Любовь Отраднева - Озма
И Озма познакомилась со всей остальной киногруппой. Далеко, конечно, не такой живописной, как первые трое. Это были обыкновенные славные ламанчцы, ещё скорбевшие о прежнем режиссёре, но уже готовые подчиняться новому.
Под конец знакомства вернулась Адальжиза. И Озма даже не сразу её узнала. Мерзявка и впрямь хорошо потрудилась над собой и буквально нарисовала на себе красавицу Тересу…
— Запомни, Алька, — говорил впоследствии по этому поводу Расщепей, — в кино могут играть люди либо совершенно естественные, либо насквозь фальшивые.
Правая рука Расщепея
На другой же день началась работа. Большая часть фильма должна была сниматься в бывшем замке Тересы — ныне музее революции. Поэтому Расщепей и Озма жили в верхних комнатах, там, где не было экспозиции и служащие устроили всё по-современному.
Музей, конечно, закрыли для посетителей. Но всё равно любопытные собрались вокруг замка. Много они, впрочем, не увидели: только Расщепея с гитарой под окнами и Адальжизу на балконе. Удалось прохожим, конечно, услышать, как Тереса-мерзявка запела старинный романс и как Алехандро-режиссёр, перебирая струны, нашёл аккомпанемент…
— Почему вы не дома, сеньор? — Адальжиза оборвала мелодию на полуслове. — Ведь уже темно, и холод такой, какого давно не знала Ламанча!
— Дом мой — вся страна, сеньорита! — отвечал Расщепей.
— Так вам что же, негде сегодня ночевать? Да вы замёрзнете под открытым небом! Нет, я себе не прощу, если вы не проведёте эту ночь в моём замке!
— Ваше приглашение — большая честь для меня. Только… вы не боитесь мышей?
— Нет… А почему вы спрашиваете?
— Со мной мой верный друг — белая мышка!
— Несите её сюда! Я её накормлю и отогрею.
— Вы очень добры, сеньорита, большое вам спасибо…
— Чем расточать мне комплименты, заходите скорей, а то замёрзнете и мышь погубите!
…Это была репетиция первой сцены. После неё в верхних комнатах состоялся серьёзный разговор.
— Так дело не пойдёт! — сказал Расщепей Адальжизе. — Вы всё испортите.
— А что я не так сделала? — вскинулась Адальжиза. — Я ни одного слова не перепутала!
— Дело не в словах! Вы понимаете, что портите образ? Вы рисуетесь, вы как будто хотите благодеяние оказать, и чтобы вас потом хвалили! «Вот какая я хорошая, что даю приют этому оборванцу!» — так ваши слова звучат. А вы должны просто пожалеть Алехандро и его мышь. Тереса — это мгновенный порыв, она меньше всего думает о том, что о ней люди скажут. Запомните это, сеньора! Завтра будем репетировать снова!
* * *Подействовало. На следующий день репетиция прошла так, что не к чему было придраться. Озме даже начало казаться, что ожили страницы романа Секретереса. И это ощущение уже не покидало её.
Сама Озма должна была начать играть ещё очень нескоро. Но вовсе не сидела без дела. Переписывала роли всем участникам. Отвечала на телефонные звонки. А когда начались съёмки и Расщепей играл, она следила, чтоб всё шло как надо. Само собой вышло, что Озма стала правой рукой «Алехандро-без-мыши», как звала киногруппа своего режиссёра.
Девушка не обманула его ожиданий. Она делала всё, о чём её просили. И даже больше: выслушивала исповеди Адальжизы, спасая тем самым остальную, куда более занятую, киногруппу.
Стоило Озме позвонить мерзявке, чтобы сообщить, когда приходить, как Адальжиза начинала рассказывать, до какой степени обожает Расщепея и как мечтает наконец с ним поцеловаться в конце фильма. А между прочим, у Адальжизы был муж, очень славный Шиферный Гвоздь, и двое детей, близнецы, Вих Ван Вор и Азалия. Они остались в Индии, и Адальжиза даже звонить им не думала. (Расщепей и Озма даже в самый занятой день выкраивали время, чтобы поговорить с родными). Мерзявка переехала в лучшую мадридскую гостиницу в тот самый день, когда решено было снимать фильм. И успела уже всем надоесть. И когда Озма в первый раз вызывала Адальжизу, многие ехидно улыбались за спиной школьницы. Но девушка спокойно переносила глупую болтовню мерзявки — просто очень скоро научилась от неё отключаться…
Новогодний бал
После того, как Расщепей добился аудиенции у короля Алехандро Седьмого (вождь революции был прадедом его прадеда) и получил разрешение на съёмки во дворце, его величество пригласил режиссёра с мерзявкой на новогодний бал. Король очень интересовался съёмками и хотел всё-всё про них разузнать. Озма, в отличие от Адальжизы, не напросилась с Расщепеем на аудиенцию и приглашения, естественно, не получила.
…Танцы уже начались, и все наперебой приглашали Адальжизу. Но вдруг в зал вошла совсем юная девушка, в белом платье, с тёмными волосами, уложенными в пышную причёску. Незнакомка была так хороша, что никто не задержал её в эту праздничную ночь… Мерзявку тут же все бросили и перебежали к новенькой.
Она танцевала в своё удовольствие и, устав, сбежала часа за полтора до конца бала. Все, особенно король, расспрашивали друг друга, кто она такая, но никто не мог ответить. Адальжиза порывалась что-то сказать, но Расщепей так на неё посмотрел, что у неё душа ушла в пятки.
* * *Проснувшись на следующее утро, Озма обнаружила под дверью своей комнаты записку:
«Ой, Алька, мало тебе Хуаны — ещё Золушкой решила стать? Не бойся, я тебя не выдам. А. Р.»
Девушка не догадывалась, что теперь у неё есть смертельный враг.
Достиг я высшей власти…
Вскоре на киностудии пропала крупная сумма общественных денег. Национальная валюта Ламанчи — леденцы-«корочки», и скажу по секрету, что мерзявка даже ни на что их не потратила, а попросту съела, едва не лопнув.
Поиски виновного киногруппа решила отложить до окончания съёмок. Сейчас гораздо важнее было другое — где достать недостающую сумму, без которой всё может пойти прахом?
Расщепей быстро нашёл работу на дом — принялся писать сценарий для экранизации романа «Мемуары стерляди». А руководить съёмками, не задумываясь, поставил падчерицу.
Озма чуть не упала, узнав, что теперь на её плечи ложится весь груз ответственности.
— Я в тебя верю, Алька, — объявил Расщепей, опережая любое её жалобное слово. — Здесь нет ничего трудного. Ты ведь уже следила за порядком, когда я играл!
— Да, но перед съёмками указания давали вы!
— А ты разве не читала сценария? И разве у тебя не светлая голова? И кому, скажи на милость, ну кому, кроме тебя, могу я передать свои полномочия? Флоренс? Или Идолищу, которое, кроме роста, ничем от неё не отличается? Или кому-нибудь из здешних, которые привыкли смотреть в рот, как те волны? Или Адальжизе — вот уж истинно мерзявка! Нет, и слушать не хочу никаких возражений!
И, не откладывая дела в долгий ящик, он быстро и размашисто написал на бланке киностудии:
«Сим удостоверяется, что с сегодняшнего дня Расщепей Озма Викасовна обладает всеми полномочиями главного режиссёра в фильме «Мятеж Алехандро-с-мышью» вплоть до особого распоряжения. Оспаривать воспрещается! Кто не верит — выйди вон!»
Подписавшись под этим диковинным документом, поставив число и приложив печать, Расщепей подал бумагу Озме и сказал:
— Ну вот, теперь ты можешь говорить, как Борис Годунов: «Достиг я высшей власти…» Вперёд, дочь моя, ничего не бойся! А недовольных отсылай ко мне, и — гром и молния! — я оторву голову всякому, кто посмеет тебя не слушаться!
* * *Вечером, на общем собрании киногруппы, Расщепей официально объявил о своём решении, просил «любить да жаловать свою новую командиршу».
Ламанчцы почтительно склонили головы. Мышь и Идолище захлопали в ладоши, радуясь за подругу. А Адальжиза, отвернувшись, прошипела сквозь зубы:
— Ещё подчиняться этой пигалице! Ну, теперь-то она узнает, как перебегать мне дорогу! А он, неверный, пусть чахнет над пыльными рукописями!
На этом же собрании постановили снимать пока те сцены, где Расщепей не участвовал. Он надеялся за это время разделаться со «Стерлядью» и снова начать играть Алехандро «уже свободным человеком». Таким образом, на долю Озмы выпадало ставить совещание короля, епископа и тюремщика после гибели Людоеда, сцены агитации ламанчцев мышами, сцену Тересы с оружейником и ещё ту, где Тересу берут под стражу.
Новая школа
На другой же день после того, как Озма так неожиданно попала в режиссёры, жизнь её ещё усложнилась. Кончились каникулы, и она пошла в школу, в маленький городок неподалёку от замка Тересы. В эту школу Озму временно записали ещё в первый день в Ламанче.
Девушка всегда училась охотно, но сейчас не радовалась. Не потому даже, что не знала, как всё успеть…
В первый же день новые одноклассники спросили её, сколько она будет у них учиться.
