Кошка Маришка - Мои миры, твое отчаяние. Танец 2
От Мирославы он получил только одно достаточно короткое письмо. Она была очень счастлива наконец–то вернуться домой. Девочка все также наслаждалась дорогими сортами чая и занималась цветами в саду около своего дома.
Гарри, конечно же, был рад или, по крайней мере, признателен, что о нем не забывали, но так сильно ожидаемая сова с посланием от Дориана так и не прилетала.
— Мы переписываемся, поэтому не скучаю, — после продолжительной паузы ответил мальчик, отрешенно глядя в пространство.
— Ты выглядишь уставшим, — заметила голова директора из огня.
Поттер лишь усмехнулся.
— Тебя что–то мучает?
Мальчик с сомнением посмотрел на Дамблдора. Он не был тем, кому можно доверять, но боль как кислота разъедала Гарри изнутри. Возможно, ему просто нужно было спросить совет или услышать мнение со стороны.
— Вы когда–нибудь убивали? — голос Гарри прозвучал глухо.
Брови Дамблдора удивленно приподнялись.
— Нет, Гарри. Никогда… — произнес он не уверенно. — Но был момент в моей жизни, когда я думал, что убил… Это было очень тяжело. Я тогда думал, что меня самого больше не стало. Но если ты винишь себя в смерти Квиррелла, то делаешь это совершенно зря. До праха его развеяла защита твоей матери. Волдеморт не может дотронуться до тебя потому, что ты защищен любовью Лили, как щитом. Том уже давно не человек, то, что осталось от его души настолько ущербно, что не способно ни понять, ни испытать такого сильного и искреннего чувства.
Гарри встал с кресла и опустился на колени перед огнем.
— Вы не понимаете… — мальчик судорожно вздохнул. — Я душил его, а он сгорал. Я чувствовал под своими руками его бешеный пульс. Он кричал от боли!
Дамблдор печально посмотрел на Поттера.
— Когда Квиррелл пустил в свое тело Волдеморта, он уже начал постепенно умирать. Ты просто запустил этот процесс с бешеной скоростью. В школе он ходил в тюрбане, обвешанный чесноком, и все для того, чтобы скрыть запах разложения. А чтобы хоть как–то поддержать в себе жизнь, Квиррелл нападал на единорогов, убивал и пил их кровь. За это ждало страшное проклятие. Он не смог бы найти покоя. Но значила ли для него что–нибудь эта угроза? Думаю, нет. Квиррелл убил себя сам. Возможно, он тоже стал жертвой обмана Волдеморта, но факт остается фактом. Квиррелл сам пустил его в себя, абсолютно добровольно.
Гарри потер переносицу. Этого он не знал. Правильнее сказать, он ничего не знал. Но это не отменяло того, что мальчик хотел убить. Авадой или собственными руками, не имело значения.
— Но я бы сделал это в любом случае, — мальчик покачал головой. — Если бы защита матери не помогла бы мне, я все равно убил бы его. Конечно, если бы смог, или не умер раньше.
Дамблдор тяжело вздохнул.
— Знаешь, почему я стал сильным магом? — спросил он.
— Нет.
— Потому что я никогда не хотел убивать. Это стало моим стимулом для постоянного самосовершенствования. Только действительно сильный маг может избежать смерти сам и победить другого, не убив его. Но даже в этом правиле для меня существует исключение. Если бы я смог, я уничтожил бы Волдеморта. Он давно не человек. Это даже убийством нельзя будет назвать.
— Когда, вы думаете, Волдеморт возродится? — спросил мальчик и закусил губу.
Дамблдор какое–то время молчал.
— Скорее всего, у нас в запасе несколько лет. От двух до пяти. Сейчас он выбит из колеи. Ему нужно найти того, кто сможет помочь ему, и потом разработать какой–либо план. Философский камень был его надеждой. Сейчас ему необходим новый способ действий.
Гарри провел пальцем по ковру, вырисовывая на его ворсе какой–то узор.
— Как вы думаете, когда он вернется, под ударом окажутся все более–менее близкие мне люди?
Взгляд директора стал более тяжелым.
— Да, Гарри. Но ты должен понять, что, даже отстранившись ото всех, не решишь эту проблему. Волдеморт в этом случае возьмется за тех, с кем ты просто знаком. Он не начнет их устранять. Скорее всего, попытается, используя их, воздействовать на тебя. Только близкие тебе люди смогут помочь тебе выстоять против него. Твой путь сложен, мальчик мой. Одному его не преодолеть. Поэтому как можно тщательней выбирай свое окружение.
— Я не хотел бы, чтобы кто–то пострадал из–за меня…
— Тогда было бы честно предупредить их об опасности и дать им возможность выбирать самим. Не так ли?
Гарри лишь кивнул, все еще смотря на ковер.
— Если они уйдут, то это не те люди, что смогут пройти весь путь с тобой до конца. О них не стоит сожалеть.
— Да, вы правы, — голос мальчика прозвучал немного хрипло.
— Думаю, мне пора. Если Северус появится, скажи ему, что я его искал.
— Хорошо. До свидания.
— До свидания, Гарри.
Пламя снова стало ровным и мальчик позволил себе вытянуться на полу перед огнем.
Множество мыслей кружилось в его голове. Квиррелл был обречен изначально. Это было слабым утешением. Ведь именно Гарри стал катализатором. Он запустил этот процесс.
Поттер был слаб. Именно поэтому у него не было вариантов, кроме как убить или быть убитым. Все, что ему необходимо, — это стать сильным. Действительно сильным. Только так, и не иначе, он сможет защитить своих близких людей и никогда не останется один.
Гарри задумался. А были ли у Дамблдора близкие люди? Друзья или любимые? Нигде, ни в какой–либо книге или памяти Тома, не было об этом упоминаний. Только то, что у него имелся брат, от которого он был очень далек. Больше никакой любви или привязанностей. Только Гриндевальд в прошлом. Конечно же, директора боготворит огромное количество людей и стремится приблизиться к нему. Но он все же остается одинок.
Что это? Стремление обезопасить окружающих или попытка остаться в безопасности самому?
Гарри, лежа на полу, прижал колени к груди.
Он думал над тем, что же делать ему самому. С чего стоит начать. Возможно, то, что Дориан отошел от него — это правильно. Он не может упрекать никого за то, что кто–то стремиться жить безопасно. Стан чуть не умер. Он успел многое переосмыслить. Скорее всего, для него собственная жизнь дороже какой–то там дружбы.
Что есть дружба? Мальчик не мог облечь все свои чувства в словесную форму. Для него это было нечто бескорыстное, основанное в первую очередь на доверии. Дружба являлась особой формой любви. Это взаимная симпатия, некоторого рода тяга друг другу. И, конечно же, понимание.
Гарри вздохнул.
А есть ли вечная дружба? Наверное, нет. Ее тоже можно забыть или перерасти. Чувства, которые были связующими канатиками, истончатся и превратятся в тонкие веревочки или вовсе порвутся. И позже, глядя на человека, который был когда–то другом, а теперь превратился в просто старого знакомого, наверное, шевельнется нечто вроде ностальгии.
Гарри снова вздохнул.
Но душа по Дориану еще болела. Связывающие канатики лично для него не были окончательно разорванными. Несмотря ни на что, хотя, возможно, это и было эгоистично, отпускать его от себя не хотелось. Стан был первым, кто попытался понять Поттера. Первым, кто протянул ему руку. Их друг с другом связывало куда больше вещей, чем с кем–либо другим. Но Гарри не будет больше пытаться вернуть его. Он примет его выбор.
А что до боли… Ему ли привыкать к этому?
Теперь главное не потерять других, а для этого стоит попытаться понять их лучше, а не замыкаться только на собственных чувствах.
Гарри сильный, он справится.
С такими мыслями мальчик погрузился в сон. Ему снилось, что он вновь находится в комнате с зеркалом и снова душит Квиррелла. Но на этот раз все было иначе. Вместе с ним Квиррелла атаковала его призрачная мать. Ее руки были под руками сына. А из ее груди исходил луч, который и сжигал тело профессора. И Гарри казалось, что это действительно не он, а именно мама уничтожила его.
Когда от него не осталось ничего, кроме праха, Лили Поттер обернулась к нему. Она была такой же красивой, как и на фотографиях. Только одно заставило мальчика сжаться и чуть ли не закричать: из глаз матери катились кровавые слезы.
А потом Гарри коснулось что–то теплое. Оно провело по его волосам. Мальчику стало уютно, он попытался зацепиться за это чувство. А потом пришел спокойный глубокий сон. В эту ночь ему больше не снились кошмары.
Утром, когда Гарри открыл глаза, он обнаружил себя лежащим в собственной кровати в своей комнате. Хотя он прекрасно помнил, что уснул вчера вечером около камина.
— Наверное, это был домовой эльф, — тихо произнес мальчик, проводя рукой по стулу рядом.
Он все еще хранил тепло недавно сидевшего на нем человека.
Глава 2. Мысли
Северус Снейп в своей жизни ненавидел слишком много вещей. У него даже существовало специальное деление по уровням неприязни. Самой нижней ступенью являлось «терпимо мерзко», а верхней — «нестерпимо отвратительно». Как раз к последней категории для него относились дети.