Houseki no kuni: Философский камень в стране самоцветов (СИ) - Петров Виталий Владимирович "Эльхар"

***

На безжизненной поверхности Луны, в царстве вечной ночи и холодного вакуума, среди бескрайних просторов блестящего песка, начало происходить нечто зловещее. В первую очередь, движение было почти неуловимо – песчинки, миллионы мелких частиц, начали дрожать, словно подчиняясь далёкому эхом странной силы. Эта сила была ненасытной, жаждущей, и она манила лунную пыль в единую точку. Песок начал медленно стекаться, образуя маленькую, но стремительно растущую массу. Вихрь из частиц закрутился, поднимая серебристую пыль, которая мерцала в призрачном свете далёкого Солнца. Песчинки двигались так, будто знали, куда направляться. Они сливались друг с другом, как если бы выполняли заранее запланированный ритуал, складываясь в подобие формы, что всё больше походила на человеческую фигуру.

Сначала это было нечто аморфное, лишённое четких контуров, лишь грубые очертания ног, рук, туловища. Но каждая крупица пыли, на своём месте, добавляла новой точности и силы этому странному созданию. Вот уже начали вырисовываться ноги – длинные, крепкие, как колонны, чьи очертания пульсировали слабым красноватым светом. Затем постепенно появилось туловище – широкое, массивное, обвешанное невидимыми мышцами, которые словно бы скрывались под хрупким на вид, но непробиваемым кристаллом. По мере того, как фигура обретала форму, её черты стали обостряться. Руки вытягивались, обретая неправильную длину, словно нарочно деформированные, чтобы внушать страх и ужас. Пальцы, подобно смертоносным клинкам, вытягивались, удлиняясь до устрашающей длины. Лезвия на концах пальцев были тонкими, как нити, но в то же время несравнимо острыми, блестя в свете Луны, как предвестники смерти.

В области, где должно было быть лицо, появилась едва заметная линия, которая вскоре разверзлась, превращаясь в зияющую пасть. Зубы – длинные, искривленные, словно извлечённые из самых глубоких недр ночных кошмаров – заполнили пасть двумя рядами. Их острота и количество казались бесконечными, способными уничтожить любую преграду на своём пути.

Когда форма окончательно обрела определённость, кристалл, составляющий тело существа, начал постепенно меняться. Серебристый блеск лунной пыли уступил место глубокому, кроваво-красному цвету. Каждая клеточка его существа заполнилась этим алым светом, превращая его в воплощённую угрозу. Свет этот был зловещим, давящим, будто нечто тёмное и древнее проснулось в его недрах, оживляя мёртвую материю. Красный свет, исходивший изнутри существа, становился всё ярче, заполняя собой окружающее пространство. Тень этого существа падала на лунную поверхность, обрисовывая ужасающую фигуру – больше не человека, но и не зверя. Это было нечто иное, нечто, что существовало вне границ человеческого понимания.

Создание, чьё тело поглощало солнечное излучение, сделало первый шаг. Его нога, опустившись на лунную пыль, не оставила следа, но лунный грунт под ним задрожал, словно признавая в нём хозяина. Тело существа напряглось, чувствуя окружающее пространство, и в этот момент оно осознало, что оказалась в естественной среде своего обитания. Здесь, на Луне, среди этого мёртвого и в то же время живого песка, оно было в своей стихии. Здесь, под кровавым светом, она ощущала себя полноценным существом, свободным от всяких ограничений. Хищный взор существа обратился вдаль, к силуэту далёкого города, где жили селениты.

Инстинкты, пробудившиеся в глубине его новой природы, подсказали, что там, в том месте, скрыта добыча. Оно чуяло это – слабые вибрации, тонкие ароматы жизни, настолько отличные от пустоты, в которой оно было рождено. Существо знало, что его цель близка, и его пасть растянулась в звериной улыбке, полной безумия и жажды уничтожения.

***

Мягкий, бархатистый песок расстилался вдоль побережья, уходя к спокойной линии горизонта. Волны тихо накатывали на берег, оставляя за собой блестящие следы соли на гладких камнях, словно стремясь коснуться их в последний раз. Море вдали едва слышно шептало, а солнце, спрятавшись за лёгкими облаками, заливало окрестности тёплым, рассеянным светом, который превращал мир в спокойное, умиротворённое место. Мы сидели чуть дальше от воды, где морской бриз лишь едва касался наших лиц. Перед нами, на доске, выложенной из плоских морских камешков, стояли фигурки, ожидая своего следующего хода. Киноварь, сосредоточенная и спокойная, как всегда, медленно подвинула одну из них вперёд. Её алые волосы, свободно струившиеся по плечам, чуть шевелились на ветру, словно языки пламени.

— Ты опять за своё, — улыбнулась она, не поднимая взгляда от доски.

— Что ты имеешь в виду? — я поднял брови, делая свой ход, но в голосе слышалась лёгкая ирония.

— Ты снова забываешь, что я не люблю, когда играешь в обороне, — она прищурилась, глядя на меня с хитринкой в глазах. — А может, ты просто не хочешь выигрывать?

Я посмотрел на неё, поймав её взгляд. В её алых глазах читалась смесь серьёзности и того едва заметного веселья, которое она редко позволяла себе проявить.

— Вовсе нет, — возразил я, усмехнувшись. — Просто не хочу, чтобы ты скучала от лёгкой победы.

Киноварь фыркнула, её улыбка стала шире.

— Знаешь, я всё равно тебя обыграю. Ты ведь помнишь, сколько раз уже было?

— Счёт давно потерян, — согласился я с лёгким вздохом, снова глядя на доску. — Но это делает игру только интереснее, не так ли?

Киноварь сделала ещё один ход, неотрывно следя за реакцией на моём лице. В этот момент я заметил, как её взгляд стал более задумчивым, как если бы её мысли были где-то далеко отсюда, за пределами этого тихого места.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, что будет дальше? — неожиданно спросила она, её голос стал чуть тише.

Я замер, её слова выбили меня из колеи.

— К чему ты это?

— Я не знаю, — она чуть сжала губы, её взгляд на мгновение устремился в сторону моря, но затем она снова посмотрела на меня. — Иногда я просто думаю о будущем… о том, что нас ждёт. И становится как-то странно.

Я внимательно посмотрел на неё, пытаясь понять, что именно её тревожит.

— Ты думаешь о чём-то конкретном?

Киноварь слегка покачала головой, её волосы рассыпались по плечам.

— Нет… Просто размышляю. В последнее время всё меняется так быстро, и иногда это пугает.

Я сделал очередной ход, снова привлекая её внимание к игре.

— Всё меняется, но это не значит, что мы не можем находить радость в том, что у нас есть сейчас, — сказал я, стараясь вернуть лёгкость в разговор.

Киноварь посмотрела на доску, её взгляд был сосредоточен, но в то же время, в нём мелькнуло что-то глубже, что-то, что она не хотела говорить вслух.

— Ты прав, — наконец сказала она, снова улыбнувшись, но в её улыбке читалась грусть. — Всё меняется, но... как долго мы сможем удержать то, что у нас есть?

Её слова эхом отозвались в моей голове, словно предвестие чего-то неизбежного. Я посмотрел на доску, на фигуры, которые двигались по ней в соответствии с правилами, и подумал о том, как легко всё может измениться.

— Иногда, — добавила она, её голос стал тихим. — Кажется, что мы порой играем в шахматы с самой судьбой. Но кто знает, какой будет следующий ход...

***

Город селенитов простирался под бескрайним лунным небом, словно сверкающий оазис в пустыне безжизненного лунного ландшафта. Высокие, изящные здания, будто высеченные из лунного света, тянулись к небесам, их поверхности переливались всеми оттенками серебра и голубого, отражая далёкий свет Земли и Солнца. Улицы города были оживлены, селениты, как всегда, праздновали, их радостные голоса эхом разносились по хрупким, почти прозрачным стенам. Свет, исходящий от их тел, заливал пространство мягким, успокаивающим свечением, создавая ощущение вечного праздника и мира.