию прекрасно подготовленным и во время записи добивался только совершенства. Эту требовательность он предъявлял и к себе, и к своим аккомпаниаторам, заставляя их превосходить самих себя и делая запись за записью, пока результат не будет соответствовать его ожиданиям.
Обычно редко бывало, чтобы песня вызревала менее чем за два десятка дублей, при этом огонь, горевший в Элвисе, не угасал. Кстати, его энергия заставляла Стива Шоулса решать задачи технического порядка: ему было крайне трудно добиться равновесия в звучании между голосом певца и его гитарой. В пылу увлечения Элвис рвал струны своего инструмента, часто резал ими пальцы. «Когда сталкиваешься с таким артистом, как Элвис, способным постоянно анализировать свою работу и трудиться с такой неукротимой энергией, лучше понимаешь, чем вызван его успех», — утверждает Шоулс.
Время шло, талант Пресли утверждался, а положение его продюсера становилось шатким. На волне успеха Элвис мог, наконец, применить на практике совет Сэма Филлипса, который тот дал ему перед переходом в Ар-си-эй. «Прежде чем отпустить его, я сказал, чтобы он никому не позволял покушаться на его оригинальность, — вспоминает Филлипс. — Пусть он новичок, Ар-си-эй выложила слишком много денег, чтобы позволить себе диктовать ему, как себя вести».
Сложнее было иметь дело с полковником, который постоянно вмешивался в отношения между артистом и компанией. Шоулс с громадным трудом выторговывал у Паркера периоды звукозаписи: тот предпочитал выступления на сцене. «Я прекрасно знаю о насыщенном графике Элвиса, — писал Шоулс полковнику в 1956 году, — но говорю вам снова: ему просто необходимо вернуться в студию как можно скорее». Кроме того, Паркер настаивал на том, чтобы самому подбирать репертуар своему певцу вместе с Фредди Бинстоком и братьями Абербах, его официальными издателями. Полковнику не было дела до творческих доводов Шоулса, его интересовала только сиюминутная выгода.
На том этапе карьеры Элвиса равновесие было восстановлено благодаря его страсти к музыке — гаранта его творческой цельности. Такой же профессионализм он проявлял и на сцене, где высокий накал выступлений поддерживался присутствием публики. С конца 1955 года основной заботой полковника было найти общий язык с главным концертным агентством страны — нью-йоркским агентством Уильяма Морриса, с которым он долго сотрудничал, когда представлял интересы Эдди Арнольда. Приглашения поступали одно за другим, судя по графику выступлений Элвиса. В первой половине 1956 года он каждый месяц выступал в среднем в двух десятках разных городов и нередко давал по два, а то и по три концерта подряд, как, например, 26 февраля в Пенсаколе во Флориде, когда он пел на сцене городского концертного зала с двух часов дня до десяти вечера практически без перерыва.
Это «мелькание» должно было упрочить его популярность, однако успех оказался не таким оглушительным, как можно было ожидать в первое время. Хотя сцены буйства поклонниц случались все чаще, Пресли редко выступал перед полным залом. В Де-Муан, столице штата Айова, Концертный зал памяти ветеранов 22 мая был наполовину пуст; два дня спустя в зале «Арена» Канзас-Сити, рассчитанном на двенадцать тысяч зрителей, присутствовало всего две с половиной тысячи фанатов. Только когда Пресли прочно закрепился в хит-парадах, на его концерты повалила публика, заразившись воодушевлением от радиоведущих. В Реддинге (Калифорния) один диджей крутил не переставая «Дворнягу» несколько дней, пока не вмешалась полиция, уверенная в том, что ведущего хватил удар в прямом эфире.
Подобные казусы, подробно расписанные в прессе, расширили аудиторию Пресли, однако его слава подпитывалась именно концертами. Обладая врожденным чувством сцены, он, следуя примеру певцов ритм-энд-блюза с Бил-стрит, не мог петь просто так, без всякой зрелищности. Однако это была не тщательно продуманная стратегия, а просто невозможность петь неподвижно, если верить Стиву Шоулсу: «Даже во время прослушивания песни, которую мы только что записали в студии, он не мог удержаться, чтобы не пританцовывать и не дергаться во все стороны, в точности как на сцене». Его музыканты тоже говорят о его непосредственности: он никогда не исполнял одну и ту же песню одинаково, ломая традицию, по которой каждый концерт тщательно продумывался, а каждое движение выверялось.
Непосредственность была одним из главных преимуществ Элвиса в глазах юной публики, наэлектризованной чувственностью его жестов. «Меня словно током бьет, — признавался он Джун Джуанико, одной из своих девушек. — Это почти как заниматься любовью, но еще сильнее. <…> Иногда у меня такое чувство, будто сердце сейчас разорвется». Истерия, разыгравшаяся за несколько месяцев до того в Джексонвиле, скоро стала обычным делом. Девушки не скрывали сексуальной природы своего обожания певца, намеренно надевавшего облегающие брюки и беззастенчиво поглаживавшего себя между ног во время песни, — и на этот лукавый жест отзывались пронзительными воплями. Вместо обычных автографов фанатки Элвиса давали ему подписать свои трусики, старались поцеловать его, оцарапать, укусить.
