Алексей Булыгин - Карузо
Карузо был невероятно удручен случившимся. Его мучил стыд. Казалось, он никогда больше не сможет преодолеть страх и вновь выйти на сцену. Годы, потраченные на занятия пением, были, по мнению педагога и родных, потрачены впустую. Нужно было думать, что делать дальше. По счастью, жизнерадостный характер юноши не позволил ему долго переживать по поводу случившегося, а его воля и упрямство подтолкнули к правильному решению: он просто возобновил занятия с маэстро и стал ждать следующего удобного случая заявить о себе. А провал в театре «Меркаданте» все же имел определенные последствия: суеверный, как и все неаполитанцы, Карузо навсегда исключил партию Вильгельма в опере «Миньон» из репертуара. Кстати, позднее он исключал из графика выступлений театры, а иногда и города, если с ними у него были связаны какие-то неприятные воспоминания…
Неизвестно, как справлялся бы Карузо с нервным состоянием, если бы после провала в театре «Меркаданте» он вновь оказался в каком-нибудь солидном зале. Но судьбе было угодно «смягчить» начало его артистической карьеры. Он дебютировал в маленьком театре в незначительной оперке «Друг Франческо», само название которой дошло до нас лишь потому, что именно с нее начался на сцене путь великого тенора. Так как плата за четыре спектакля составила 75 лир, Энрико впоследствии именно эти выступления отметил как свой официальный дебют.
Автор оперы Доменико Морелли, богатый музыкант-любитель, страстно желал увидеть свое «творение» на сцене, пусть даже совсем небольшой, и искал исполнителей. Об этом узнал приятель Карузо — контрабасист, который иногда ему аккомпанировал, и предложил прослушаться у композитора. Голос Карузо понравился Морелли, и он предложил ему главную теноровую роль в своем произведении. Посовещавшись с маэстро Верджине, Эррико согласился. Правда, он здорово повеселился, когда начались репетиции: в тот момент ему только-только исполнился двадцать один год, а играть нужно было пятидесятилетнего мужчину, в то время как партию его сына пел шестидесятилетний баритон!
Во время первых спевок выяснилось, что у тенора нет ни ботинок, ни чулок, ни шарфа, ни других вещей, требуемых для воплощения роли. Разъяренный композитор набросился на Эррико с вопросом, куда тот подевал выданный им аванс.
На что Карузо простодушно признался, что полученных денег ему едва хватило на еду. Объяснение было принято, Морелли успокоился и за свой счет приодел дебютанта.
Премьера состоялась 15 марта 1895 года в неаполитанском театре «Нуово». Карузо вспоминал:
— Генеральная репетиция прошла превосходно. Правда, тесситура моей партии была очень сложная, и все боялись, что я не выдержу четыре спектакля подряд. Но первое представление прошло хорошо — огромный успех! Второе — то же самое. Во время третьего спектакля, в антракте, ко мне в гримерную зашел некий господин и сказал: «Мне кажется, у тебя хороший голос. Я хотел бы заключить с тобой контракт на выступления во время Великого поста в Казерте. Здесь мой агент, пообщайся с ним». Контракт был тут же составлен и подписан, что меня крайне приободрило, дало возможность успешно допеть третий спектакль и блестяще выступить в четвертом[67].
Вопреки этому утверждению биографы Карузо обычно отмечают, что опера была встречена весьма прохладно (чего нельзя сказать о теноре!) и состоялось всего два представления вместо запланированных четырех, хотя композитор заплатил певцу за все спектакли. Вполне возможно, что спустя двадцать шесть лет память подвела Карузо. Как бы то ни было, одна из самых блестящих в истории оперных карьер началась.
Сразу же после дебюта Карузо отправился в Казерту. Город с роскошным королевским дворцом (достаточно сказать, что в здании более 1200 комнат!) и огромными фонтанами произвел на юношу очень сильное впечатление. Но тенору было не до любования красотами Казерты. Он еще не имел репертуара, поэтому нужно было в рекордно короткие сроки выучить хотя бы несколько партий. Врожденная музыкальность, прекрасная память и неизменное трудолюбие позволили ему блестяще справиться с этой задачей. Ему помогали многие — и оркестранты, и коллеги, и друзья, и маэстро Верджине. Но все же главным фактором была железная воля Карузо. Он страстно хотел стать профессиональным оперным певцом и на достижение этой цели бросил все силы, которых у него, надо сказать, было в избытке. Не последнюю роль в упорстве, с которым Эррико взялся задело, играли и финансовые обстоятельства — Карузо уже с первых шагов на сцене чувствовал ответственность за семью, которая возлагала на него большие надежды.
В театре «Чимарозо» в Казерте Карузо исполнил свою первую роль в «классическом» репертуаре — Туридду в «Сельской чести» П. Масканьи, затем выступил в партии Фауста в опере Ш. Гуно и в «Камоэнсе» ныне практически забытого композитора Пьетро Музоне. За один спектакль Эррико получал всего десять лир — деньги, которых хватало лишь на пропитание.
Конечно, Карузо явно не хватало профессиональных навыков, в том числе актерского мастерства. В «Сельской чести» Эррико пел недостаточно ритмично, а партия Фауста на тот момент не очень подходила для его голоса — в первую очередь из-за верхнего до в знаменитой каватине, а с «верхами» у тенора еще были серьезные проблемы. Позднее Карузо признавался, что на этих спектаклях не раз «пускал петуха», однако именно после них он получил первую в своей жизни рецензию. Музыкальный обозреватель газеты «Иль Весперо» писал: «Он пел очаровательно. Его голос сладок, ярок и красив (как и его лицо), и, главное, этот голос очень свежий. Единственное, его Фауст не выглядел слишком влюбленным, но это можно списать на молодость тенора, который, я уверен, в будущем сделает честь неаполитанскому искусству»[68].
Куда более соответствовала вокальному и артистическому потенциалу Карузо роль Туридду. Она не содержала столь высоких нот, как партия Фауста, была более драматична и давала возможность певцу проявить его бурный темперамент. Можно представить, с каким удовольствием он читал после спектакля следующий отзыв: «Карузо — еще совсем молодой человек, но, несомненно, его ждет великое будущее. Сейчас перед ним открываются самые широкие горизонты. Выход его Туридду по окончании спектакля сопровождался бурными аплодисментами»[69].
Карузо вернулся из Казерты всего с несколькими лирами, но вполне удовлетворенный: он выступил в двух «настоящих» операх, при этом не только не опозорился, а получил вполне доброжелательные отзывы прессы. Главное — Эррико понял, что в состоянии преодолеть волнение и выступать на профессиональной сцене. Будущее рисовалось теперь куда более отчетливо. Теперь главное было — поскорее получить новый контракт. И он не заставил себя ждать. Следующее выступление Карузо состоялось в его родном городе — в куда более престижном театре «Беллини».
Во времена расцвета веризма в Италии в течение года выступало около трехсот антреприз, которые в гастрольных маршрутах добирались иногда до самых маленьких городков, где театров просто не могло быть — выступления труппы проходили зачастую под открытым небом или в муниципальных учреждениях. В больших городах оперных театров было несколько. Так, в Неаполе помимо «Сан-Карло» работали также театры «Беллини», «Меркаданте», «Нуово» и другие более мелкие. Певцов в эти труппы подбирали импресарио — люди, как правило, недостаточно образованные, но с прекрасно развитой интуицией и деловой хваткой. Они нещадно эксплуатировали молодых вокалистов, «продавая» их за сущие гроши, но при этом зачастую «пристраивали» в престижные театры и давали возможность заявить о своем таланте, если таковой, конечно, имелся. Ко всему прочему, импресарио нередко помогали заработать пожилым певцам, которым приходилось особенно тяжело — тех, кто не смогли под «осень дней своих» стать вокальными педагогами, ожидала полная нищета.
Одним из известных в то время импресарио был Франческо Дзукки. «Это был сицилиец, начавший деятельность актером и сменивший ее на карьеру театрального агента. У него была своя контора — стол в ветхом Caffe dei Fiori („Кафе деи Фьори“), — где он собирал вокруг себя непритязательную компанию безработных актеров и певцов, которыми он властно, хотя и отечески, управлял. Дзукки сразу же взял Карузо под свое „августейшее“ покровительство. Высокий и тощий Дзукки носил подкрашенные хной усы, придававшие ему необычайно свирепый вид. Свирепость его усиливалась торчащими в беспорядке на его голове волосами, которые никогда не знали ни гребня, ни щетки. У Дзукки была разработанная система действий. Предположим, что кто-нибудь собирался дать ряд оперных спектаклей в окрестностях Неаполя и, желая набрать труппу, обращался к нему за помощью.
— Могу ли я помочь? — восклицал Дзукки. — Мой бог! Мальчик мой, вы пришли именно туда, куда нужно. Вам нужен тенор? У Дзукки есть тенор, который берет верхнее до так же легко, как Таманьо. А может быть, импресарио предпочитает тенора, поющего, как Гайярре? Нужна примадонна? У Дзукки есть певица, точь-в-точь как Аделина Патти, только у нее другое имя. Нужен бас? Какая удача! Есть бас, голос у которого, как у пушки на стенах замка Сант-Эльмо.
