MarInk - Давайте все сойдём с ума
- Когда я буду готов, Миона? - Гарри бессильно сжал кулаки. - Когда я могу быть готов? Когда все, кто рядом, умрут за меня? Если я останусь один, я сам себя убью! Вы ведь тоже могли там погибнуть!
Последнее вырвалось из горла так надрывно, словно Гарри стоял на сцене и изображал Гамлета с черепом бедного Йорика в руке. Но слёз, этих уже привычных спутниц Гарри, не было. Была только боль, страшная, опустошающая боль. Куда там Круциатусу.
- Она права, Гарри, - Рон вступил в разговор. - Он провоцирует тебя, хочет, чтобы ты кинулся к нему.
- Это мне как раз и нужно!!
- Нет, Гарри, - твёрдо сказала Гермиона. - Профессор Дамблдор просил, чтобы ты немедленно зашёл к нему.
Дамблдор… он снова будет увещевать Гарри и говорить, что рано для решающей битвы. Слепая ярость затопила сознание Гарри.
- Хорошо, я зайду к нему, - процедил гриффиндорец сквозь зубы. - А вы двое - марш в больничное крыло! Сейчас же!
-Д-да, Гарри, - Гермиона была в шоке от прорезавшегося у Гарри командного голоса, но не смела, по-видимому, ему сопротивляться.
Гарри лично проследил, чтобы они дошли до больничного крыла и попали в руки мадам Помфри, после чего развернулся и пошёл к директору.
Пароля он не знал, и горгулья у входа наотрез отказалась впускать ученика с таким диким взглядом. Гарри выхватил палочку и прошипел:
- Я выучил недавно несколько заклятий, разрушающих камень до песка. И мне как раз не на чем было практиковаться. Пропусти меня!
Горгулья стояла насмерть. Гарри разбил её вдребезги и взбежал по винтовой лестнице.
- Здравствуй, мой мальчик, - директор стоял у окна, сцепив пальцы за спиной. - Я вижу, ты уже знаешь о нападении.
- Конечно, я знаю! - прокричал Гарри. - Вот что я не знаю, но ОЧЕНЬ хочу узнать - так это почему вы позволяете другим умирать за меня и решать за меня, готов ли я!!
- Ты не готов, Гарри, - настойчиво возразил Дамблдор, не обращая ни малейшего внимания на нацеленную ему в грудь палочку Гарри. - Тобой владеет ярость. Ты ещё знаешь слишком мало…
- Ах, Я ЗНАЮ СЛИШКОМ МАЛО?! Вы полагаете, Вольдеморт поинтересуется, как я сдал ТРИТОНы, прежде чем убить меня?!!
- Гарри, прекрати истерику и сядь, иначе мне придётся тебя обездвижить.
Видя, что Гарри и не планирует успокаиваться, Дамблдор взмахнул своей палочкой:
- Relaxis.
Знакомое уже чувство насильно расслабленных мышц овладело Гарри, и он, не в силах удержаться на ногах, упал в оказавшееся поблизости кресло. Ярость сменилась слепым инстинктивным страхом, почти паникой - его тело хорошо помнило, что случилось после прошлого Релаксиса. Гарри глубоко дышать, пытаясь успокоить и завязавшиеся в клубок негативные эмоции - рассчитывал ли Дамблдор на такой эффект или просто воспользовался первым подходящим заклинанием?
- Ты не должен быть импульсивен, Гарри. Необдуманные действия погубят тебя. Ты занимаешься у профессора Паркера уже полтора семестра - неужели тебе ничего не говорят слова «контроль» и «самодисциплина»? - голос Дамблдора был непривычно холоден и сух. - Время последней битвы с Вольдемортом ещё не пришло - поверь, я знаю, что говорю. Ты исполнишь пророчество, но не сегодня и не завтра.
- Откуда… Вам… знать, когда… я буду готов… - расслабленные связки не слушались, но Гарри смог таки протолкнуть наружу несколько слов.
- Я знаю это точно, - Дамблдор остановился перед Гарри и внимательно посмотрел в глаза гриффиндорца. - Ты должен успокоиться, Гарри, и продолжать учёбу. Судьба сама найдёт тебя.
- F-finite Inkantatem, - Гарри выговорил заклинание, прекращая действие Релаксиса. Подобрал палочку и угрюмо сунул в карман: первоначальный запал пропал. - До каких пор будут умирать ни в чём не повинные люди, сэр? Может быть, Вы и это знаете?
Дамблдор, казалось, не обратил внимания на хамство со стороны Гарри.
- Иди, Гарри. И не делай ничего, о чём ты бы пожалел. Подумай о тех, кто любит тебя и кому было бы больно потерять тебя, оставшись с Вольдемортом.
- Хорошо, сэр, - буркнул Гарри и направился к двери.
- И ещё, Гарри, - гриффиндорец обернулся. Директор смотрел на него задумчиво, как на редкостный музейный экспонат. - Учи ЗОТС как следует.
- Не сомневайтесь, сэр, буду, - хмуро отозвался Гарри и вышел из кабинета.
Горгулью он восстанавливать не стал. Из подленького полудетского желания сделать хоть одну мелкую пакость этому любителю играть чужими судьбами. Пусть даже он прав - не имеет значения. Ничего не имеет значения, кроме жизни, которая была потеряна зря, и бесполезно пролитой крови.
Все учащиеся Хогвартса разделились на две неравные части: те, кто пытался ободрить и поддержать Гарри, и с упорством, достойным лучшего применения, убедить, что он ни в чём не виноват, и те, кто плевал ему вслед, распускал о нём слухи и в открытую утверждал, что пора бы Золотому Мальчику пойти и сдохнуть, а то эту работу за него почему-то всё время выполняют другие. Последних было меньшинство, и оно в основном состояло из друзей и любимых тех, кто погиб в Хогсмиде. Гарри не обращал на них внимания; он замкнулся в себе и с удвоенной силой взялся за учёбу. В особенности за Защиту, конечно. Хотя он преуспевал теперь даже в Зельях, и запах книжной пыли въелся в его волосы крепче, чем в Гермионины.
Убить Вольдеморта, чтобы больше никто не пострадал. Убить, чтобы не пришлось каждый вечер видеть опустевшую постель Невилла. Убить, чтобы Гермиона не кашляла каждые пять минут и не глотала пахучее зелье от повреждений дыхательных путей, вызванных черномагическими проклятиями. Убить, чтобы отдать долг всему этому миру, соплохвост ему в задницу, и умереть самому. Убить. Это главное.
Гарри не смотрел ни на кого, редко поднимая взгляд от конспектов и учебников. Как максимум, он тренировался вместе со своей командой: ощущение полёта до сих пор нравилось ему и дарило возможность отвлечься от постоянно грызущих чувства вины и глубокой боли. Гермиона радостно сообщала, что она, кажется, нашла в летописи упоминание о том, как брат-близнец восемьдесят девятого из рода сбежал, цитата, «в какие-то дикие северные земли на другом континенте, прихватив с собой свою зеленоглазку», конец цитаты, и что осталось уточнить, кто была та зеленоглазка и не состояла ли она, случаем, в родстве с Лили Эванс, чьё происхождение так толком и не выяснено. Гарри воспринял эту новость довольно холодно, равно как и то предположение, что после того достопамятного бегства потомки близнеца и зеленоглазки заводили детей с кареглазыми людьми, оттого у Чижова и не зелёные глаза. Какая разница? Гермиона вручила Гарри летопись рода Поттеров - ту часть, которую вёл Майкл Поттер, для самостоятельного изучения: «Вдруг там где-то зашифровано или скрыто чарами крови то слово от Круциатуса, и я не могу его найти просто потому, что я - Грэйнджер». Гарри обещал почитать, но никак не мог собраться и сделать это - весь день он загружал себя с таким остервенением, что засыпал, едва лишь его голова касалась подушки.
На Драко Малфоя он не смотрел тоже. То, что он любит Драко - ничего не значит. Тем более не значит, что он вправе портить Драко жизнь. Вполне возможно, блондин уже забыл, что когда-то любил Гарри, и утешился со Святославом, предположительным потомком брата-близнеца восемьдесят девятого и той зеленоглазки… а Святослав был похищен, и опять всё из-за Гарри, пусть даже гриффиндорец и не хотел этого.
Походы в Хогсмид были официально прекращены, а по стране введено военное положение. Каждый день за завтраком Гарри получал горы писем от своих поклонников и ненавистников, которых и в глаза не видел, и сжигал всю эту бумагу. Так же он хотел сжечь собственную жизнь, но это было уже не так просто.
* * *
Драко категорически не хотел идти в Хогсмид, но Святослав вытащил его. Стоили Малфою вдохнуть свежий весенний воздух и увидеть бледно-голубое небо, как комок боли, вины и горечи внутри слегка ослабил хватку, и появилась даже слабая благодарность к Чижову, озвучивать которую Драко, разумеется, не собирался. Малфои не благодарят без экстренной надобности. За всю историю рода возникало всего три случая таких надобностей, если не считать тот раз, когда Драко поблагодарил Гарри за спасение собственной жизни на уроке ЗОТС.
Они цедили сливочное пиво, и Драко постепенно приобретал уже не зеленоватый, а вполне приемлемый цвет лица. Как вдруг на улице раздался незнакомый ледяной голос, и чей-то самозабвенный, заливающийся крик. Как под Круциатусом. Почему «как»?
Все сидевшие в «Трёх мётлах» вскочили. Двери паба вышибло заклинанием, и щепка отлетела в лицо Грэйнджер, сидевшей за столиком у двери вместе с Уизелом. Пожиратели Смерти. Драко почувствовал, как его желудок совершает кульбиты, то ли в страхе, то ли, напротив, избавляясь от последних остатков инстинкта самосохранения.
Гриффиндорцы, равенкловцы и хаффлпаффцы пытались сопротивляться, и даже делали это вполне успешно: Авады Кедавры врезались в предметы, за которыми прятались студенты - мадам Розмерта разорится на закупке новых столов и стульев. А ещё барной стойки и шкафчиков с напитками. Всё прочее успешно отражалось; Паркер ел свой учительский хлеб не зря. Сражались также те из слизеринцев, кто не собирался становиться Пожирателями Смерти - за исключением Драко, которому нельзя было себя выдавать, и он если и помогал тем, сопротивлялся, то только без помощи палочки и так, чтобы его не могли засечь. Самоконтроль и дисциплина. Эти слова въелись в плоть и кровь Драко, столько раз он слышал их от отца, а потом от Паркера. Сначала подумать, а потом сделать. Взвешенные действия.
