Дмитрий Щербинин - Ворон
А вот Мьер, и видом, и голосом своим стал мрачен:
— Выходит, что, пока мы сидим здесь, треплемся — они по дорогам бегут; выходит — волна черная по земля, как в былые времена катится, а мы тут о всяких игрушках болтаем…
— Ведь, Казаду катится, да? — дрогнувшим голосом, спрашивал Фалко.
— Да, да. — вздохнул Глони, погрузивши руки в свою бородищу.
— Ну… — выдохнул хоббит. — Вы их отобьете. Я знаю — ничто ваших ворот не сокрушит.
— Да, да. — все так же задумчиво говорил гном, потом — как взорвался. — Но завали их камнями! — это великая сила! Это же тьма! И у них там какие-то машины хитроумные — видно, для битья скал. Думаю, и дракон не один. Помимо того, нельзя забывать и об волшебстве — ВРАГ, ведь, с ними; темное волшебство — страшная сила…
— А мы увидим это войско? — с дрожью спросил Фалко. Он ожидал увидеть хоть издали созданий мрачных и страшных, надеялся, что посетит его после этого его поэтическое вдохновенье.
— Конечно, увидите. — рассеяно отвечал Глони, а от следующих его слов, Фалко упал бы, коли бы на стуле не сидел. — Ведь они сожгут эти ваши Холмищи, как и тот городок.
— Да как же так? Да какое им до нас дело?
Фалко не на шутку переполошился. Да — он до этого не раз чувствовал, что Холмищи их — это, как остров вокруг которого движется река армий, времен, изменяющихся границ — все это не касалось хоббитов, которые принадлежали сами себе, а не каким-либо королям. Мирная, степенная жизнь, постоянные разговоры о делах урожайных часто раздражали Фалко — ибо он верил, что призвание хоббита в чем-то более высоком. Ему хотелось поэтических образов — драконов парящих в небе, величественных королей, которые с доблестными армиями двигались бы куда-то — неважно куда — только бы видеть почаще движенье этой жизни — такой жизни, которую представлял Фалко из древних сказаний.
Но тут… Тут, оказывается, некая сила, сродни той, которую повстречал он у окраин Ясного бора — только несравненно большая (представлялась клубящаяся тьмою паучиха в полнеба) — она двигалась на Холмищи. Представилась тьма рассеивающаяся между холмов, головни вместо яблочных и вишневых садов — и содрогнулся хоббит. Переспросил:
— Какое же им до нас дело?
— Да никакого. — в задумчивости вымолвил гном, отхлебнув еще пива.
Мрачным своим басом грянул Мьер:
— Ясно одно — движутся они по той же дороге, что и Глони; увидят то же, что и он — Холмищи. Место, кстати, прекрасное! У эльфов, побывавших здесь, если не ошибаюсь — есть стихотворение о любви к земле; о том, как, уже прекрасную природу, можно украсить, если делать это с ясной душою…
— Да. — подтвердил Эллион.
— Они сожгут, разграбят Холмищи между делом, как и тот городок. — продолжал Мьер. — Вас либо в рабство погонят, либо перебьют… скорее перебьют — они, ведь, к Казаду идут. Тяжело об этом говорить, но надобно.
— Нет. — вздохнул Фалко, хоть уже и понимал, что Мьер говорит правду. — Нет, нет! — выдохнул он с болью, представив эту жуткую картину. — Ведь, можно же, как-то остановить, помешать…
Глони горько усмехнулся:
— Была бы с тобой сила Валар, тогда бы ты остановил их. Я потому и завернул к вам, чтобы предупредить; потому и друзей созвал не у Мьера, а здесь. Да — через три дня я был бы в гостях у Мьера, а от ваших Холмищ уже лежали бы одни пепелища.
— Значит, есть какое-то спасение? — ухватился за эту фразу Фалко.
— Ну — нет ничего безнадежного. Все зависит только от вас. Собирайте вещи, и уходите в Ясный бор..
— Например, к нам. — предложил Туор.
Мьер быстро расспросил его об охотничьем поселении, и покачал головою:
— Нет, нет — вас тоже надо уходить: когда дракон будет кружить над Холмищами, он заметит и вас. Собирайтесь вместе, устройте временный лагерь там, где деревья погуще, чтобы не увидели вас с воздуха; переждите несколько дней — потом возвращайтесь. Найдете не Холмищи, но пепелища, зато сами останетесь живы; потом заново отстроитесь. Это лучшее, что можно теперь придумать.
— Дела. — сощурил большие свои, лучистые глаза Туор. Обычно веселое лицо его, сделалось теперь таким сосредоточенным и напряженным, что Фалко и не узнал. Вот охотник сухим, быстрым голосом поведал. — Ведь, мы видели сегодня одного из этих «медвежьих пауков» — с ваших рассказов и задумаешься: быть может, их уже много в Ясном бору? Тогда отступление в лес станет не безопасно.
— Их не может там быть много. — успокаивающим, мелодичным тоном молвил Эллион. — Не знаю откуда пригнала их темная воля, но продвигались они по лесу незаметно — иначе бы их переловили энты. Такие пауки, будь их много — подняли бы сильный шум. А, значит, он один, или уж, в крайнем случае — двое, трое. Если вы будете вместе — они к вам и близко не подойдут.
Тут вскочил из-за стола Туор:
— Ладно. Вы придумывайте, а я здесь больше сидеть не могу. Я должен предупредить наших, и… Марвен. Я понимаю — мы должны уходить, а, так как беременна она, надо подготовить хорошую мягкую телегу… Ну — все!
— Да подожди же! — вскочил следом за ним Фалко. — Там же эта тварь…. Один из отпрысков Унголиаты! — вспомнил он древнее преданье.
— Все равно — пусть хоть сам древний враг! Я не могу больше задерживаться!
Да — Туор, как представил хрупкую свою Марвен; рядом — не рожденного еще младенца; а против — кишащую исполинскими пауками, звенящую ятаганами, хохочущую тьму — и уж не мог оставаться на месте — он должен был предупредить, он должен был спасти ее от этой беды немедленно…
Эллион тоже поднялся из-за стола, и протянул Туору руку:
— Да — понимаю тебя. Да — я чувствую, какое мужественное у тебя сердце. Пусть же донесет тебя до любимой мой верный Зорень. Зорень!
Из-за распахнутого окна стремительно приблизился перестук копыт, а вот и сам конь — конь красавец. Взметнувши густой, огнистой гривой, заглянул в окно.
— Вот — слушайся этого человека — вези его до дома, а потом — возвращайся.
— Спасибо же, ВАМ, Эллиор. — Туор склонил голову, а когда встретились они взглядами, то еще больше стали заметны эльфийские черты, которые сияли в лике лесного охотника.
Не оборачиваясь к Фалко, крикнул ему: «Завтра свидимся!» — после чего выскочил в окно — видно было, как пылающей звездою помчался с холма Зорень, как потом — искрой промелькнул между холмов…
Нахлынула трескотня цикад, да отдаленный, постепенно рассасывающийся хоббитский говор — ведь ночной вопль уже забывался. (У хоббитов такое свойство, что все плохое сразу забывается — и уж через несколько дней рассказывается, как небылица…)
— Он промчится сквозь лес зарею — паучиха, завидев моего коня, в овраг забьется. Так что за Туора можете не беспокоиться. — заявил эльф. — Давайте-ка рассудим, как быть с хоббитами.
— Хорошо, если они будут здесь завтрашней ночью. — мрачно заявил Мьер.
— То есть…
— Дело в том, что можно ожидать нападения и сегодня; но… все-таки, верю, что не все так мрачно.
Фалко от волнения даже вспотел и совсем позабыл о том блюде с жаренными грибами, которое стояло против него — этим воспользовался успевший проголодаться Глони — в несколько мгновений поглотил их. А хоббит тут вспомнил:
— У них же завтра праздник! Да… этот глупый, хотя… милый праздник. Только бы он еще тысячу раз повторялся — этот праздник начала сбора яблок! Все будут пить яблочный сок, а у Больших холмов, зальют целое озерцо сока, и будут там плескаться. Да — все хоббиты соберутся у Больших холмов, чтобы выслушать торжественную, к счастью — короткую; все время одну и туже речь. Вот там то мы…
— Ну, а раньше — никак? — поинтересовался Эллион.
— Я представляю!.. — горько усмехнулся Фалко. — Побежали бы сейчас кричать, что надвигается на нас Враг — в лучшем случае вновь меня на смех поднимут — скажут, что «эти подозрительные друзья околдовали»…
В это время часы задрожали, открылись дверцы и выскочил оттуда гном; недоуменным взором — «Да сколько же можно сидеть?!» окинул собравшихся, и два раза ударил по своей наковаленке — после чего, сердито сверкнув глазами, убрался восвояси.
— Наша работа. — еще раз похвалил Глони; отхлебнул в очередной раз пива и заявил. — А, все-таки — жизнь совсем неплохая штука.
Мьер сосредоточенно думал; Эллион начал негромко напевать что-то очень красивое, во всяком случае Фалко запомнились слова:
— …Ушел во мрак он навсегда,
И дева плакала одна,
Журчала темная вода,
В которой кровь любви видна..
Тут Глони зевнул, и молвил сонно:
— Впереди еще столько дел…
— Да, пожалуй, надо на боковую. — раскатисто зевнул Мьер.
— Что ж, спокойной вам ночи. — плавно прервал свое пенье Эллиор. — Эти холмы приносят мне печальную память веков минувших. И песни льются из меня. Если хозяин позволит, я буду петь в саду…