Надежда Чернецкая - Я, Шерлок Холмс, и мой грандиозный провал
— Что это значит, черт возьми? — проговорил Флой.
— Лишь то, что я хочу уехать с вами, Гриффит. Или вы уже передумали?
— Нет, но почему передумала ты?
— А я и не говорила, что не поеду!
— Тогда зачем, черт возьми, ты так много болтала, зачем испытывала мое терпение и почему не ответила сразу? — его взгляд не скрывал недоверия.
— Я лишь хотела прояснить наши отношения…
— И прояснила?
— Осталась самая малость!.. — она спокойно приблизилась к нему, не говоря больше ни слова, и так же легко обняла его… Давая ему на секунду ощутить всю силу грядущего наслаждения, она вдруг остановила сближение их лиц, а затем, встретив его потемневший от желания взгляд, прильнула губами к его губам…
…Кровь ударила мне в голову, а руки похолодели… Их поцелуй длился так долго, что мне казалось, я умру, прежде чем он оторвет от нее свой рот…
Его переполняла неистовая страсть, и скоро это перестало быть просто поцелуем — он жадно и беспорядочно прижимался губами к ее волосам, плечам, шее, пытаясь отодвинуть ткань на вырезе платья и что-то шепча ей на ухо…
Я говорил себе, что это лишь трюк, способ взять Флоя с минимумом потерь, но ревность застилала мне глаза. Ведь она сама обнимала его, сама запускала пальцы в его светлые волосы и прижималась к нему, доводя до исступления! Ее попытки отстраняться лишь разжигали его страсть, и он целовал ее снова и снова… Я не мог заставить себя поверить, что ей самой это не нравилось. Этот блеск в глазах, эти судорожные ласки выдали ее! Боже мой! Неужели вся неприязнь к нему — лишь притворство? А эти витающие в воздухе события двухлетней давности — их роман?.. Версии закрутились в моей голове с лихорадочной силой, и я продолжал смотреть вперед, словно испытывая самого себя на прочность.
Лестрейд жестом указал мне на свой револьвер, давая понять, что готов взять Флоя в любую минуту. Он ждал лишь моего сигнала, и я, поняв это, вдруг ощутил странную легкость мыслей — моя чувства отошли на задний план, как будто перестали иметь ко мне прямое отношение. Двое поразительно красивых людей целовались, и мне следовало лишь выждать, когда в руках мужчины не будет оружия и когда он не сможет заметить приближающуюся опасность из-за накала собственных эмоций.
Я, не отрывая глаз, проследил за тем, как Гриффит придвинул Элен к перилам беседки, чтобы не давать ей отстраняться, как Элен словно между прочим вынула револьвер из его руки и откинула его за себя на мраморные ступени, как она несколько раз пыталась обнять его за шею, а он всякий раз опускал ее руки себе на грудь…
— Элен, любимая, — вдруг сказал Гриффит громким шепотом, — прости меня за то, что было… Клянусь, я…
Она не дала ему договорить своим поцелуем, а он не пытался продолжить, лишь крепче прижав ее к себе за талию… И в этот момент она медленно, легко и беспрепятственно положила руки на его волосы, а ладони оказались на его ушах…
Сколько в нем было страсти! Всепоглощающей страсти и искренней веры в то, что все его желания и мечты воплощаются в жизнь! Мне стало жаль его — слишком велика была разница между тем, что он имел сейчас, и тем, что его ожидало через минуту…
Конечно, он не заметил, как Лестрейд и я, а затем и Уотсон вышли из своей засады и приблизились к нему, он не услышал звука наших шагов. Сначала он не почувствовал даже, как дуло уперлось ему в спину. И лишь после того, как Лестрейд посильнее нажал на свой пистолет, Гриффит выпрямился от неожиданности и попытался повернуть голову.
— Стойте как стоите, мистер Флой! — громко сказал Лестрейд. — Не пытайтесь сопротивляться! Вы арестованы именем королевы по обвинению в убийстве сэра Чарльза Флоя и в покушении на жизнь мисс Элен Лайджест! Основание для ареста — ваше собственное признание в присутствии нескольких свидетелей. Все, что вы скажете с этого момента, может быть использовано против вас в суде. Опустите руки и стойте смирно — на вас наденут наручники.
Сказать, что Гриффит Флой был удивлен и разочарован случившимся, — значило бы ничего не сказать. Его лицо покрылось мертвенной бледностью, а потом побагровело от ярости и негодования. Он обвел всех нас, окружавших его, своим дьявольским и насмешливым взглядом и остановил его на Элен, стоявшей напротив. Она вытерла рот, спокойно встретила этот взгляд и вкрадчиво произнесла:
— Вы получили то, что заслужили, Гриффит! Вините в этом только себя. Вы расстроены? Но, право же, это было так просто!
Его рот передернулся, и он наотмашь ударил ее по лицу резким и сильным движением…
Элен удержала равновесие, быстро прижала руку к лицу и постаралась отвернуться.
— Постарайтесь без дурацких выходок, Флой! — закричал Лестрейд. — Что это еще за штуки?!
— Какого черта вы ждете, Лестрейд? — сказал я резко. — Наденьте на него наручники!
— Простите, мисс Лайджест, это больше не повторится! — сказал Лестрейд, и руки Флоя вскоре были соединены за спиной.
— Дрянь!!! Дешевая продажная тварь!!! — заорал Флой в бешенстве, вырываясь от Лестрейда, Уотсона и подоспевшего полисмена. — Тебе это было просто? Мерзавка! Грязная продажная дрянь!!!
И он разразился потоком таких ругательств, которые я не стану здесь приводить.
— Держите себя в руках, мистер Флой, — громко сказал я, становясь напротив него, — ваш гнев начинает сказываться на вашей речи. Вы сегодня уже достаточно поговорили и сделали, вам не кажется? Пора бы успокоиться, наконец.
Гриффит сделал очередную попытку освободиться от державших его рук и в результате недолгой борьбы оказался на земле.
— С вашего согласия, мистер Холмс, я отведу его в полицейское управление, — сказал Лестрейд, — посидим там до утра, составим протокол по свежим следам. Будет очень кстати, если вы, доктор, пойдете с нами и поможете, тем более что тут, видно, не будет лишних рук…
— Конечно, Лестрейд, идите. Но, я полагаю, мисс Лайджест не обязательно прямо сейчас давать свидетельские показания. Это можно отложить?
— Разумеется. Проводите мисс Лайджест домой, а я пока займусь показаниями доктора Уотсона и Хайта — с вами мы еще успеем поговорить. Идите вперед, Флой! И без фокусов, пожалуйста!
Они двинулись вперед, а мы с Элен остались сзади.
— О, черт! Он здорово разбил мне губу! — сказала она, отнимая окровавленную руку от лица.
— Дайте я посмотрю, — предложил я, — повернитесь.
Она повернулась ко мне, и я приподнял ее лицо рукой:
— Губа немного рассечена — наверное, из-за его кольца — и вокруг небольшой кровоподтек. Идемте скорее домой, мисс Лайджест, и я помогу вам обработать рану и приложить компресс. А пока возьмите мой платок и приложите его к лицу, чтобы остановить кровь. Вот так!
— Спасибо вам!
— Не надо меня благодарить — я должен был предупредить все. Я ведь сам говорил о том, что разочарование Флоя обещает быть бурным. Вам очень больно?
— Немного, сейчас боль уже почти улеглась. Хорошо, что он не сломал мне нос и не выбил зубы! Исправлять это было бы намного сложнее, чем ушибленную губу.
— Что ж, если это вас утешает…
— Больше всего меня утешает то, что Флоя взяли под стражу. Идемте, мистер Холмс, мне и вправду лучше поскорее попасть домой.
Мы вышли на аллею парка и тут же услышали, как где-то недалеко впереди громко ругался Лестрейд. Приблизившись, мы увидели, как теперь уже несколько полицейских поднимают Флоя с земли, а инспектор машет перед его лицом руками. Впрочем, он сам явно получал от этого большое удовольствие:
— Клянусь, это в последний раз, Флой! Я не люблю, когда меня не слушаются арестанты, и им это тоже явно не идет на пользу! Своим поведением вы очень скоро заработаете себе еще и кандалы. А, мистер Холмс! Идите сюда! Мистер Флой все никак не уймется. Что вы на это скажете?
— Скажу, что вам, Лестрейд, стоит быть более снисходительным к мистеру Флою, — ответил я, приближаясь, — его нервозность вполне объяснима, и ее можно понять. А вы, Гриффит, все же сдерживайте свой темперамент: сопротивление полиции не лучшее дополнение к списку ваших обвинений, как, впрочем, и рукоприкладство в отношении мисс Лайджест. Уверяю вас, что ни инспектор, ни даже она не заслуживают вашего гнева — план вашего разоблачения был моей идеей. Инспектор осуществлял полицейскую поддержку, а мисс Лайджест обеспечивала, так сказать, содержание ваших обвинений. Она великолепная актриса, а вы, как оказалось, довольно доверчивый и впечатлительный человек. Что ж, порой приходится мириться с тем, что наши чувства преподносят нам сюрпризы, не правда ли?
Его красивое лицо вновь исказилось злобой, но ему хватило сил сдержаться и промолчать.
Меня нисколько не трогал его испепеляющий взгляд — я не испытывал к Гриффиту ни ненависти, ни злости. Он заслуживал лишь презрения, жалости и сожаления о том, что высокое происхождение, хорошее воспитание и широкий круг жизненных возможностей не смогли ни исправить, ни скрыть его внутренней порочности… На его лице даже сейчас не было и тени раскаяния — он вел себя так, словно мы все досаждали ему, и сожалел, очевидно, лишь о том, что был пойман по собственной доверчивости.
