Фил Бандильерос - Самое естественное обезболивающее
— Гарри… — нерешительно сказала она, не зная, что дальше делать.
— Тебе дальше… помочь? — спросил я, сглотнув ком в горле.
— Да, — она снова повернулась, и я расстегнул бюстгальтер, повозившись с маленькими крючочками. Кэт, глубоко вздохнув, повернулась. У неё была прекрасная аккуратная грудь, так что я не смог устоять и, приблизившись, поднял её лицо. Она, видимо ожидая другого, посмотрела на меня. Наши глаза встретились на секунду.
— Гарри. Это…
Я, действуя на автомате, поцеловал её. Это был вообще мой первый поцелуй. Странно, я думал, это будет… не так хорошо. Как приятно знать, что я ошибался. Губы Кэт были сладкими, горячими, а сама она немного расслабилась во время поцелуя. Она, не разрывая поцелуй, расстегнула мою рубашку, потом и вовсе стянула её, бросив куда–то в сторону. У меня было преимущество — я полностью одет. Пришлось так же, на секунду разорвав поцелуй, что бы расстегнуть дорогой кожаный ремень. Я не разбираюсь во всех этих модных штучках, но пидо… то есть стилист сказал, что это модно. Кэт стянула с меня брюки, и мы оказались в равном положении. Она немного боялась, чувствую это. Надо успокоить.
— У тебя… Это впервые?
Этот вопрос заставил её снова покраснеть и севшим голосом сказать «да». Вот это да.
— Не бойся. Если честно… у меня тоже, — вздохнул я, притронувшись к её плечу. Оно мне показалось гладким как шёлк, и я нежно толкнул её. Кэт послушно упала на мягкую кровать и, подняв на меня красное лицо, улыбнулась.
— Впервые?
— Да, — я «смело» взялся за трусики и стянул их, когда Кэт, завалившаяся на спину, подняла ноги. Кажется, это её успокоило. Теперь всё.
Даже не верилось, что это всё происходит со мной. Я снова поцеловал её, опустился поцелуями ниже, сдавив губами призывно торчащий сосок. Кэт облизнулась и закрыла глаза, а я спускался ниже, проведя языком вокруг пупочка.
Когда достиг желанного места, она уже смелее, с тяжёлым вздохом предоставила мне возможность действовать.
Никогда не знал и не интересовался, что делать, но… Кажется, где–то читал. Полюбовавшись на неё, уже через минуту добился того что Кэт возбудилась ещё сильнее. Подняв взгляд, увидел, что она одной рукой сжимает грудь, а другой схватилась за простынь, скомкав ту в кулаке. Её глаза были закрыты, а на лице было бездумное выражение. Налившиеся пуще прежнего краснотой губы, открылись, и Кэт тихонечко охнула. Я понял, что пора переходить к главному и приблизился к ней. Волнение отошло на второй план, как во время выступления в квиддиче — сначала ты нервничаешь, но потом после выхода на поле толпа оглушает, и перестаёшь её замечать. Остаёшься один–на–один со снитчем, с желанной целью.
— И! — скривилась она от боли, — Подожди, Гарри, не двигайся, — я замер внутри неё. Кэт тяжело дышала, глядя мне в глаза. Так продлилось несколько секунд, после чего она пискнула «извини».
— Тебе не за что извиняться, Кэт. Я понимаю, — примирительно сказал я, предаваясь наиприятнейшим ощущениям. Тепло, и она… живая, тёплая, мягкая, такая… Уютная. Побочное ощущение очень похоже на уют, желанное тепло.
— Можешь… двигаться, — сказала она, отвернувшись. И это продолжилось.
Кэт была сначала молчалива и смотрела в стенку, но потом я, лаская её руками, обратил всё внимание на себя. Мы снова встретились глазами. Ещё несколько минут, и она стала дышать намного глубже, постанывая. Я же неумолимо двигался. И тут произошло это. Кажется, Кэт закончила, внутри стало мгновенно тесно, она выгнулась и громко застонала. Я побеспокоился, не услышит ли нас кто–то, но мимолётно — тоже «финишировал». Зря беспокоился — Сириус не такой робкий как я… По крайней мере стон сверху, со второго этажа был отчётливо слышен.
Отдышались. Кэт переведя дух, сказала:
— Гарри, это… прекрасно.
— Хочешь ещё? — спросил я, посмотрев в её глаза.
— А… — она бросила взгляд на меня.
— Да. Только, чур, теперь ты сверху, — улыбнулся я. Как ни странно, Кэт звонко рассмеялась.
* Утро *
— О чем ты, мать твою, думал! — кричал Люпин на бродягу. Ремус, выглядевший с утра как человек, у которого сбылась детская мечта, пригорюнился. Пришлось мне вмешиваться:
— Луни, не надо. Сириус… всё правильно сделал.
— Но Гарри, ты ещё не знаешь, какой он кобель! А уж после двенадцати лет воздержания…
— Знаю, Луни. Я заснул только часам к четырём, — вздохнул я. Сириус действительно оказался неутомимым. Мы с Кэт повторили «для закрепления материала» четыре раза. Но после этого сверху всё равно был слышен шум, скрип кровати и стоны. Кэт, положившая мне голову на грудь, сказала:
— Знаешь, будь это три часа назад, я бы умерла со стыда, услышав, — она задорно хихикнула.
— Я бы тоже. Сириус… Долго был вдали от людей. Что сказать, бродяга, «дикий».
— О! — звонко рассмеялась она, когда сверху чуть не посыпалась штукатурка.
— Гарри, а ты, правда… в первый раз?
— Да.
— А ты… учишься, где–нибудь?
— Да. В одной частной школе близ Шотландии. Там интересно, но…
— Но что?
— Но там нет таких девушек как ты, — улыбнулся я, приобняв Кэт. Она снова посмеялась в кулачок.
— А сколько тебе лет?
— А насколько выгляжу?
— Ну… на шестнадцать. Примерно. С натяжкой…
— Пусть будет так, — снова улыбнулся я. Кэт не стала развивать тему.
А утром настала пора прощаться. Кэт вышла проводить нас, дала адрес и телефон, сказав, что бы я её не забывал. Могла бы и не говорить.
Сверху спустился Сириус, довольный как кот, нашедший цистерну валерианы, и бочку сметаны. Увидев Кэт, он перевёл вопросительный взгляд на меня. Пришлось ответить.
— Вы бы там потише, а то мы с Кэт не могли заснуть. Устали, — улыбнулся я «невинно». Сириус, улыбнувшись в ответ от уха до уха, потрепал Кэтрин по голове, сказал:
— Ну, извини, Сохатик, — и ведь без тени раскаяния умудрился сказать!
Мы взяли такси и, назвав адрес, умчались. Я на прощанье поцеловал Кэт. Это было… грустно. Но мы не пара, хоть она и приятная девушка. Её место точно не рядом со мной. Тяжело вздохнув, я ушёл «по–английски», то есть не прощаясь. Без слез, сантиментов, грусти, без ничего. Просто сел в кэб и уплыл в туман, стелящийся по улицам просыпающегося Лондона. Спиной чувствовал её взгляд, но нашёл в себе силы не оборачиваться.
А дома нас ждал… Ремус. Очень злой Ремус Лунатик Люпин.
Он с порога чуть не заехал Сириусу кулаком в глаз, но бродяга увернулся. Я отошёл к стенке и слушал их перепалку. Ремус был честным, благородным, и, чего уж там, одиноким пуританином. Полная противоположность весельчаку-Казанове Сириусу Блэку.
— Гарри, и ты с ним заодно? Гарри… ты… тоже!? — воскликнул он, глядя на моё грустно–насмешливое лицо.
— Ну… Ремус, ты ведь…
— НЕТ! Слышать не желаю! Что бы сказала Лили? — протянул он и, схватившись за голову, упал на диван, который жалобно скрипнул.
Сириус подошёл к нему и сказал:
— Я не знаю, что бы сказала бы Лили, но я точно знаю, что бы сказал Джеймс. Когда то мы с ним в том же клубе…
— Нет! Избавь меня от подробностей, Бродяга! — воскликнул Ремус, на что мы оба рассмеялись.
Я только–только начал понимать, что приобрёл в лице Крёстного. И это мне нравилось. Сириус, он… К нему не стыдно обратиться за помощью в самых интимных вопросах. Он — свой. Не старший «взрослый» (хотя… после этой ночи я тоже стал немного взрослее), а свой, друг.
Сириус сменил тему, видно желая избежать неприятных вопросов:
— Рем, говори, что ты тут делать то собрался.
— Для начала прикажи заткнуться своему домовику. И… повесь табличку над портретом своей матери. А то я случайно…
Договорить ему не дал гомерический хохот Сириуса, который даже схватился за живот:
— Ты его открыл! Вот это было шоу! Да, шикарно! — смеялся бродяга, но Ремус не разделял его радости, вспоминая визжащий портрет с содроганием.
— Давайте позавтракаем для начала, — сказал я, пройдя на кухню мимо тяжело дышащего Сириуса. Бродяга поднялся с дивана и пошёл за мной.
— Видишь ли, Гарри… тут некому готовить. Домовик уже старый и выживший из ума, — Ремус выглядел опечаленным и смотрел на меня, словно в чём–то передо мной провинился.
— Тогда пойдём куда–нибудь, где готовят, — тут же нашёлся Сириус, — Мне надо зайти в Гринготтс. И купить несколько книг. Если ты не против, то можем сходить на Косую Аллею.
Мне такая перспектива показалась заманчивой. Отойдя от кухонного стола, я кивнул Сириусу:
— Ладно, пойдём в Косую Аллею. А потом домой, — я подавил зевок и Сириус усмехнулся. Ремус же обиженно отвёл взгляд, он всё ещё не мог простить бродягу за то, что вовлёк меня в свои… похождения.
В Косой Аллее мы пошли сразу в Гринготтс. Сириус тут же подошёл к гоблину за кассой и, перебросившись с ним парой слов, пошёл вслед за ним. Я пошёл следом, но Сириус сказал:
