Жнец-кун - Всё, что было или есть, началось с мечты…
Сейчас ещё светло, вон девушки из дневного класса бегают… Сегодня воскресенье, выходной. Ночной класс выйдет позже. Надеюсь, я не особо им помешаю. Хотя, если мне не изменяет память, в это время они должны как раз начинать просыпаться.
Вот и дверь. По старой привычке хотел постучаться для приличия, но потом вспомнил, что всё равно никто не откроет. Так что входим смело.
Скрип дверных петель. Такой знакомый, и, чёрт возьми, родной, милый сердцу скрип.
— Кто-то пришёл, — зевнули с лестницы, — Юки-сама, это, наверное, Зеро к Вам пришёл.
— Бегу, Айдо, бегу! — раздался в отдалении голос принцессы. Послышался топот босых ног по полу, — Привет, Зе… Ой… Учитель Михаэлис? — удивлённо воскликнула она.
На секунду воцарилась мёртвая тишина. Затем кто-то что-то разбил, кто-то чем-то подавился, кто-то упал с кровати…
— Я польщён, что меня помнят, — чуть склонился я, — добрый… Эм… Вечер, Юки.
От собственной вежливости с кровососом по идее мне должно захотеться почистить зубы, но я как-то привык.
— Добрый, — ответила Юки немного ошарашено, — что привело Вас сюда?
— Мне нужен Канаме. Срочно. Сейчас. Он здесь?
— Да, брат у себя. Пойдёмте, я Вас провожу.
С благодарностью (ибо Канаме действительно нужен) киваю и иду за чистокровной. На чуть охреневшие взгляды аристократов отвечаю лёгкой усмешкой.
— Брат! — стукнула Юки по двери.
— Я уже встал! — раздалось из-за неё, — Иду-иду!
— Да не надо! К тебе учитель Михаэлис пришёл!
— Да ну? — спросил Канаме, выглянув.
— Ну да, — машинально перефразировал я (от Ани привычка осталась), — добрый вечер, Канаме. Могу я поговорить с тобой наедине?
— Конечно. Заходи.
Переступаю порог. Куран тщательно запирает дверь. А на лице — ни следа удивления по поводу моего визита.
— Я ждал, что ты придёшь, но не ожидал, что так рано, — сказал Канаме, повернувшись, — не стой, присаживайся.
— Спасибо, я постою. Мне быстро, — вежливо отказался я, решив потом выяснить, почему он меня ждал, если не знал о визите.
— Как знаешь. Ну так что?
Я чуть помедлил.
— Вы всем ночным классом Таню ещё не съели? — с надеждой спрашиваю я.
— Как раз собирались, — съязвил Куран, — а что?
— Аня кое-что потеряла, и Таня должна стать донором.
Канаме цокнул языком.
— Сочувствую, — искренне сказал он, подошёл к шкафу, достал оттуда полудохлую вампиршу класса Е (то бишь Таню) и кинул мне.
— Благодарю, — сказал я, вешая Таню на плечо, — ты очень помог Ане.
Поворачиваюсь и собираюсь покинуть комнату через окно, но ощущаю прожигающий взгляд Курана на спине. Чувствую, что надо что-то сказать. Что-то сказать…
— Канаме, помнишь, как в ночь смерти Хио Шизуки ты сказал мне, что я очень низко пал?
— Помню.
Вздыхаю. Чёрт возьми, сколько воды утекло с того дня…
— Я пал ещё ниже.
В отражении краем глаза замечаю офигевшие, нет, охуевшие глаза Курана.
— Ты… — у вампира нет слов, чтобы закончить фразу.
— Да, я, — подверждаю невысказанное, — ты примешь?
Молчание.
— Конечно.
Чуть фыркаю, выпрыгиваю в окно и бегу в самую безлюдную часть города. Куран оказался умным мальчиком. Ему не понадобились разъяснения, кого, куда и зачем.
Что ж, Аня. Подожди ещё чуть-чуть. Совсем немного.
Скоро всё закончится.
98
— Ах, да нервничай ты так! — сказал Сатклиф, чем-то шурша.
— А что мне ещё остаётся делать? — огрызнулась я, ощупывая повязку, — И вообще, что ты делаешь?
— Ем.
— ЕШЬ?!
— Да, ем. Пирожок с печёнкой. И будь добра, не вопи, а то все врачи сюда сбегутся. И придётся весь процесс отложить до следующей ночи. Кстати, будешь пирожок?
— Нет, спасибо, — процедила я шёпотом.
Что ж, похоже, придётся ждать. Ожидание так выматывает! Нервы на пределе уже! А когда рядом на тумбочке шуршит плёнка с твоими воспоминаниями, и ты знаешь, что вот-вот их получишь, но надо ЕЩЁ ЧУТЬ-ЧУТЬ подождать, то от нервов даже синих ниточек не остаётся!
А всё так обычно начиналось… В смысле, для шиноби обычно. Опасная, как всегда, миссия, ибо неопасные только у начинающих генинов, да и то недолго. Травма, разумеется, куда же без неё. Вот только не пойму, почему эти твари целенаправленно целились именно в меня и именно по глазам? Да-да, так и есть. Сейчас, когда меня доставили в госпиталь, обработали рану, замотали повязкой и занялись поисками донора (ну хотя бы одного глаза), я лежу, плюю в потолок, жду… Кхем, «хранителя», и размышляю о миссии.
Этих монстриков создал Орочимару, сей факт сомнению не подлежит. Но если хорошенько вспомнить сражение именно с человекообразными мутантами, то становится ясно, что других они стремились просто убить. Ну или там руку оторвать, но никак не ослепить. Почему же? А хрен его знает. Эх, хрен-то знает, но молчит.
Слава Дзясину, что мои товарищи тоже заметили необычное поведение этих существ. Каким-то раком, пардон, чудом, им удалось захватить одного из них живым. Так что сейчас «это» дрессирует Морино Ибики. А он спец по пыткам, так что теоретически можно спать спокойно — скоро всё узнаем.
Я вздохнула. Вот именно — теоретически. На практике же я сижу и грызу ногти, жду некоего Себастьяна, который обещал достать мне глаза, затем Грель, лазающий под шкафом в поисках своей пилочки для ногтей, вернёт мне воспоминания. А дальше «Вы будете сами решать, что делать с этим знанием», как сказал Себастьян.
Блин, когда вспомню о нём — то Какаши, спящий на стуле за дверью палаты, сразу забывается… Чёрт возьми, кто же этот Себастьян?
«— Сегодня я заварил Вам чай из лепестков сакуры, — произнёс бархатный голос.
Я поперхнулась.
— Из чего?!
— Из вишни, госпожа, из вишни.
— Да я знаю, что такое сакура! Но разве из её лепестков можно заваривать чай?!
— Как видите, можно. А почему Вы спросили? Вам не нравится? Я заварю любой другой, если Вы того желаете…»
ТВОЮ МАТЬ!!! КАК ТРЕЩИТ ГОЛОВА!!!
Бам!
— Ай! — капризно взвизгнул Грель, треснувшись затылком об шкаф, — Ань, ты чего? — вопросил он, выуживая-таки свою пилочку и обозревая раскинувшуюся по всей комнате и вовсю шуршащую плёнку.
В ответ я промычала что-то невразумительное. Грель, фыркнув, принялся сматывать плёнку обратно.
— Ну и зачем ты пытаешься вспомнить? — недовольно спросил он, — Ты ещё до рассвета получишь всё обратно! Не вспоминай, больнее будет!
— Оно само… — тихо простонала я, стекая на пол. Недошинигами, тихо матерясь, поднял меня за шкварник и положил обратно на кровать.
— И где его носит… — буркнул он.
Вдруг, именно вдруг, со стороны окна послышался лёгкий скрежет. Грель, уронив пилочку повторно, кинулся открывать щеколду.
— Себастьянчик, ну наконец-то ты явился! Где тебя черти носили?
— Меня не черти носили, а Куран, — тихо ответил Себастьян, осторожно перелезая через подоконник.
Я подскочила на кровати, смутно чувствуя какое-то беспокойство.
— Не надо нервничать, — услышала я тихий бархатный голос. Большая тёплая ладонь ласково коснулась моей щеки, как бы успокаивая…
— Давайте вы потом будете голубиться, — недовольно сказал Грель, — мне спешить надо.
Умеет же этот гад моменты портить!!!
— Я не задержу тебя ни на секунду дольше, чем это необходимо, — нейтрально ответил Себастьян и присел на кровать, — Ань, может быть больно, постарайся не кричать, ладно?
— Хорошо… — пискнула я.
Себастьян развязал повязку и положил мне ладонь на глаза.
— Начинаю.
Ах мать моя печенька, как больно!!! Молчать-молчать-молчать, надо молчать! Были такое ощущения, словно глаза выковыривали какой-нибудь вилкой с большим количеством зубчиков! Но на заднем плане я всё ещё ощущала ладонь Себастьяна на своём лице…
— Всё.
…
Всё?
Осторожно открываю глаза. В поле зрения первым делом попадает красный плащ Греля, его же бензопила… И красные, с вертикальными зрачками, глаза Себастьяна.
— Ну-с, заткни ей рот, а то точно вопить будет, — деловито сказал Грель, заводя бензопилу.
Мама родная, роди меня обратно…
Себастьян, как мне показалось, со вздохом, подсел поближе, крепко меня стиснул и заткнул одной рукой рот. Чё-то мне становится страшно…
— Начнём! — весело сказал Грель и… Швырнул в меня свой агрегат.
Бензопила влетела мне аккурат между лёгкими. Почему я не чувствую боли?!
Грель, игнорируя мои охуевшие глаза, вытащил бензопилу.
Ой мать…
Из раны тут же вылетела плёнка. Грель её тут же поймал и принялся что-то искать.
Как же… Противно! Словно кто-то руками трогает твоё прошлое!
— Нашёл!
Я вновь взглянула на плёнку. В искомом месте она была грубо обрезана, а концы завязаны узлом. Развязав, Грель взял с тумбочки вторую плёнку и принялся неизвестным мне образом аккуратно склеивать их концы.
