Кошка Маришка - Мои миры, твое отчаяние. Танец 2
Обзор книги Кошка Маришка - Мои миры, твое отчаяние. Танец 2
Кошка Маришка
Фанфик Мои миры, твое отчаяние. Танец второй
Шапка фанфика
Пейринг: Гарри Поттер Северус Снейп Игорь Каркаров Альбус Дамблдор Виктор Крам Новый Женский Персонаж Новый Мужской Персонаж
Рейтинг: R
Жанр: AU/Drama/Adventure
Размер: Макси
Статус: Закончен
События: Философские размышления, Много оригинальных героев, Сильный Гарри
Саммари: Второй год обучения в Дурмстранге приносит вместе с собой много тайн. Старый замок начинает раскрываться перед Поттером с неожиданной стороны. Гарри и его друзьям предстоит узнать, что же представляет собой тайное сообщество «Глас Дурмстранга», и кто за ним стоит.
Предупреждение: AU, некоторая мрачность произведения.
Коментарий автора: Все права на героев принадлежат госпоже Ро. Из моего здесь только неуемная фантазия.
Так же у меня в дневнике выложены коллажи к данному фанфику. Желающие могут посмотреть их там.
Или сделать это тут http://www.radikal.ru/users/koshka–marishka2/moi–miry-tvoe–otchajanie-
Группа в контакте: http://vk.com/myworlds_yourdespair
Благодарности: Моей замечательной бете Nowenyks и всем читателям за то, что поддерживаете меня.
Глава 1. Страхи
Что такое страх? Гарри не мог дать точного объяснения. Просто не мог найти подходящих слов. Были только ощущения.
Возможно, страх — это когда ты лежишь в маленьком пыльном чулане на грязном застиранном постельном белье и ждешь. Ждешь, когда к тебе придут для того, чтобы наказать, причинить боль, унизить…
А может быть, страх — это когда ты лежишь в больничной палате совсем один и знаешь, что к тебе никто не придет, потому что ты никому не нужен, и ты не знаешь, где проснешься завтра. И все, что у тебя остается, — это неопределенность перед будущим.
А можно ли назвать страхом чувство, когда ты оказываешься перед человеком, который ненавидит тебя и презирает? Который каждый словом и жестом пытается унизить и доказать твою ничтожность?
А может, страх — это когда ты замираешь посреди разноголосого человеческого моря и не слышишь знакомой речи?
Но что может сравниться с тем ужасом, что ты испытываешь, когда видишь, как сгорает единственная фотография матери, или когда твой единственный настоящий друг погибает у тебя на глазах, а ты не можешь ничего сделать?
А каково проснуться однажды утром и осознать, что ты убийца? Именно это и произошло с Гарри. Сразу после хогвартских событий в Дурмстранге не было времени для того, чтобы в полной мере осознать произошедшее. Постоянно требовалось что–то делать, куда–то бежать. А теперь, оставшись в тишине, воспоминания стали накатывать на мальчика. Каждую ночь ему снилось, как Квиррелл кричит от боли и обращается под его руками в прах… Как он медленно рассыпается, не оставляя после себя ничего, кроме горстки пепла и черной бархатной мантии.
Квиррелл кривил свой рот, обвинял Гарри в бездушности и называл чудовищем. После кошмаров каждое утро мальчик бежал в душ и с остервенением пытался содрать с себя всю грязь. Ему казалось, что то, что осталось от Квиррелла, въелось в него, впиталось в каждую клеточку его тела.
Мочалка оставляла красные полосы на бледной коже, а иногда и кровоточащие царапины. Но Гарри в такие минуты не чувствовал боли, только облегчение.
Потом он спускался в столовую, завтракал несколькими тостами и выпивал чашку чая. После отправлялся в Малую гостиную, разжигал камин, открывал окна в комнате и садился в кресло наблюдать за огнем. В такие минуты он полностью уходил в себя, заново прокручивая в голове произошедшее. Были ли у него другие варианты?
Гарри приходил к выводу, что все–таки были. Он мог не убивать. Но тогда, скорее всего, умер бы сам. Тогда, когда мальчик кинулся душить Квиррелла, его состояние можно было охарактеризовать как аффект. Но до этого мальчик использовал непростительные проклятия. Он не пытался оглушить или связать его. Гарри действовал наверняка.
Квиррелл играл с ним. Он был гораздо сильнее его. Какой толк от памяти Тома, когда кроме его воспоминаний у мальчика не было его навыков и ловкости. Гарри по сравнению с Квирреллом в комнате с философским камнем выглядел как слон на минном поле. Слишком неуклюжим, слишком медленным, слишком слабым…
В один из вечеров в голову Гарри пришла мысль: а был ли Дориан оглушен? Возможно, Квиррелл парализовал его, тогда он видел все, что происходило. Тогда становилось понятно, почему он не ответил на его письмо.
Кто в здравом уме захочет общаться с убийцей? Никто… Гарри слишком грязный. Находиться рядом с ним теперь мерзко.
Дориан хотел дружить с таким же, как сам: потерянным мальчиком, который хотел счастья и найти себя, но до безумия боялся своей темной стороны, могущей в какой–то момент выйти из–под контроля.
— Я не боюсь, — повторял Гарри, сжимаясь от страха быть теперь действительно дефектным, неправильным существом.
— Я не боюсь, — продолжал шептать он, когда цепенел от мысли, что теперь уже ничего не исправить.
Убил ли он в состоянии аффекта или нет, теперь не имело смысла. Он хотел убить с самого начала. Ему действительно было в некотором роде приятно отправлять смертоносные проклятия в Квиррелла.
— Я чудовище? — часто спрашивал он себя.
Ответа он не знал, но неизменно чувствовал, что в нем что–то изменилось, хотя конкретно обозначить этим перемены не мог.
Мальчик мог просидеть в кресле перед огнем весь день и уходил, только чтобы вернуться к своим ночным кошмарам. Он считал, что они самое малое наказание, которое можно получить за совершенное им.
Гарри периодически размышлял над тем, что, если существует Бог, именно он и дает жизнь каждому человеку, и никто не вправе ее отнимать. Наверное, никто не может судить о том, кто достоин жить, а кто должен уйти. Но тут мысли возвращались к маньякам. Разве правильно было оставлять их тут? Чтобы они несли еще больше зла в этот и без того грязный мир?
Возможно, их стоило бы просто изолировать, как делали в большинстве маггловских стран, запирая таких людей в тюрьмы или психиатрические больницы. Что же тогда действительно является наказанием: смерть или существование?
Возможно, Азкабан был не слишком гуманным местом, но он давал возможность прочувствовать всю боль и отчаяние и, возможно, раскаяться.
В Хогвартсе шли экзамены, и Снейпа постоянно не было дома. Все свое время он проводил в школе, лишь изредка заглядывая в поместье. Обычно в эти моменты он начинал ворчать по поводу непомерной духоты дома и сразу же гасил огонь в камине.
Гарри же спешил скрыться в своей комнате. Поместье с приходом опекуна, не смотря на свои немаленькие размеры, становилось будто бы тесным. В такие моменты мальчик хватал любую книгу и пытался читать.
Снейп перестал его донимать своими саркастичными замечаниями и сравнениями с отцом. Он просто игнорировал Гарри и лишь изредка бросал на мальчика задумчивые взгляды.
На улицу выходить совершено не хотелось. Поттеру казалось странным, что когда–то он переживал по поводу невозможности покинуть дом.
День тянулся за днем, мальчик все глубже погружался в свою депрессию и окружающее потеряло для него весь свой интерес.
Гарри чувствовал себя пустым внутри и грязным снаружи.
Когда сработал камин, мальчик даже не вздрогнул. Он предполагал, что Снейпу пора появиться дома. Его не было уже три дня. Но из огня никто не вышел.
Мальчик перевел вгляд на камин. Среди языков пламени было видно лицо Дамблдора.
— Северус! Северус! — позвал он.
— Его нет, — меланхолично отозвался мальчик из глубины своего кресла. — Он тут не появлялся уже несколько дней.
Лицо в пламени нахмурилось.
— Ему стоит меньше работать и чаще бывать дома.
Гарри просто пожал плечами.
— Но раз его все равно нет, может, немного поговоришь со стариком? — предложил Дамблдор.
Мальчик внимательно посмотрел на него и тяжело вздохнул.
— Что вы хотите? — спросил он.
На лице старика промелькнуло нечто похожее на обиду.
— Не ищи двойного дна там, где его нет, мой мальчик. Мне просто интересно, как проходит твое лето. Скучаешь ли ты по друзьям.
Последний вопрос немного задел натянутую струну в душе мальчика.
От Офелии пришло уже семь писем. Она писала обо всем. И о конях в их конюшнях, и о том, как она летала на пегасе. Рассказывала о делах в их таборе и детях братьев. Описывала свадьбу, на которой была.
Эдвин же прислал два письма, в них не было написано ни слова. Только две зарисовки их отряда. По этому можно было понять, как быстро начал скучать по всем Эрстед.
Альберт писал нечто пространственное. В последнем из пяти писем он рассуждал о вкусе лета и глубине неба. В свои послания он вкладывал засушенные цветы, обычные маггловские фотографии или какой–нибудь мелкий мусор вроде песка или камешков.
![Lilian kls - Красное и чёрное[часть 3]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
