Жорж Садуль - Всеобщая история кино. Том 4 (второй полутом). Голливуд. Конец немого кино 1919-1929
Эти дома Штрогейм обставил отысканными у старьевщиков Сан-Франциско мебелью и предметами в полном соответствии с описанием романа.
«Когда я начал готовиться к съемкам в Долине смерти, компания посоветовала мне отправиться в Окснэрд под Лос-Анджелесом, где традиционно снимались и снимаются все сцены в пустынях. Но я прочел у Фрэнка Норриса потрясающие описания подлинной Долины смерти. Зная, что Долина смерти не похожа на Окснэрд, и двигаясь последовательно по пути реализма, я не мог согласиться с предложением компании. Я потребовал Долину смерти и получил Долину смерти…
Дело происходило в 1923 году. Там не было ни дорог, ни гостиниц, как сейчас (то есть в 1947 году. — Ж. С.). Мы были первыми белыми (41 мужчина, одна женщина), которые проникли в эту самую низкую впадину земли (она лежит ниже уровня моря), после поселенцев. Мы работали и в тени и без тени при температуре 142 градуса по Фаренгейту (61 градус по Цельсию). Результаты, полученные после тяжких трудов при такой жаре, оправдали себя. Таких результатов в Окснэрде не удалось бы получить».
Долина смерти, расположенная 112 метрами ниже уровня моря, была так мало исследована, что Геологический институт в Вашингтоне, к которому обратились за консультацией, попросил Штрогейма доставить ему фотографии и сведения об этом пустынном районе. Штрогейм так описывал пустыню после 37 дней пребывания в ней:
«Единственный город, Скиду, построен в Долине смерти золотоискателями из подручных средств в *897 году. Уже в 1900 году он превратился в «город-призрак». Его жители либо погибли, либо бежали из негостеприимной местности, бросив и дома и обстановку.
Эта часть Америки известна своими суровейшими природными условиями. Кроме зыбучих песков на многие километры тянутся непроходимые нагромождения Ристаллов гипса, то и дело натыкаешься либо на выделения смертельного газа от медленного разложения, либо а ядовитых змей и насекомых. <…> Здесь от истощения и жажды погибло немало людей и животных.
Хотя наша экспедиция была хорошо организована (беспроволочный телеграф постоянно поддерживал связь с цивилизованным миром, ежедневно доставляли пищу и воду автомобильные караваны), прошу поверить на слово, что все это забудется не скоро» (интервью, взятое Жаном Бертеном для журнала «Синэ-мируар», 19 марта 1925 года).
Фильм был, по-видимому, закончен в 1923 году, а в следующем году Штрогейм завершил первый монтаж, который показал друзьям. Об одной из этих первых демонстраций остался ценнейший отчет французского журналиста Жана Бертена:
«Закончив свой большой фильм «Алчность», Эрих фон Штрогейм пригласил меня на первую рабочую демонстрацию. В это время в Голливуде находился другой француз, Валентин Мандельштамм, также получивший приглашение Штрогейма. На демонстрации присутствовали лишь Штрогейм, Мандельштамм и редактор журнала «Мон синэ». В этом интереснейшем фильме было не менее 47 частей.
Я не оговорился — сорок семь, а не двенадцать, как в окончательном варианте (наверняка «создании» Джун Мэтсис. — Ж. С.). Это было длинно, но захватывающе. В течение всего времени демонстрации Штрогейм «озвучивал» фильм и заставил нас забыть о неизбежных длиннотах в чересчур тщательно разработанной кинокартине…
<…> О постановке можно сказать лишь одно: это истинный Штрогейм, то есть мощный натурализм с примесью болезненного реализма чисто немецкого происхождения. <…>
[Штрогейм] покинул нас тут же после демонстрации, и я долго не встречался с ним. Газеты на следующий день вышли с аршинными заголовками: режиссер исчез! Знатокам американской рекламы понятно, что постановщик «Алчности» нуждается в отдыхе и не хочет, чтобы его беспокоили» («Мон синэ», 25 апреля 1925 года).
Затем Штрогейм показал сокращенный вариант, из сорока двух частей, двенадцати лицам, «среди которых были два известных писателя — Айдуол Джонс, бывший журналист «Сан-Франциско колл» и автор многочисленных книг, и Хэрри Карр, хроникер «Лос-Анджелес таймс», военный корреспондент и автор многих книг, — оба они несколько раз писали, какое глубочайшее впечатление оставил у них мой фильм».
Штрогейм сам сократил второй вариант до 24 частей. Он писал:
«Когда я закончил одобренный Голдуином фильм по сценарию, то у меня на руках оказалось 42 части (sic!), то есть даже для выпуска двухсерийного фильма нужно было отрезать половину. Когда я дошел до 24 частей (шесть часов демонстрации. — Ж. С.), то уже не мог вырезать ни фута. Но новая фирма (см. далее. — Ж. С.) стремилась к дальнейшему сокращению. Втайне от всех я отослал копию своему другу Рэксу Ингрэму, работавшему тогда в Нью-Йорке, с просьбой произвести купюры. Он вернул мне 18 частей, чего я сам сделать не смог бы[168]. И послал телеграмму: «Если вы вырежете хотя бы еще один фут, я перестану с вами разговаривать».
Фильм такой длины уже имел право на существование. Штрогейм шаг за шагом следовал действию романа Норриса, экземпляр которого с пометками Штрогейма хранится во Французской синематеке. Возможно, Сэм Голдуин согласился бы со Штрогеймом на показ фильма в двух сериях по два часа каждая, то есть в варианте Рэкса Ингрэма, весьма влиятельного в американском кино человека из-за его постоянного коммерческого успеха.
Но 10 апреля 1924 года группа Лоева основала «Метро — Голдуин — Майер» при поддержке таких мощных финансовых группировок, как химический трест «Дюпон де Немур» и «Чейз нэйшнл бэнк», а также «Дженерал моторс» и «Либерти нэйшнл бэнк». В названии «МГМ» сохранилась лишь фамилия Сэма Голдунна. Сэмюэл, по прозвищу Голдфиш[169], продал все свои акции и продолжил свою карьеру умного и осторожного продюсера в «Юнайтед артистс». Президентом новоявленной фирмы выбрали Луиса Б. Майера с окладом 1500 долларов в неделю. Он был доверенным человеком Лоева. Его правой рукой стал Ирвинг Тальберг, тот самый Тальберг, который изгнал Штрогейма из «Юнивэрсл» Карла Леммле. Эти два человека уже взяли в свои руки бразды правления «МГМ», когда из Нью-Йорка прибыл вариант «Алчности» из восемнадцати частей и послание Рэкса Ингрэма.
«Я показал телеграмму мистеру Майеру, — писал режиссер, — но он ответил мне, что ему плевать и на Рэкса Ингрэма и на меня, поскольку фильм принесет фирме чистые убытки и в любом случае его следует сократить до десяти частей. Картину передали монтажеру, работавшему за 30 долларов в неделю, который не читал ни романа, ни сценария и в голове которого мозга было не больше, чем в шляпе.
Этот человек уничтожил плоды двух лет моего труда. За эти два года я продал дом, автомобиль, страховой полис, чтобы продолжить работу, поскольку мне не платили ни за время написания сценария, ни за время монтажа фильма. Деньги, которые я получил за девять месяцев съемки, равнялись сумме, выплачиваемой за две недели съемок. Я знал, что «Алчность» — шедевр, который прославит и меня и фирму, позволившую создать этот памятник реализму.
В эпоху, когда фирма производила комедии и комические ленты по 14 частей, мой фильм был произвольно сокращен до 9 или 10 частей. Оставшиеся негативы отправили на смывку, чтобы получить серебра на какие-то 43 цента[170]. <…> И если прокат фильма закончился относительным коммерческим провалом, то только потому, что фирма не организовала никакой рекламы. А чтобы не платить подоходный налог, стоимость производства фильма была отнесена бухгалтерией к статье чистых убытков».
Бухгалтерия подсчитала, что производство фильма «Алчность» обошлось в 2 миллиона долларов. Сумма явно завышена, поскольку в фильме не были заняты крупные звезды, а зарплата Штрогейма, если судить по его словам, оказалась более чем скромной. Майер и Тальберг извлекли из этой операции двойную выгоду. Они уменьшили облагаемые налогом доходы «МГМ» и заставили Штрогейма «заплатить долги», сделав для этого чисто коммерческий фильм.
«Алчность» калечили под руководством Джун Мэтсис. Этой издавна всемогущей сценаристке «Метро» поручили сократить шедевр Штрогейма до размеров простенького фильма, дополняющего кинопрограмму. Некоторые историографы кино считают, что она заслуживает признательности за эту работу [171]. Умершая в 1926 году сценаристка, конечно, не была лишена таланта. Но ее имя скорее ассоциировалось с успехами, которые увеличили денежные сборы Голливуда. Ее темперамент и воспитание были полной противоположностью темпераменту и воспитанию Штрогейма. Она обошлась с произведением без всякого уважения к кинофильму и роману Фрэнка Норриса; многие персонажи, игравшие значительную роль в действии, были сведены к второстепенным, а некоторых и совсем убрали из фильма, как, например, ростовщика Зеркова, которого играл Чезаре Гравина.
«Одно из самых драматических событий в истории кино — участие этого актера в фильме «Алчность». Он работал с полной отдачей сил девять месяцев. Ему дали одну из важнейших ролей в сюжете второго плана, он подхватил двустороннее воспаление легких, поскольку две ночи подряд актеру пришлось купаться в ледяной воде бухты Сан-Франциско при съемке сцены, в которой полиция вытаскивала его из воды с помощью багра. А Джун Мэтсис и монтажер убрали параллельную интригу, и в фильме осталась всего одна сцена с ним.
