Коллектив авторов - Дыхание камня: Мир фильмов Андрея Звягинцева
Ты пропускаешь через себя жизнь персонажей, над костюмами которых в данный момент работаешь?
Я сильно пропускаю через себя. Начиная с рисования эскизов, это же смешно, как художники рисуют эскизы – они же рожицы всякие строят, вживаются в роль! В жизни какие-то события идут в унисон с содержанием фильмов. Конечно, пропускаю характер персонажа через себя, и даже одежду на себя примеряю.
Есть возможность представить себя то одним человеком, то другим?
Конечно, мы же всегда мерило всех вещей, начало всех начал. (Смеется.)
Мне все-таки очень важно знать: насколько большое значение лично для тебя имеет демонстрация конкретных примет современной России в “Елене”?
Я не знаю, что это такое.
Современная Россия? Но это же есть в фильме?
Да, возможно, но для меня это не до конца понятная реальность. Ну, что-то удается подметить, конечно.
Может быть, ты просто живешь не на окраине Москвы?
Нет, когда мы начали снимать эту картину, я вообще в Бибиреве жила. В точно таком же доме, как в фильме. Чем Бибирево отличается от Бирюлева? Я видела там разное: и доброе, и красивое, и уродливое. Архитектурные ансамбли там не очень хороши. А вот люди и очень приятные встречались.
Эти жизненные обстоятельства как-то повлияли на тебя при обдумывании образов?
Понимаешь, я выросла в Новосибирске. У меня внутренне противоречивая позиция. В детстве я, естественно, обжигалась, у меня были какие-то конфликты с социумом. В четвертом или пятом классе, помню, я пошла на фильм “Сталкер” в ДК им. Горького – такое красивое здание с колоннами, я ходила туда в музыкальную школу, на бальные танцы, и в том числе там был киноклуб и показывали хорошее кино: Карлоса Сауру, Тарковского, еще что-то, что могли тогда, в восьмидесятые годы, показывать, хотя эти фильмы не шли по всем кинотеатрам. Мне было одиннадцать-двенадцать лет, и я помню, что на фильме Тарковского “Сталкер” вскоре в зале остались только я и моя подруга, все остальные – и взрослые, и дети – с этого фильма просто ушли, громко улюлюкая. Стало наконец-то хорошо, когда они схлынули, и просто приятно было сидеть и смотреть, наслаждаясь изображением. Не всем необходимо искусство. Но все-таки снобизм омерзителен.
Не могу сказать, что для меня важный социальный символ – это жизнь в Бирюлеве. Думаю, там живут самые разные люди. Лично я просто не имею никакого морального права на социальный снобизм. Где я живу? К какой части социума отношусь? В гостинице в Казани, в Киргизии, в Туле, а может быть, и в Париже – там дом, где есть я, там моя сумка с вещами и мои размышления депрессивные.
Нет, я не думаю, что чем дальше от центра Москвы в глубинку, тем больше невежества и уродства. Скорее наоборот. В маленьких городах зачастую и живет самая настоящая интеллигенция.
Сам Андрей часто в интервью говорил об эсхатологическом масштабе того, что происходит с главной героиней и миром, где она живет. Получается, из этой ситуации нет выхода?
Да, страшно становится, есть ощущение последних дней, конца света. Человек беспомощен перед своими страстями, и даже доброе в нем приводит его к полной погибели. Но все-таки все идет своим чередом. Надежда есть хотя бы по определению, просвет предполагается априори, я надеюсь.
Ты имеешь в виду персонаж Катерины?
Да, возможно… Она ведь ясно видит, что происходит, имеет абсолютно адекватное представление о ситуации, хотя и беззащитна.
Если сравнить кино, которое снимает ваша творческая группа, с каким-либо направлением в истории мысли или направлением в истории искусства, то что это могло бы быть?
Я всегда думаю, что это, скорее всего, герменевтика – искусство толкования. Так мне, во всяком случае, представляется…
Чему ты научилась, работая именно в этой творческой группе и над этими фильмами? Что для себя приобрела?
От Андрея и Миши хочется научиться их беспредельному перфекционизму. Всегда хочется дотянуться до их планки. В качестве они всегда добирают максимума.
Андрей, мне кажется, никогда не останавливается на полпути в работе, работает по-настоящему и с полной самоотдачей. Он этим отличается от многих режиссеров, которые тоже талантливы, но они на каких-то этапах производства рассеиваются. А Андрей просто доходит до какой-то сути, то есть достигает максимального результата по отношению к тому, что он может сделать.
А для тебя где наступает предел перфекционизма?
Последняя точка: когда актер уже в кадре и я понимаю, что что-то не так, – я постараюсь исправить. Но зачастую уже нельзя помешать актеру в его работе, и костюм не самое главное в кино, но важное.
Как ты определяешь момент, где важно не перестараться и пора остановиться?
В этом плане, кстати, всегда легко с Андреем, потому что он выстраивает. Он ставит какие-то чистые задачи, внутри которых легко оперировать. И в том, когда пора не перестараться, я полагаюсь на него.
А Андрей Понкратов, с которым ты наиболее плотно работаешь в съемочном процессе, – каким-то опытом с ним ты обменялась?
Андрей Понкратов – такой романтик и оптимист. От него исходит удивительная вера, что все всегда получится. Великолепный художник и необыкновенный оптимист. У него какая-то внутренняя духовная мощь. Огромное значение для меня имеет совместная работа с художником по гриму Галей Пономаревой – всегда прислушиваюсь к ее мнению. И, конечно, очень утонченный Андрей Дергачев и восхитительный интеллектуал Олег Негин – я их всех люблю, они, конечно же, титаны. (Смеется.) Всегда самое лучшее время – это время, проведенное с ними в совместной работе.
Беседовала Катерина Белоглазова14 сентября 2011 годаОткрытие имен
Фактор стабильности съемочной группы. Что это, по-вашему?
Наверное, талант и ответственное отношение к своему делу. Если взять историю нашей съемочной группы (три новеллы для телевидения, потом “Возвращение” и “Изгнание”), то можно сказать, что команда формировалась постепенно. Сразу найти всех, с кем пройдешь путь до конца, очень трудно. Возьмем, например, выбор оператора. Лесневский предложил мне снять три новеллы для сериала “Черная комната” и, поскольку, кроме общего названия цикла, они никак не были связаны друг с другом, я и решил, что на трех историях у меня будет три оператора: первый – мой давний приятель, с ним в свое время мы сняли немало рекламных роликов, второго я нашел чуть позже, а третьим должен был стать Михаил Кричман, которого мне порекомендовал мой старый армейский товарищ. Так распорядилась судьба, что первой мы снимали именно ту новеллу, на которую оператором я определил Мишу. После этих съемок мои прожекты о разных партнерах – операторах отпали сами собой, я решил, что и две другие новеллы буду снимать с ним. Миша очень одаренный человек. С ним приятно работать еще и потому, что его интересует не только изображение или вопрос “как”, но и вопрос “что”. Приобретением после работы над “Возвращением” я называю композитора и звукорежиссера Андрея Дергачева, художника костюмов Анну Бартули и художника по гриму Галю Пономареву. А после “Изгнания” новые обретения – это художник Андрей Понкратов, монтажер Анна Масс и сценарист Олег Негин, с которым у нас теперь появились общие замыслы. Вот так постепенно и складывается команда.
В процессе работы многое зависит и от Михаила. Как вы распределяете ваши обязанности, как советуетесь?…
Я никогда, наверное, не смогу определить, где заканчиваюсь я и начинается он. Об этом можно было бы сказать, что мы с ним люди одной группы крови. Энергия с легкостью перетекает из одного сосуда в другой, не нужно кому-то из нас долго убеждать другого в чем-то. Чем меньше прилагаешь подобных усилий, тем больше хочется идти рядом.
Кто-то предлагает, вы вместе это обсуждаете, или идеи приходят одновременно, и вы говорите: “Это оно”?..
Трудно, если вообще возможно, передать на словах движение творческого процесса. Это живая ткань и в меньшей степени технология, которой можно было бы поделиться. Это просто согласованное параллельное движение всех участников к одной цели – реализации замысла.
Если бывают разногласия, есть ли у вас жесткое решение, что мы будем делать только так?
Не припомню разногласий подобного рода: “мы будем снимать это так и только так”, – такого никогда не было. Я даю своим друзьям полную свободу, как мне кажется. И, думаю, это единственно правильное условие совместного творчества, человек должен отдать всё, что в нем есть, а такое возможно только при условии свободного творчества. Вопрос разногласий решается как бы на берегу. То есть, как я уже сказал, приобретения происходят по мере движения, постепенно. Люди находят друг друга на берегу, а потом “плывут” вместе в одном направлении. Какие разногласия, если вы смотрите в одну и ту же сторону?
