Шарль Нодье - Мадемуазель де Марсан
Молча мы снова спустились по лестнице и еще через мгновение оказались по ту сторону стены, так внезапно преградившей нам путь. Я удостоверился, что, если бы нам пришлось возвращаться назад, ухватиться за ее верх было бы невозможно. Луна продолжала сиять, и ее сияние, становившееся по мере приближения к зениту все ярче и все ровнее, освещало ступени внизу так отчетливо, что их легко можно было пересчитать. То, что открывалось за ними, казалось не имело границ.
Мы двинулись дальше. Первые двадцать шагов мы пробежали с почти беззаботной веселостью, но пред нами снова встала стена, высота которой могла бы нас устрашить, если бы вес давящего на нее здания не придал ей некоторого наклона.
— Пустяки, друг мой, клянусь тебе, сущие пустяки! Каких-нибудь пятнадцать или самое большее восемнадцать футов, и мы будем свободны. У нас нет других способов выйти живыми из Torre Maladetta, потому что возвратиться прежним путем невозможно. Видишь ли ты занимающуюся зарю? Сюда не доносится рев Тальяменте, это с той стороны, где Сан-Вито!
Я произносил эти слова уже по ту сторону преграждавшей наш путь стены. Через мгновение Иозеф тоже спрыгнул с нее и поспешил к тому месту, откуда проникал свет.
— О боже! — вскричал он. — Мы погибли, погибли окончательно! Это вовсе не выход, или, вернее, отсюда можно выйти только из жизни… в смерть. Это — балкон разрушенной платформы, тот самый, на котором появляются Лукреция и Беатриче и о котором сегодня утром, или, точнее, вчера, старая Барбарина сказала, что ни одному живому существу — если только у него нет крыльев — не добраться туда. И впрямь нужны крылья, чтобы подняться на эту башню или спуститься с нее. Максим, мы погибли!
Я подошел и наклонился над балконом. Он находился на головокружительной высоте, так как висел над самой низкою частью берега. В довершение всех несчастий уровень Тальяменте продолжал повышаться: вода все прибывала и прибывала. Я сел на пол и охватил голову руками.
После минутного раздумья я справился со своей слабостью. Легко уступая отчаянию, я с такою же легкостью нахожу веские основания, чтобы снова уверовать в благосклонность ко мне судьбы. Сольбёский между тем все еще находился в состоянии глубокой подавленности.
— Наше положение весьма неприятно, — сказал я, — больше того — если хочешь, даже опасно, но оно вовсе не стоит того, чтобы отчаиваться.
— Но что, что может помочь нам? Или у тебя выросли крылья, о несчастный?
— Успокойся и не откажи мне в минуте внимания. Наше почти фантастическое исчезновение из зала, где мы устроились на ночлег, несомненно усилит до предела возможного страхи и волнения Бартолотти. Однако этот человек не обладает воображением, способным заставить его верить в чудеса. Я заметил, что его настороженность имеет под собой вполне реальную почву, и глубоко убежден, что он постарается отыскать причины, способные объяснить наше отсутствие. Действовать он, конечно, не станет, — я рассчитываю на это так же мало, как ты, — но и умалчивать о случившемся также не будет. В замке не замедлят отворить двери, потому что близится день, и если кто-нибудь перешагнет порог замка, то только затем, чтобы приняться за наши розыски. Вчера Пук не покидал меня, пока мог; я оставил его у подножия башни, и он укажет путь, по которому мы шли; распознать наш путь к тому же не составит большого труда благодаря свежеобрушившимся камням — ведь многие из них, почерневшие и поросшие мхом, впервые подставят солнцу ту свою сторону, которой никогда не касались его лучи. Возможно, что доктор Фабрициус уже прибыл; ему крайне важно поскорее встретиться с нами, и повышение воды в Тальяменте, который поднимается у нас на глазах, несомненно заставит его поторопиться с выездом из Сан-Вито, пока нас не разлучила река, и притом на многие дни. Да что говорить! Тебе лучше моего известны его энергия, решимость и мужество! С другой стороны, славный твой Фредерико, оставленный тобою по ту сторону затопляемой высокой водою низины для наблюдения, не станет дожидаться, пока она будет залита, и постарается своевременно явиться с докладом о положении дел. Он оценит с обычною своей проницательностью создавшуюся обстановку и не останется, как забытый часовой, на посту, не нуждающемся больше в охране, когда Torre Maladetta окажется отрезанной от всего мира. Обнаружив по своем возвращении в замок наше отсутствие, он поднимется на вершину башни так же легко, как мы. Впадины на ее стенах, служившие нам ступенями, видны так отчетливо, что я беспрепятственно отыскивал их даже ночью. Найдя на верхней платформе лом, мешок и другие оставленные нами у подъемного трапа предметы, он мгновенно сообразит, куда нужно направить поиски. Чтобы освободить нас из нашего плена, окажись он даже один, ему потребуется всего два-три туаза веревок, которые он легко найдет в замке, и уже в полдень мы увидим из окна большого зала, как солнце начинает склоняться к западу, ибо наш поход затянется несколько дольше, чем я поначалу рассчитывал. Успокойся же, друг мой, и отбрось всякий страх: провидение нас не оставит.
— Итак, — сказал Сольбёский, покачав головой, — итак, ты рассчитываешь на прибытие господина Фабрициуса, основываясь на том, что Тальяменте еще не вышел из берегов, а на прибытие Фредерико — основываясь на том, что Тальяменте уже вышел из берегов.
Я почувствовал всю справедливость этих слов.
— Я рассчитываю, Иозеф, на одно или другое. И к тому же, — продолжал я, поспешно берясь за фонарь, — ничто не доказывает, что эта площадка не сообщается с каким-нибудь другим помещением. В самом деле, не сверху же попадали дамы на этот чудесный балкон, пристроенный искусством средневекового архитектора, дабы явить глазам человеческим один из самых замечательных видов, какими располагает природа. Я уверен, что при некотором внимании… Стой! Вот какая-то щель! Правда, она узка, как бойница, но, по-видимому, сквозная и по ней можно идти.
Через эту щель, и в самом деле, мог бы протиснуться боком даже взрослый мужчина, но на всем своем протяжении она была такой узкою, что у меня сжалось сердце, когда я подумал, что малейшая осадка этих развалин может навсегда закрыть ее и на обратном пути мы будем тщетно разыскивать выход.
Двигаясь по этому проходу, мы сделали уже больше полусотни шагов, как вдруг плитняк, которым был выложен пол, — каждая плитка занимала всю его ширину, — стал круто уходить под уклон и спуск сделался до того скользким, что я едва сохранял равновесие. Держа в правой руке фонарь, я устремлял беспокойный, скошенный набок взгляд на бросаемую им небольшую полоску света. Внезапно мне пришлось отпрянуть назад: я заметил у моих ног отверстие цилиндрической формы; здесь заканчивался этот жуткий проход — боковые стены его смыкались, образуя тупик. Итак, я стоял у новой винтовой лестницы, вроде той, которую мы уже одолели, но на этот раз она была уже, и разминуться на ней было бы невозможно. Я осторожно нащупал ногою ступеньку, оказавшуюся достаточно прочной, и мы начали погружение в эту неведомую бездну, страшась наткнуться на какое-нибудь препятствие, так как возвращение было бы сопряжено с огромными трудностями.
Эта лестница вывела нас в просторный зал довольно правильной формы. Поспешив обследовать его стены, мы обнаружили, что частично, а именно — понизу, они высечены в скале. Мы попали — можно было не сомневаться в этом — в подземелья замка и находились, по-видимому, прямо под жилыми комнатами, всего в нескольких туазах от них. В этом величественном, но мрачном зале не было ничего примечательного, если не считать выдолбленного в самом центре его колодца, довести который до уровня вод на равнине, должно быть, стоило неимоверных трудов. Впрочем, стоявшее на краю колодца пустое ведро было мокрым, да и веревка, прикрепленная одним концом к вороту, а другим — к ручке ведра, еще не успела просохнуть.
— Нужны ли тебе еще доказательства, что здесь кто-то живет? — спросил я Сольбёского.
— Я не сомневался в этом и раньше, — печально произнес он в ответ, — но я не без тревоги жду встречи с здешними обитателями.
Пока мы обменивались этими замечаниями, я успел откинуть старую портьеру из черной ткани, висевшую на железном стержне, который держался на вбитых в стену крюках.
Она прикрывала вход в соседний зал, еще более обширный, нежели тот, через который мы проникли в эти жуткие подземелья.
Здесь все указывало на то, что перед нами жилище семьи… или вертеп банды разбойников, впрочем давно уже заброшенный ими. Вдоль всех четырех стен были расставлены огромные старинные кресла. Над безобразным камином, дымоход которого, вероятно, выходил куда-нибудь к подножию замковых стен на берегу Тальяменте, висело венецианское зеркало. Увидев в нем свое отражение, я не на шутку перепугался, ибо всякому, кто одинок и лишен поддержки закона и общества, встреча с человеком неизменно внушает страх.
