Генри Джеймс - Бостонцы
– Мы были очень счастливой маленькой командой, – сказала она старой леди. – И как же прекрасно, что вы смогли все эти недели быть вместе с нами.
– Это был великолепный отдых. Я очень устала и не могу много говорить. Но это было замечательное время. Я так много сделала.
– Я полагаю, вам не стоит говорить много, мисс Бёрдси, – сказала доктор Пренс, которая теперь стояла на коленях около неё. – Мы знаем, как много вы сделали. Вы думали о том, что каждый из нас знает, какова была ваша жизнь?
– Ну, это не так уж и много – я только пытаюсь удержать это. Когда я оглядываюсь назад отсюда, где мы сейчас, я могу оценить прогресс. Вот поэтому я хотела поговорить с вами и мистером Рэнсомом – я тороплюсь. Вы можете равняться на меня, но вы не сможете меня удержать. Сейчас я уже не хочу оставаться: мне кажется, что я должна присоединиться к тем, кого мы потеряли очень давно. Их лица теперь посещают меня, совсем молодые. Кажется, они ждут, будто всегда ждали, и хотят послушать. Вы не должны думать, что нет никакого движения вперёд, потому что вы не можете видеть всё сразу – вот, что я хотела сказать. И не сможете, пока не пройдёте длинный путь, который позволит вам оценить то, что вы сделали. Это я вижу, когда оглядываюсь назад: я вижу, что общество и наполовину не было живым, когда я была молода.
– Вы были той, кто пробуждал людей, и поэтому мы так любим вас, мисс Бёрдси! – заплакала Верена, неожиданно поддавшись эмоциям. – Если бы вам позволено было жить тысячу лет, вы бы думали только о других – только о человечестве. Вы наша героиня, святая, и мы не знали никого, кто бы был похож на вас!
Верена теперь не смотрела на Рэнсома, и в её лице не было ни осуждения, ни мольбы. Волна раскаяния, стыда захлестнула её – внезапное желание искупить свою тайну через признание благородства той жизни, какой была жизнь мисс Бёрдси.
– О, я не была столь великолепна. Я всего лишь заботилась и надеялась. Вы сделаете больше, чем я за всю свою жизнь – вы и Олив Ченселлор, потому что вы молодые и яркие, ярче, чем была я. Кроме того, начало уже положено.
– Что ж, начало положено именно вами, мисс Бёрдси, – заметила доктор Пренс, приподнимая брови, протестуя сухо, но любезно. Манера, с которой эта компетентная маленькая женщина потворствовала своей пациентке, доказывала, что добрая леди быстро угасает.
– Мы никогда вас не забудем, ваше имя станет для нас священным, и оно будет напоминать нам о простоте и преданности, – продолжала Верена тем же тоном, всё ещё избегая взгляда Рэнсома, будто желая остановить себя или связать себя клятвой.
– Что ж, то, чему вы и Олив посвятили свои жизни, захватило меня с головой, особенно в последние годы. Я хотела видеть свершившуюся справедливость. Я не смогла, но сможете вы. И Олив сможет. Где она – почему она не рядом со мной, почему не хочет попрощаться? И мистер Рэнсом увидит свершившуюся справедливость – и будет гордиться своей причастностью.
– О боже, боже! – плакала Верена, зарываясь головой в её колени.
– Вы не ошибаетесь, если думаете, что более всего я желаю защитить вашу слабость и ваше великодушие, – сказал Рэнсом тоном двусмысленным, но подчёркнуто вежливым. – Я навсегда запомню вас, как пример того, на что способна женщина.
Впоследствии он не корил себя за сказанное, ибо действительно считал бедную мисс Бёрдси, несмотря ни на что, воплощением женственности.
Что-то вроде тяжкого стона издала Олив в ответ на эти слова, которые показались ей неприкрытой насмешкой. В тот же момент доктор Пренс взглядом попросила его уйти.
– До свиданья, Олив Ченселлор, – прошептала мисс Бёрдси. – Я не желаю оставаться, хотя я бы хотела увидеть то, что предстоит увидеть вам.
– Я не увижу ничего, кроме стыда и разрухи! – выкрикнула Олив, кинувшись к своей старой подруге, пока Рэнсом безмолвно покидал сцену.
Глава 39
Он встретил доктора Пренс в деревне следующим утром, и, взглянув на её лицо, сразу понял, что всё то, что неизбежно надвигалось, наконец, случилось. Дело было даже не в грядущих похоронах, но теперь у неё не было даже мысли о том, чтобы закинуть удочку. Мисс Бёрдси тихо умерла, вечером, через час или два после визита Рэнсома. Им ничего не оставалось делать, кроме как перенести кресло в дом и наблюдать за её угасанием. Мисс Ченселлор и мисс Таррант сидели рядом, без движения, держа её за руки, и к восьми часам её не стало. Это была славная смерть. Доктор Пренс поделилась, что более своевременной смерти не видела за всю свою жизнь. Добавила также, что она была хорошей женщиной – старой закалки. Вот и вся надгробная речь, которую суждено было услышать Рэнсому о мисс Бёрдси. Впечатление от её смерти – простой и покорной – всё ещё было живо в нём, и в течение последующих дней он не раз отмечал для себя, что скромность и отсутствие помпы, которыми отличалась её карьера, наложили след на память о ней. Она была довольно известна, деятельна и напориста, практически вездесуща, она целиком посвятила себя благотворительности, своим убеждениям и различным движениям. И всё же единственными, кого действительно затронула её смерть, были три молодые женщины в деревянном доме на Мысе Кейп Код. Рэнсом узнал от доктора Пренс, что останки старой леди будут покоиться на маленьком кладбище в Мармионе, среди поросших мхом могил матросов и рыбаков. Оттуда открывался прекрасный морской вид, которым ей так нравилось любоваться. Она видела это место, когда только приехала и ещё могла передвигаться, и заметила вскользь, что приятно было бы покоиться здесь. Это не было последней волей: подобное вряд ли было в характере мисс Бёрдси – в конце своих дней становиться взыскательной или, впервые за восемьдесят лет, требовать что-то для себя. Но Олив Ченселлор и Верена восприняли это, как одобрение тишайшего уголка в бушующем и страдающем мире пилигримом милосердия, который никогда не видел ничего подобного.
В течение нескольких следующих дней Рэнсом получил короткую записку от Верены, в которой она просила его не ожидать встречи. Она требовала, чтобы он успокоился и подумал над тем, что всё кончено. Кроме того, она советовала ему покинуть окрестности в ближайшие три-четыре дня – в этой части страны было несколько необыкновенных мест, которые стоило увидеть. Рэнсом долго размышлял над этим посланием и решил, что если он не исчезнет немедленно, это покажется дурным тоном. Он знал, что для Олив Ченселлор его поведение уже было чрезвычайно наглым, и поэтому было совершенно бессмысленно думать, что он может причинить ей ещё большие неудобства. Но он хотел дать Верене понять, что сделает всё возможное, чтобы доставить ей удовольствие, но только не оставит её. И пока он собирал свой саквояж, ему в голову пришла мысль, что он вёл себя превосходно и показал истинно дипломатический такт. Скорый отъезд был для него доказательством собственной уверенности, подтверждением веры в то, что она может как угодно выкручиваться и вырываться из его объятий, но он всё равно сумеет её удержать. Чувство, которое она открыла ему, когда он стоял перед бедной мисс Бёрдси, было всего лишь непроизвольной реакцией. Он воспринял это как должное – сказал себе, что должно будет произойти много хорошего, прежде чем она снова успокоится. Потеряна та женщина, что слушает – гласит старая пословица. А что делала Верена в последние три недели, если не слушала? – слушала ничтожно мало каждый день, но достаточно внимательно и благосклонно, чтобы не умчаться прочь из Мармиона. Она не сказала ему, что Олив собиралась увезти её, но он знал: если она осталась, то только лишь потому, что сама этого захотела. Возможно, она вообразила себе, что сражалась. Но если в дальнейшем она не будет прилагать больше усилий, он снова одержит верх. Она настаивала на том, что он должен уехать на несколько дней так, будто это было выпадом с её стороны, но он едва почувствовал удар. Ему нравилось думать, что он тактичен по отношению к женщинам, и он был уверен, что Верена будет поражена, когда в ответном послании прочтёт, что он решил поехать в Провинстаун. Так как под его ненадёжной крышей не было никого, кому бы он мог доверить послание – в отеле Мармиона каждый был сам себе посыльный – он отправился на почту, где и встретил доктора Пренс. Она пришла отправить письма, которыми Олив уведомляла некоторых друзей мисс Бёрдси о времени и месте погребения. Сама она была целиком поглощена Вереной, и доктор Пренс взялась уладить все их дела. Рэнсом отметил про себя, что данные ей поручения она выполняла крайне быстро и аккуратно – при этом он понимал, что признание этого факта никак не отражается на его взгляде на равенство полов. Он сказал ей, что хочет на несколько дней исчезнуть, и выразил надежду на то, что по возвращении снова её встретит.
Её колкий взгляд на какое-то мгновение коснулся него – она пыталась убедиться, что он не шутит. Затем она сказала:
– Что ж, я полагаю, вы думаете, будто я могу делать, что захочу. Это не так.
