Сергей Глезеров - Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная…
По данным «Памятной книжки С.-Петербургской губернии на 1905 год», Гражданская пожарная дружина насчитывала 11 почетных и 34 действительных членов.
Уже в советское время, в 1938 году, на базе Гражданской пожарной дружины организовали 34-ю команду (часть) Ленинградской пожарной охраны. В 1965 году она переехала из своего старого помещения в специально построенное здание на Гжатской улице, дом № 20, где располагается и сегодня. Впоследствии 34-я часть вошла в подчинение 1-го отряда Пожарной охраны. Свою «родословную» 34-я команда ведет именно с Гражданской пожарной дружины. Как отмечается в историческом формуляре 34-й пожарной части, «дружина считалась одной из сильных в пригороде Петербурга и отличалась высокой боеготовностью».
Меж двух войн
До февраля 1923 года деревня Гражданка входила в Муринскую волость Петроградского уезда Петроградской губернии. Затем ее административная принадлежность менялась очень часто. Сначала Гражданка вошла в Ручьевский сельсовет Токсовской волости, а потом – в Муринский сельский совет. В феврале 1926 года она вновь передается в состав Ручьевского сельского совета. С февраля по август 1927 года Гражданка входила в Парголовскую волость, а с 1 августа 1927 года – в Парголовский район созданной тогда же Ленинградской области. С октября 1930 года Гражданку включили в состав Выборгского района Ленинграда.
Вплоть до Великой Отечественной войны Колония Гражданка сохраняла свой национальный колорит, хотя прежняя немецкая идиллия на Гражданке исчезла, еще с началом Первой мировой войны. Когда на питерских немцев стали коситься, как на соплеменников «злейших врагов России». Затем – первое послереволюционное раскулачивание. Тем не менее, упоминание о любопытном образе Колонии Гражданка, «до наших дней сохранившей свой язык, обычаи и несколько замкнутый образ жизни», можно найти в путеводителе по Ленинграду даже 1940 года.
Лишь несколько дорог в Гражданке в 1920–1930-е годы были замощены булыжником, однако остальные улицы вовсе не утопали в грязи, так как вдоль улиц и между домами имелись дренажные канавы. Песчаные дорожки около домов окаймляли аккуратные зеленые газоны.
Мощеные дороги поддерживались в хорошем состоянии, поскольку через Гражданку с раннего утра происходило оживленное движение караванов груженых телег. Вдоль главного тракта находилось немало чайных, различаемых по именам владельцев: в Русской Гражданке – чайные Смолина и Тарасова, в Колонии Гражданка – чайные Титова, Солнцева и Большакова. В кузнице немца Юга можно было подковать лошадей.
По воспоминаниям старожилов, немецкие жители Колонии Гражданка отличались музыкальностью. Пианино имелось почти в каждом доме. У колонистов существовали три оркестра – для юношеского, среднего и старшего возрастов. Одной из традиций немецких колонистов Гражданки являлось ежегодное празднование Дня урожая. В этот день местные жители собирались в разукрашенном иллюминацией «Молотильном доме» на Мирской дороге. (По данным «Топонимической энциклопедии», эта улица сохранялась до конца 1950-х годов, она проходила от Гражданского проспекта в направлении нынешней улицы Бутлерова, а название ее связано с тем, что здесь устраивались сходы сельской общины – «мира»).
Немецкие колонисты на празднике в честь 100-летия Колонии Гражданка, 1927 год (из семейного архива В.Я. Бауэр)
Уникальные сведения о жизни немецких жителей Гражданки в 1920–1930-х годах содержатся в воспоминаниях бывшей колонистки Валентины Яковлевны Бауэр, родившейся в Гражданке 9 августа 1920 года.
«Между собой колонисты говорили больше по-русски, – вспоминает Валентина Бауэр. – Всего в Колонии было 35 домов немцев. Когда построили наш дом, то есть дом родителей отца, я не знаю. Его адрес: «Колония Гражданка, дом № 31», он стоял наискосок от немецкой церкви. Детей у колонистов было помногу. Бабушка полдома отдала моему папе, а другую половину – его брату с семьей. Остальным сыновьям строили дома, когда они женились. Младшему брату отца Федору бабушка купила земельный участок у Петра Лаврова на Лавровой улице, дом № 15.
В нашей половине дома были две комнаты, кухня, коридор, веранда, такая же планировка и на втором этаже. Комнаты оклеены обоями, кухня покрашена масляной краской. Веранда остеклена, перед ней сад. В саду деревья и цветы. Дорожки пололи и засыпали песком. За домом конюшня из бревен, дальше навес для телег, погреб и огород. Его держали в порядке, всегда показывали гостям. На огороде сажали овощи для себя и для скота, молоко продавали, а масло и сметану покупали в магазинах».
Соседи колонистов подтверждают, что в 1930-х годах немцы на Гражданке совершенно обрусели, их дети учились в одних школах со всем остальным населением. «Общались между собой колонисты по-русски, немецкого языка на Гражданке я почти не слышала, – вспоминает Галина Владимировна Михайловская. – Жили немцы очень дружно и как-то все вместе. Всегда у них было очень чисто и в домах, и в палисадниках».
Впрочем, вернемся к воспоминаниям колонистки Валентины Яковлевны Бауэр. «Предки мои занимались сельским хозяйством, – рассказывает она. – До революции держали лошадей, коров, свиней. Отец рассказывал, что трамвайную линию проводила какая-то норвежская компания, а наши колонисты поставляли своих лошадей, подвозили грунт и другие грузы. Лошади были ломовые, телеги на резиновых колесах. В 1930-е годы все лошади и инвентарь объединили в организацию „Выборгский транспортник“, находившуюся в помещении „пожарки“ (пожарной части).
У моей мамы, которая родилась за Пискаревским лесом, где стояло несколько домов немецких колонистов, тоже было много братьев и сестер. Ее отец рано умер, командовала всеми бабушка. Мама вставала раньше всех нас, трудилась по дому. Везде – чистота и порядок. Жили без излишеств, но в праздники было все. В гости приходили родственники и хорошие знакомые, часто приходила бабушка. Папа ее очень уважал. Каждое воскресенье мама готовила особенный обед. Национальное блюдо – немецкая домашняя лапша. Ее делали на яйцах, тонко раскатывали и резали мелко, как ниточки.
В праздники подавалось праздничное угощение, выпивали, но драк и скандалов не помню. Молодежь танцевала под граммофон, мужчины играли в карты – преферанс. Немки любили украшения – кольца, браслеты…»
В августе 1927 года в Колонии Гражданка произошло редкое и очень значимое событие: отмечалось столетие немецкого поселения. Немецкая лютеранская кирха не осталась в стороне от праздника. «Через дорогу протянули плакат, – вспоминает Валентина Бауэр. – Было очень много гостей из других немецких колоний. В каждом доме жили гости. Праздник проходил в убранном и разукрашенном сарае. Играл оркестр, гости пили какао. Всех фотографировали».
…Очень трогательные воспоминания связаны у Валентины Бауэр с последней в истории Гражданки церемонией конфирмации в лютеранской кирхе, происходившей незадолго до 1935 года. «Кирха была двухэтажная, деревянная, небольшая, – рассказывает она. – В небольшом тамбуре висела блестящая кружка, в нее прихожане бросали деньги. Посредине проход с ковровой дорожкой, по краям скамейки со спинками, на полочку люди клали молитвенник-песенник. Орган находился на втором этаже. Пастор читал проповедь по-немецки, встав на возвышение рядом с алтарем.
Последний пастор был молодой и красивый. Недели две ходили мы вечерами в кирху, понимали мы плохо, одна девушка с Поволжья хорошо понимала язык, потом нам пересказывала. Накануне конфирмации мы в темных платьях ходили отвечать хором на вопросы пастора, разукрашивать кирху цветами и ветками зелени, а утром церковь была полным полна народа. Нас, в нарядных белых платьях, построили в тамбуре, впереди пастор с Библией. Открылись двери, грянул орган… Все люди встали… Вот уже прошло семьдесят лет, а я, как вспомню, плачу. Пастор провел утреню, причастил нас, а потом родичи с букетами цветов поздравляли нас. С гостями мы все пошли домой, в нашем саду фотографировались. Скоро кирха перестала действовать, в ней сделали общежитие».
* * *5 января 1935 года лютеранскую кирху закрыли и переделали ее в общежитие. Прекрасный орган, стоявший там, безжалостно разрушили. По словам старожилов, возле бывшей кирхи дети еще долго находили трубочки от органа, но родители строго запрещали играть ими.
Здание кирхи, по одним источникам, разрушили еще до войны, по другим, – разобрали на дрова во время блокады. Многих из пасторов, служивших здесь, репрессировали. В 1934 году арестовали, а в 1938 году расстреляли в Воркуте Христиана Самуиловича Земке (1907–1938), служившего в церкви на Гражданке в 1930–1934 годах. В начале января 1935 года арестовали Николая Карловича Модерау (1896–конец 1930-х), кюстера (смотрителя) здания кирхи св. Николая в 1931–1932 годах. С 1933 по 1935 год он служил пастором в Эмильчине на Украине. В марте 1935 года Николая Модерау приговорили к 8 годам лагерей. Он отбывал срок в Мариинских лагерях Новосибирской области и погиб в заключении.
