Анджей Ясинский - Толлеус, искусник из Кордоса
Довольный помощник умчался на турнир с наказом все внимательно высмотреть, хорошенько запомнить и складно рассказать по возвращении. Сам же искусник остался маяться от безделья в одиночестве. Совершенно неожиданно за последний месяц, перенасыщенный событиями, появилось свободное время. Старик даже заскучал. Стопка купленного сегодня железа мозолила глаза, и он решил установить Паучьи пальцы прямо сейчас, тем более что работа не обещала проблем.
Действительно, снять с ног голема металлические блины и поставить вместо них обновку было легко. Но дальше дело пошло туго. Сложности крылись в управлении пальцами. Искусник потел и злился, но работу не бросал. Все равно это нужно сделать: не сегодня, так потом мучиться придется.
Старик все ковырялся в темном шатре, устало ругаясь вслух, когда вернулся Оболиус. Стало понятно, что уже вечер и пора сделать перерыв. Искусник с помощником отправились в трактир. Еще по дороге туда мальчишка отчитался, как и просили, вразумительно:
— А, нет там ничего особенного!
Толлеус рассерженно заворчал, сверкая натертыми глазами и недвусмысленно покачивая посохом. Красноречие старика подействовало, и оболтус повторил рассказ более подробно:
— Говорю же: големы все те же самые груды камней, что бежали наперегонки. Дорога не сложная — нашему пауку нипочем… Если он плавать умеет, — добавил он, подумав.
Старик понятия не имел, умеет ли Паук плавать. Бадья-бадьей, но железа в големе много. И это все-таки купальня, а не лодка, может и перевернуться… Надо бы на всякий случай добавить в конструкцию плетение защитного кокона. Если голем начнет тонуть, то пузырь обеспечит дополнительную плавучесть. Но это если времени и здоровья хватит — работы еще непочатый край, да и усложнять сильно не хотелось. И так уже только ради пальцев пришлось добавить еще один сундук с амулетами. Почти весь запас ушел — вот какой сложной настройки они требовали. А еще надо полностью переделывать управление. Если раньше достаточно было нескольких силовых нитей, то теперь их намечалось великое множество. Запутаться немудрено, да и просто неудобно. Тут просилось управление рычагами и вентилями, как на жилете. С подписями.
Самое противное, что теперь быстро не поставить обратно старые ступни-блины. Вот смеху-то будет, если Паук завтра не будет готов… От этой мысли Толлеус схватился за голову, застонав.
Толлеус. Слава великой Империи
К рассвету Толлеус сделал основное: все смонтировал, рассчитал шаги для разных комбинаций постановки пальцев. На создание защиты для Паука времени уже не хватило. Старик махнул рукой: обходился без нее раньше, и сейчас потерпит. Вещь, конечно, хорошая, но не первой необходимости.
Удобный пульт управления тоже остался лишь в мечтах. Его сейчас вообще невозможно сделать, потому что еще не заказаны нужные регуляторы. Придется, как и раньше, дергать за искусные нити, разбираясь в их мешанине. Все вручную, никаких плетений, распознающих препятствия впереди, также еще не было. Ну хотя бы так. Даже есть еще часа четыре, чтобы поспать. Хоть старик и употреблял жизнегубки едва ли не горстями, но все равно усталость навалилась тяжелым грузом на явно не приспособленный для этого организм и клонила к земле. Растолкав сладко посапывающего на куче соломы Оболиуса, искусник наказал всеми карами разбудить его через четыре часа. После этого он со вздохом животного удовлетворения повалился на освободившееся еще теплое местечко.
Проснулся Толлеус не от нерешительно-вежливого «Проснитесь, господин!», а от совершенно бесцеремонной тряски. С трудом разлепив красные глаза, искусник узрел взъерошенного помощника, который все еще тряс его, причитая: «Скорее, опаздываем!»
Действительно, они опаздывали. Заезд, судя по солнцу, должен был начаться примерно через полчаса. Поэтому прощайте таз с бодрящей водой, завтрак с теплой настойкой, неторопливый выход на арену. Даже некогда выяснять, отчего «опаздываем». Все разбирательства и наказания — потом. А сейчас быстро-быстро за шатер по нужде, а потом в телегу и галопом на турнир. Хорошо хоть лошадь уже запряжена.
Но вот и стартовая черта. Каждый встает, где хочет. И чародейские големы уже выстроились неровной толпой, заняв первые позиции. Увы, хоть дорога и была широкая, но участников было много — все в один ряд не вмещались. Пришлось Толлеусу занимать место сзади.
Правила были несколько иные, нежели в Длинной Миле. Побеждал не тот, кто завершит круг первым, а тот, кто насобирает достаточно баллов. Первоочередность на финише лишь давала дополнительные очки. Баллы назначались за преодоление каждого препятствия. Если человек или голем сходили с дороги, накопленная сумма уменьшалась.
Рядом с големной тропой шла другая, поуже. Она предназначалась для судей и зрителей. Однако на начальном этапе все чародеи также выстроились на ней, чтобы големы в толчее никого не задавили. Потом всем людям нужно было преодолевать невзгоды пути вместе со своими творениями. Даже те чародеи, которые умели управлять големами дистанционно, не могли избежать забега — слишком далек путь для управления с места.
Было и другие ограничения. Одно Толлеуса ни в малейшей степени не касалось: рассыпавшегося голема при потере контроля собирать заново не разрешалось. Другое правило гласило, что ни в коем случае нельзя помогать голему чародейством или Искусством.
Когда старик аккуратно сгружал Паука с телеги, один из судей подошел и, ухмыляясь, попросил не пользоваться посохом. «Эх, зря я показал прыть своего шестинога!» — мелькнула у искусника мысль раскаяния. Однако так просто отказываться от участия в турнире Толлеус не собирался. Уперев руку в бок и сунув посох прямо под нос судье, он справедливо возмутился, что ему этот инструмент требуется для управления големом, и что даже на границе его не заблокировали исключительно из-за участия в Турнире. Судья помялся, повертел приглашение с таможенными метками в руках. К такому повороту он был явно не готов. В конце концов, пообещав присматривать за искусником, он отошел.
Толлеус чувствовал себя неважно — сказывались недавнее чародейское «лечение» и бессонные ночи. Подготовился к турниру он плохо: даже трассу не посмотрел. Паук не обкатан (и зачем он, тупица, взялся за изменение конструкции в последний день?) Даже не известно, сколько баллов за какое препятствие дают. Так что придется штурмовать их все.
— Э-э-эх!.. — старик плюнул на дорожку, махнув рукой. — Да что теперь…
Чародеи разглядывали Толлеуса с нескрываемым интересом. Толстый старик с посохом, со своим големом-пауком — он смотрелся на фоне стройных молодых парней и их человекообразных творений не на своем месте. Вокруг искусника образовалось пустое пространство — големщики держали его в своеобразной изоляции. Досталось и Пауку. До Толлеуса долетали издевательские эпитеты от местных острословов. Один молодой чародей и вовсе не стал сдерживать эмоций: его слова, адресованные своему приятелю, долетели до Толлеуса. «Ты только взгляни, какими тварями представляют себя эти искусники!» — непростительно громко заявил он, хихикая и тыча в старика пальцем.
Старик и бровью не повел. Он презирал этих бестолковых детей-переростков. Будь дело в Кордосе, он бы враз научил их уважению и сдержанности. Сам Толлеус рассматривал чародеев постарше. Вон они, стоят отдельной группой, не зубоскалят и в свою очередь очень внимательно разглядывают уже не форму Паука, а его искусную начинку.
Кстати сказать, Оболтус не ошибся: големы были если не те же самые, что старик уже видел на предыдущих выступлениях, то уж точно их братья. Камень и дерево, дерево и камень. Лишь один голем выделялся на фоне остальных — он был сделан из песка.
Снова подошел судья и предельно вежливо поинтересовался, где у глубокоуважаемого магистра Искусства Толлеуса табличка с названием и эмблемой голема. Только тут искусник обратил внимание, что у всех чародейских творений деревянные или тряпичные таблички и вспомнил, что в посольстве ему говорили про такую. Как-то в суматохе это простейшее требование совсем вылетело из головы. Нехорошо получилось — надо было срочно что-то придумать. Написать краской прямо на тенте? Так ведь краски нет… Тут искуснику в голову пришла спасительная мысль.
— Спасибо, что напомнили. Сейчас повешу, — буркнул старик. Он придумал замену краски. Сделать надпись и нарисовать эмблему можно было светящейся искусной нитью, точь-в-точь такой, как на индикаторах лечебного жилета. Нужно было лишь придумать, что нарисовать, тем более что художественными талантами Толлеус не отличался. Нарисовать искусника с посохом? — Слишком сложно. Паука? — нечто похожее на паука или солнце уже нарисовано на одном из големов. Тут старик довольно прищурился, вспомнив, откуда он почерпнул идею сделать самодвижущуюся повозку. И уже через минуту вся трибуна могла видеть аккуратную надпись «Кордосский паук», а под ней схематичный человечек, сидящий в кресле на колесиках. Получилось очень необычно.
