Когда я вгляделся в твои черты (СИ) - "Victoria M Vinya"

В один из «бессовестно украденных» дней явился раньше, чем обычно, заполошно скинул в прихожей кеды, закатал рукава и в спешке стал доставать инвентарь для уборки.

― Любезный друг, ты чего-то рано сегодня, ― с тёплой и несколько настороженной улыбкой заметила госпожа Шпигель, наблюдая за суетными движениями Эрена.

― Правда? ― наигранно пролепетал он, со шкодливым притворством округлив глаза. ― Мы там с ребятами просто договорились погулять днём, а я боюсь не успеть на встречу. Так что сегодня пораньше, вы же не будете против?

― Ну, разумеется, нет. Поставлю тогда чайку завариться: как закончишь с полами, неутомимый Атлант¹{?}[А́тлас или Атла́нт — в древнегреческой мифологии могучий титан, держащий на плечах небесный свод.], отдохни маленечко и можешь заниматься садом.

Колёса инвалидной коляски издали тонкий скрип по паркету, и Эрен остался наедине с гипсовым бюстом короля древности да взирающими на него с высоких стен величественными полотнами. Он выучил наизусть рассказы госпожи Шпигель обо всех картинах в её доме, но ему нравилось выдумывать собственные версии происходящего: порой забавные и нелепые, порой трогательные и глубокие ― хозяйка дома с интересом выслушивала их все и никогда не высмеивала. Насмешка была в её понимании уродством, а госпожу Шпигель всегда окружала подлинная красота. Она и сама воплощала красоту: спозаранку ухоженная, в удобной опрятной одежде, с чистыми мыслями и в приподнятом настроении ― ей хотелось привносить доброту и понимание в отравленный, неприветливый мир. Особенно это касалось детей. Иметь своих она не могла, но считала долгом заботиться о чужих.

Как только Эрен закончил протирать антресоли, подоконники и пол, выбежал на задний двор и плюхнулся в плетёное кресло, стоящее за круглым столиком, укрытым белоснежной скатертью с ажурными краями. Во дворе раскинулся дивный сад, источавший десятки ароматов, пестревший сотнями цветочных головок: от красных тюльпанов до фиолетовых цикламенов и ирисов. По весне вишни и яблони торжественно сбрасывали здесь белые лепестки, но главным украшением сада были магнолиевые деревья и кустарники различных сортов; некоторые из молодых побегов этой весной высаживал сам Эрен, чем очень гордился. Солнечные лучи плескались в нежных розовых лепестках, весело кружили по столу и сияли в кружке на чайной глади.

― Ты немного грустный в последнее время, дружочек. Что у тебя случилось?

Госпожа Шпигель подлила в его чашку горячей заварки.

― Я сам с собой случился…

― Ох… Знаешь, ты в этом не одинок: большинство людей сами себе враги. И даже обещания «стать хорошими и мудрыми» не помогают, если нет решимости что-либо изменить.

― Отсутствием решимости я обычно не страдаю, Грета, вы же знаете меня! ― Эрен печально усмехнулся и вгрызся в печенье. Наспех прожевав и проглотив, продолжил с тяжёлым вздохом: ― Жизнь у меня нелепая какая-то. Вечно я причиняю боль, когда делаю вроде бы доброе дело… Вступлюсь за кого-нибудь, но опоздаю домой и расстрою маму. Поделюсь с одноклассником домашкой, списанной у отличника, а тому потом прилетает за то, что это он якобы сам дал списать всему классу. А уж мои попытки примирить рассорившихся друзей вообще катастрофа!

Драматично схватился обеими руками за голову и уткнулся локтями в стол. Госпожа Шпигель несколько мгновений молчала, затем положила ладонь на предплечье ребёнка и ласково улыбнулась ему.

― Не вини себя за желание проявлять доброту. Просто следует научиться не взваливать на свои плечи слишком многое и делать то, что тебе по силам. Не обязательно быть хорошим абсолютно для всех ― никогда не успеешь. Вот, например, ты помогаешь мне, и это уже много. А всё прочее бери по мере осознания ответственности и собственных возможностей. Договорились, милый Эрен?

Он лишь закивал, не поднимая головы.

В дверь позвонили. Хозяйка дома удивлённо вздёрнула брови и повернулась на звук:

― Как странно, я не жду гостей.

― Я сейчас открою!

Эрен живо поднялся, стерев с лица угрюмость, и бросился к двери. Отворив её, он с изумлением обнаружил на пороге Микасу.

― Ты?..

― И тебе доброе утро. ― Она недоверчиво оглядела Эрена, проходя внутрь, села на скамью и стала неторопливо стягивать обувь. ― Кстати, чего это ты тут делаешь? ― деловито поинтересовалась она, завязывая волосы в хвост. ― Сегодня же моя очередь.

«И как я не сообразил? Вот же болван…»

― Так это ты загадочный похититель моих смен?

― Похититель? ― Микаса насмешливо свела брови и тихо прыснула. ― Раз знал, что сегодня не твоя очередь, чего тогда припёрся? Отомстить мне хотел, что ли? За «похищение». Это так стрёмно.

― Я не…

Эрен поник и принялся выводить носком узор на паркете, осознавая, что у него язык не поворачивается солгать.

― Ну, вообще-то хотел.

Микаса на миг притихла. Его внезапная откровенность, очевидно, ввела её в ступор: в таких постыдных мелочных вещах мало кто признаётся, и в её взгляде промелькнуло нечто вроде уважения.

― Ясно… Ты так и не сказал мне своё имя, ― неожиданно мягко произнесла она.

― Эрен. Йегер, ― уточнил он, словно это могло что-то пробудить в ней.

― Я Микаса. Будем знакомы, значит. ― Она огляделась по сторонам, проверяя, видимо, успел ли он сделать работу по дому, и направилась к заднему дворику, но остановилась на полпути и серьёзно взглянула на него. ― Знаешь, я жить не могу без этих магнолий и без разговоров с мадам Ренессанс. Пожалуйста, не вредничай больше. Можем вместе сюда приходить. Даже быстрее будет.

― Да, ты права. Я поступил как придурок. Прости меня.

― Прощаю. ― Она снисходительно приподняла уголки губ и задумчиво прикусила внутреннюю сторону щеки. ― Спасибо, что вступился за меня тогда, Эрен.

Проговорила так, словно ей было тяжело принимать чью-либо помощь. И всё-таки она мужественно справилась с собой. Он нежно улыбнулся ей в ответ, протянул руку, чтобы пожать её руку, но Микаса смешалась и шустро утопала в сад. Под кожей Эрена нервно свернулся клубком голод по не случившемуся прикосновению. Отчего теперь нельзя? Ведь всегда было можно. Когда угодно. А он только и делал, что уносился прочь, ввязывался в очередную передрягу. Оставлял её одну, с тяжёлым сердцем и сонмом вопросов.

Смирился и поплёлся в сад.

— Микаса? Ты тоже здесь? — спросила госпожа Шпигель, направляя коляску навстречу гостье.

— Мы сегодня вдвоём, — простодушно соврала она.

«Зад мой лживый прикрыла! А я-то всё переживал, что она неласкова и враждебна».

— В доме уже чисто, так что я сразу пойду клумбы пропалывать. — Микаса достала из хилого отсыревшего шкафчика садовые инструменты и обернула вокруг пояса испачканный землёй передник. — Ты идёшь? — обратилась она к Эрену.

«Меня умолять не придётся!»

— Ну, командуй, босс!

И лучисто рассмеялся. Микаса неуверенно улыбнулась, словно пробовала на вкус, можно ли.

Дети начали дружно трудиться в тишине: присматривались друг к другу, искали подход. Воздух в саду был плотный из-за обилия ароматов, и голова становилась ватной, мысли залетали пожужжать в неё и тотчас уносились в никуда. Эреном овладевало нетерпение, желание стать чуточку ближе сердцем и наяву. Когда взгляд Микасы падал в его сторону, он вдруг начинал гримасничать или устраивать одиночные спектакли: падал «замертво» возле грядок или пожимал ветку магнолий. Поначалу Микаса в недоумении закатывала глаза и поджимала губы, затем стала осторожно посмеиваться своим спрашивающим разрешения смехом, и Эрена наконец охватил восторг.

Не обращая внимания на то, что её компаньон больше дурачился, чем работал, Микаса всю себя отдавала цветам, забвению. И он это чувствовал в каждом её движении, пока размышлял о том, стоит ли завести разговор о семье.

— Ты сегодня весёлая. По крайней мере, кажешься веселее, чем при первой встрече.

— Не люблю проводить время дома.

— Из-за отчима? — всё-таки рискнул спросить Эрен.

— В основном из-за отчима.

— До сих пор не понимаю, почему ты тогда не позволила защитить тебя. — Он покачал головой. — Этот человек жесток и несправедлив с тобой.