Ольга Рожнёва - Оптинки. Записки экскурсовода
Молчальник Тит, до сих пор чтимый в Козельске, подвизался в Благовещенском храме в девятнадцатом веке, первой его четверти. Он был нищим странником, ходил по святым местам, жил даже как отшельник в лесу.
Потом, получив, видимо, какое-то тайное уведомление, пришёл в Благовещенский храм и молился в притворе, распростершись ниц перед иконой Страшного Суда.
На расспросы прихожан отвечал только знаками, как глухонемой. Отчего он пустился странствовать? Отчего дал обет молчания? Пережил ли он какую-то тяжёлую скорбь, удар судьбы или просто услышал зов Божий и откликнулся на него всем сердцем? Этого мы уже никогда не узнаем…
Как зовут его, стало известно, когда перебирали имена святых по алфавиту: утвердительный знак последовал за именем Тит. Молчальник стал помогать семье служившего в этом храме священника, отца Феодота. Тит выполнял всю чёрную работу: колол дрова, носил воду, помогал по хозяйству и оставлял работу только по звону колокола, возвещавшего о начале службы. В храме он молился в притворе, распростершись ниц, чуть поднимая голову от деревянного помоста.
Отец Феодот разрешил ему жить в церковной сторожке, где Тит-молчальник целыми ночами молился со слезами перед иконой святителя Николая Чудотворца. А если случалось ему недолго поспать, то спал на короткой и узкой деревянной лавке, используя вместо подушки кирпич.
Постепенно прихожане храма преисполнились почтения к жизни подвижника и стали приносить ему милостыню и вещи, которые он тут же раздавал нищим, оставляя себе деньги лишь на масло для неугасимой лампадки перед иконой Николая Чудотворца и на грошовую булку. Эта грошовая булка составляла всё его дневное пропитание.
К сторожке была пристроена небольшая комната, там поселился родитель отца Феодота, вдовый священник Иосиф. Отец Иосиф неоднократно просыпался ночью от звуков стройного, невыразимо приятного и умиляющего душу пения, а из-под двери, ведущей в соседнюю келью молчальника-Тита, лился необычный свет. Когда же отец Иосиф подходил к двери, свет исчезал, умолкало пение, и, заглянув в келью, можно было увидеть только подвижника, молящегося перед иконой при свете лампадки. Отец Иосиф хранил всё в тайне и рассказал о дивном пении и необычном сиянии лишь перед своей смертью сыну, отцу Феодоту.
Когда Тит-молчальник умирал, он позвал к себе отца Феодота, и тот, заранее подготовленный рассказом родителя, уже принял без удивления, но с благоговением исповедь подвижника, который отверз уста для покаяния перед смертью. Священник напутствовал умирающего причастием Святых Христовых Таин и принял от него в дар икону святителя Николая Чудотворца, свидетельницу неустанных молитв, ночных бдений, покаянных слёз.
Вообще Благовещенский храм – особенный, в нём служили такие подвижники, как игумен Никон (Воробьёв), духовный писатель, автор чудесной книги «Нам оставлено покаяние», где собраны его письма духовным чадам, и оптинец, отец Рафаил (Шейченко), преподобноисповедник, двадцать один год проведший в лагерях за веру, молитвенник, имевший дар слёз и духовного рассуждения.
Мать Анна вспоминала отца Рафаила с любовью. Она была свидетельницей прозорливости старца. Многое изгладилось из памяти девяностопятилетней монахини, но она хорошо помнила один эпизод.
В то время она уже была пострижена в монахини. Трудилась, чтобы прокормить семью, ещё несла послушание в храме. Работала так много, что сил исполнить монашеское правило не оставалось. И вот как-то во сне громкий голос, отдающий эхом, укорил Анну:
– Что за солдат без ружья и что за монах – без монашеской молитвы!
Пошла Анна на утреннюю службу, а сама всё об этих словах думает и скорбит. После службы отец Рафаил вышел на благословение, и, когда Анна подошла ко кресту, он улыбнулся ей и тихо сказал:
– Ну что, Анна… Расскажи-ка мне, что сегодня ночью во сне видела.
Анна даже онемела. А батюшка ей:
– Вот что слышала – исполняй.
Как узнал он о сне? Господь открыл пастырю, положил на сердце…
Когда монастыри в Оптиной и Шамордино закрыли, многие монашествующие нашли себе пристанище в Козельске. В послевоенное время те из них, кто уцелел от репрессий, уже состарились, болели. И у Анны было послушание – заботиться о больных, немощных, престарелых. Она всегда знала, кто болен, и приносила из храма еду.
В трудах и заботах летели годы, мать Анна состарилась и теперь тоже нуждалась в заботе и уходе. Да и шутка ли сказать – до девяносто пяти лет сама себя обслуживала, не прося никого о помощи!
Когда Ольга пришла к ней в дом, работы хватало: нужно было готовить, стирать, убирать в избе, вычитывать матери Анне монашеское правило.
Питалась старенькая монахиня очень скудно, и когда Ольга как-то раз приготовила ей рыбные котлеты, старушка обрадовалась этим котлетам, как какому-то изысканному блюду.
С тех пор Оля старалась повкуснее накормить матушку, стряпала ей в утешение пироги. И та радовалась, но ела очень мало ― как птичка. Старенькая, она просто не могла уже почти кушать, да и жизнь нелёгкая приучила её всегда обходиться очень малым, какими-то крохами. Иногда откусит она кусочек пирога и вздохнёт:
– Слава Богу – наелась… А я вкусно-то никогда и не ела…
Оля слушала, и ей хотелось плакать. И ещё вспоминалось, как в очереди в магазине две стоящие перед ней дамы переговаривались громко:
– Купила колбасу докторскую за двести пятьдесят – ну есть не будешь, такая дрянь!
– Да уж, не знаешь, чем и семью покормить, у меня муж и копчёную за четыреста есть не стал, невкусная какая-то!
И Оле думалось: вот матушка отродясь колбасы той и не пробовала, будучи монахиней ― мясного не вкушала, на таких крохах до девяносто пяти лет дожила, а мы – сколько проживём с нашим вечно несытым чревом?
Сходила Ольга в собес, узнать, почему у матушки такая маленькая пенсия. Но там ответили, что Анна работала за трудодни и большой пенсии не заслужила. Как и большинство наших бабушек, переживших войну.
Работала Оля и в огороде, сажала лук, морковь. А мать Анна привыкла всю жизнь работать и утерпеть не может – кое-как выйдет из дома, сидеть уже сил нет, так она приляжет между грядками. Оля лук убирает, а старушка перебирает его тихонько и рассказывает что-нибудь из прошлой жизни. А то расскажет, как варенье сварить по старинному рецепту. Очень Оле эти рассказы нравились…
Постепенно мать Анна всё слабела и слабела. Перед кончиной она заболела, ничего не могла кушать, часто впадала в бред. Врач сказал, что организм износился и помощи медицинской оказать уже невозможно.
Несколько раз приходил священник причастить больную. Оля поехала в Оптину к духовному отцу:
– Батюшка, мать Анна страдает… Игумен N подумал и ответил:
– Помолись перед иконой Божией Матери «Спорительница хлебов»…
Оля помолилась перед иконой, и через несколько дней, на праздник этой иконы, после причастия мать Анна мирно скончалась. Кончиной непостыдной, мирной, Божественных Таин причастной…
Вот такая небольшая история была мне рассказана – кусочек полотна жизни, на которое наносит краски бытия Сам Творец Своей всесильной кистью.
Записки экскурсовода
Небольшое вступление
Давно ли я писала: «В Оптиной я тружусь на послушании уже месяц». Шесть лет прошло – как один день. И теперь я могу написать: «В Оптиной пустыни я тружусь на послушании шесть лет».
Последние три года – старшим экскурсоводом Оптинской экскурсионной службы. За это время записала много историй, радостных и печальных, поучительных и просто забавных.
Решила поделиться несколькими историями с вами, дорогие читатели.
И чего я тут не видела?!
Приехала в Оптину паломница. Идёт по обители и громко вслух возмущается:
– И чего я сюда только приехала?! И чего я тут не видела?! Несколько храмов да несколько домишек – больше и нет ничего! Оптина пустынь, Оптина пустынь! И чего я сюда только ехала?!
А ещё экскурсовод…
Муж с женой во время экскурсии:
– Вы знаете, мы прочитали в книге «Пасха красная»: космонавты видели из космоса, как от Оптиной пустыни поднимается столб света. Мы поняли так, что это благодать, по-видимому… Не могли бы вам нам показать это место в Оптиной, откуда столб света исходит? Ну, точку дислокации, так сказать… Как это не можете?! А ещё экскурсовод…
Можно вам исповедаться?
– Алло, это экскурсионная служба?
– Да, здравствуйте.
– Оптина пустынь?
– Да, слушаем вас.
– Можно вам исповедаться?
Родительское пожелание
– Будьте добры, расскажите нам, пожалуйста, на экскурсии по Оптиной что-нибудь этакое… Какое? Ну, вы же понимаете, такое… Богодухновенное! Чтобы мои дети-подростки сразу ― раз – и в Бога уверовали!
Тихон сидит тихо
– Мы на экскурсию к вам – с ребёнком. Восемь месяцев. А куда же нам его?! Да, младенец… Да, экскурсия длится больше часа… Не, вы ему не помешаете! И он – вам! Он – Тихон и будет вести себя тихо! Маленький Тихон действительно ведёт себя тихо, слушает про Оптинских старцев и блаженно улыбается все полтора часа.
