Виктор Сонькин - Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу
По приказу Екатерины II в петербургском Эрмитаже была создана имитация ватиканских галерей Браманте и Рафаэля. Но не только это связывает российскую императрицу с Золотым домом. В 1768 году в Риме работал над своей книгой «Римские бани» британский архитектор Чарльз Камерон. Одним из объектов его пристального изучения были помещения, которые он считал банями императора Тита. В ходе разысканий архитектор проник под землю и изучил несколько помещений (как он думал — бань, на самом деле дворца). Одна из комнат была особенно интересной: с желобками на потолке и росписью в виде музыкальных инструментов. «В эту комнату я проник с большим трудом, — писал Камерон. — Мне пришлось проделать дырку в стене и спуститься по канату, а потом — на четвереньках карабкаться сквозь отверстие в другой стене. Комната была почти до потолка забита землей».
Любопытно, что после визита Камерона про эту комнату еще сто пятьдесят лет никто не упоминал и только в xx веке ее открыли вновь: это одно из самых знаменитых помещений Золотого дома, «Комната Ахиллеса на Скиросе».
Мать Ахиллеса, богиня Фетида, знала, что сыну суждено погибнуть, если он отправится на Троянскую войну, и старалась его «отмазать». (Любопытно, что в «Илиаде» Ахиллес — единственный герой, у которого, как представляется, есть выбор: прожить мирную спокойную жизнь и умереть в безвестности или погибнуть во цвете лет, но прославиться на долгие тысячелетия; судьба остальных предопределена вполне однозначно.)
Фетида послала сына на остров Скирос к тамошнему царю Ликомеду; когда Одиссей и Диомед в поисках уклониста добрались до Скироса, Ахиллес переоделся в женскую одежду и смешался с толпой девушек. Как в такой ситуации вывести на чистую воду переодетого мужчину, подробно рассказано в «Приключениях Гекльберри Финна». Хитроумному Одиссею такая задача была по плечу, и Ахиллес отправился воевать. Светоний сообщает, что император Тиберий имел склонность к праздным филологическим упражнениям и, в частности, задавался вопросом — а под каким женским именем Ахиллес скрывался на Скиросе?
Художника, который расписывал Золотой дом, по свидетельству Плиния Старшего, звали Фабулл (или Фамулл). Работал он в тоге (в переводе на сегодняшние реалии — в пиджаке и галстуке) и старался себя не изнурять. К сожалению, фрески дворца с каждым годом все сильнее портятся от воздействия загрязненного воздуха и влажности — недалек день, когда их совсем невозможно будет рассмотреть. То, что еще видно, даже при сильно развитом воображении особого впечатления не производит. Но не стоит забывать, что нам доступна только ничтожная часть убранства Золотого дома (не говоря о драгоценных камнях, золоте и жемчуге, которыми он был украшен). Непрофессионалу трудно оценить красоту девушки по плохо сохранившемуся скелету.
Но даже тем, кто захочет открыть в себе судмедэксперта, сделать это будет непросто. На протяжении последних десятилетий Золотой дом находится в состоянии перманентной реставрации и почти всегда закрыт. Если вам повезет, имейте в виду, что помещений, входящих в состав Неронова дворца, к настоящему моменту известно более 140. На восточной стороне одна из самых известных комнат — это «Нимфей Одиссея и Полифема», названный так за фреску в самой верхней части сводчатого потолка (потолки в Золотом доме все очень высокие, по 10–11 метров). В этой комнате (вероятно, обеденной) по стенам струились фонтаны, наполнявшие бассейны в соседних помещениях. Другая знаменитая комната — «Зал с золотым сводом». Она пострадала от времени больше других: лепнина со следами краски кое-где видна, но от картин на мифологические сюжеты не осталось практически ничего — они известны только по копиям времен Возрождения, которые сохранились в библиотеке испанского королевского двора. 119-я комната (та, в которую залезал Камерон), известная как «Комната Ахиллеса на Скиросе», по-прежнему поражает многоцветными фресками и «гротесками» с преобладанием любимых цветов Фабулла — голубого, охряного, желтого. И, наконец, даже на спутниковых снимках виден Восьмиугольный зал с огромным отверстием в потолке и одним из самых внушительных бетонных куполов, сохранившихся с римских времен.
Конец правления Нерона был омрачен заговорами, восстаниями в провинциях и общей нестабильностью. Описывая последние часы жизни императора, обычно суховатый Светоний поднимается до высокого драматизма, и русским читателям повезло больше, чем иным, потому что «Жизнь двенадцати Цезарей» доступна нам в образцовом переводе М. Л. Гаспарова:
Но первый порыв [покончить с собой] прошел, и он пожелал найти какое-нибудь укромное место, чтобы собраться с мыслями. Вольноотпущенник Фаон предложил ему свою усадьбу между Соляной и Номентанской дорогами, на четвертой миле от Рима. Нерон, как был, босой, в одной тунике, накинув темный плащ, закутав голову и прикрыв лицо платком, вскочил на коня; с ним было лишь четверо спутников… С первых же шагов удар землетрясения и вспышка молнии бросили его в дрожь. Из ближнего лагеря до него долетали крики солдат, желавших гибели ему, а [мятежному полководцу] Гальбе — удачи. Он слышал, как один из встречных прохожих сказал кому-то: «Они гонятся за Нероном»; другой спросил: «А что в Риме слышно о Нероне?» Конь шарахнулся от запаха трупа на дороге, лицо Нерона раскрылось, какой-то отставной преторианец узнал его и отдал ему честь. Доскакав до поворота, они отпустили коней, и сквозь кусты и терновник, по тропинке, проложенной через тростник, подстилая под ноги одежду, Нерон с трудом выбрался к задней стене виллы. Тот же Фаон посоветовал ему до поры укрыться в яме, откуда брали песок, но он отказался идти живым под землю. Ожидая, пока пророют тайный ход на виллу, он ладонью зачерпнул напиться воды из какой-то лужи и произнес: «Вот напиток Нерона!» Плащ его был изорван о терновник, он обобрал с него торчавшие колючки, а потом на четвереньках через узкий выкопанный проход добрался до первой каморки и там бросился на постель, на тощую подстилку, прикрытую старым плащом. Ему захотелось есть и снова пить: предложенный ему грубый хлеб он отверг, но тепловатой воды немного выпил.
«Хотя конец Нерона, — пишет Тацит, — поначалу был встречен радостным ликованием, оно быстро сменилось брожением умов не только в Городе среди сенаторов, народа и дислоцированных в Риме военных — нет, забурлили все легионы и их командующие, ведь открылась тайна власти: стать императором можно и вне Рима». Исходя из этой вновь открывшейся тайны, разные легионы на протяжении года выдвигали своих полководцев на первую роль в государстве, пока один из них — Веспасиан — не овладел ситуацией настолько, чтобы прекратить чехарду.
«Напиток Нерона» (decocta Neronis) — это кипяченая вода, охлажденная снегом, по тем временам — невероятная роскошь.
Кстати, по-русски невозможно точно передать знаменитую фразу Нерона, которую он повторял, набираясь смелости для самоубийства: Qualis artifex pereo (у Гаспарова — «Какой великий артист погибает!»). По-латыни можно, не греша против грамматики, поставить в такой фразе глагол в первом лице («Какой артист погибаю!») — именно так и говорил Нерон.
Новая династия, основанная Веспасианом, постаралась как можно скорее загладить то оскорбление традиционным римским ценностям, которое Нерон нанес городу и миру своим Золотым домом. Золото и жемчуга поступили в казну, бесчисленные статуи разошлись по храмам и загородным виллам, диких зверей, надо думать, отдали для цирковых игр. Восхваляя эти усилия, поэт Марциал в таких выражениях подлизывался к новым правителям:
Рим свободно вздохнул! При твоем владычестве, Цезарь,
Тем, чем кичился тиран, ныне владеет народ.
Бани
На месте Золотого дома постепенно вырос обширный банный комплекс. Первые здания бань торопливо выстроил сын Веспасиана Тит (править ему довелось всего два года, с 79 по 81 н. э.). Он приурочил их открытие к открытию Колизея. В самом деле, после жаркого полудня в амфитеатре надо же где-то помыться. Возможно, эти бани строились не с нуля, а как перестройка и открытие для публики бань нероновского дворца (в числе роскошеств Золотого дома числились купальни с горячими и серными источниками). Найденная в развалинах бань гранитная чаша до сих пор стоит в Бельведерском дворике Ватикана.
Следующая стадия расправы с памятью Нерона и его дворца была существенно более радикальной. Когда именно она началась — об этом археологи пока не пришли к единому мнению. Возможно, еще при императорах династии Флавиев (Веспасиане, Тите и Домициане), а может быть, позже, при Траяне. Огромная платформа погребла под собой Золотой дом, а на платформе вырос гигантский банный комплекс. Это были первые бани такого масштаба в императорском Риме. Выстроены они были к северовостоку от невзрачных бань Тита, причем вдоль иной оси, чем все предшествующие здания на Оппии, с поворотом примерно на 45 градусов. Сделано это было для того, чтобы солнце освещало и обогревало банные помещения (особенно самые горячие) с максимальной эффективностью. Этот экологический принцип впоследствии применяли и другие архитекторы.
