Кошка Маришка - Мои миры, твое отчаяние. Танец 1
— Это не я, честное слово. Он просто оступился! Я ничего не делал! Я только крикнул ему! — мальчик затравленно оглянулся и инстинктивно прижался к стене.
Комнату наполнил запах горелого. Яичница решила напомнить о себе присутствующим.
— Ой… — вздрогнул мальчик и побежал к плите, но завтрак уже был испорчен.
В этот момент в кухню вошел Вернон, тяжелым взглядом обвел помещение.
— Этот ненормальный опять выкинул фокус? — спросил он, разувая ноздри и резко побагровев от ярости.
Получив утвердительный кивок от жены, вошедшей следом за мужем, он схватил племянника за ухо и начал трепать его из стороны в сторону, крича и брызжа слюной, а после того, как увидел еще и сгоревший завтрак, окончательно вышел из себя и, игнорируя крики мальчика, потащил его за собой в зал. Следом за ними направилась Петунья, приобнимавшая забывшего о том, что нужно рыдать, Дадли. Последний просто предвкушал предстоящее шоу.
Гарри пытался что–то прокричать в свое оправдание, хотя и понимал тщетность всех попыток. Его не слышали, его не хотели слышать. Вернон со всего размаха толкнул мальчика об стену и он, резко ударившись об нее, сполз вниз. В глазах у Гарри потемнело, мир внезапно смазался, и только потом он осознал, что очки просто отлетели в другую сторону. Дядя снял ремень и, схватив его за шиворот, швырнул на диван лицом вниз и принялся нещадно стегать по всему телу, не стесняясь бить той частью, где была металлическая пряжка.
— Ах ты, негодник!!! Как можно так относиться к людям, давшим тебе кров, кормящим и одевающим тебя?! Ты должен благодарить, что мы приняли такую грязь, как ты!!! Забыл, кем были твои родители? И после всего ты еще позволяешь себе подобное? Ничтожество!!! — прорычал мистер Дурсль, сопровождая каждое слово ударом.
Сзади стоял и заливался безудержным смехом Дадли, будто бы находился на выступлении какого–то комика.
Гарри переполняли горечь, обида, злость, боль. Слезы предательски текли по его щекам, хотя он пытался их сдержать. Ему не хотелось радовать своего кузена. Но с каждым новым ударом ему казалось, что что–то рушится где–то в глубине души и, снося все внутренние плотины, его начала переполнять ненависть: своя и кого–то еще.
— Я не виноват… Ай… Это не я! Айййййййййййй!.. Правда, не я! Клянусь!
Это разозлило Вернона еще сильней, и он достиг собственного предела багровости лица, на которую только мог быть способен.
— Дорогая, принеси сковородку с яичницей из кухни! — прорычал он.
Дадли все так же смеялся, теперь он уже согнулся и держался за живот, смахивая выступающие слезы и тыча пальцем в сторону дивана.
Гарри испуганно задрожал, увидев вернувшеюся из кухни тетю. Еще более мощная волна ненависти, перемешанная с паническим страхом, прокатилась в нем.
— И в этом ты тоже не виноват?! — проорал Вернон, тыкая мальчика носом в еду.
Сковородка жгла. Гарри, резко дернувшись, свалил ее прямо на ногу дяде, что вызвало у последнего новую волну неконтролируемого гнева. И, схватив мальчика за шею, он приподнял его над диваном и ударил несколько раз о стену. В глазах снова потемнело, в голове все смешалось: и смех Дадли, и крики дяди, и причитания тетки — все просто превратилось в шум. Последней мыслью в ускользающем и переполненном ненавистью сознании было: «Да гори оно все огнем!».
Тело мальчика обвисло в руках Вернона, как тряпичная кукла. Он еще несколько раз встряхнул его «для профилактики», перед тем как выйти из комнаты и бросить в чулан.
Внезапно Петунья истошно закричала и заметалась по комнате, следом послышался вопль Дадли.
— Ради Бога, что тут происходит?! — попытался переорать их мистер Дурсль, пока сам не увидел языки пламени, пляшущие по входной двери и окнам.
Он кинулся за огнетушителем и попробовал сбить огонь с окна, чтобы выбраться на улицу. Дом начал медленно, но верно, наполнять едкий дым.
— Мы заживо сгорим! — заверещала Петунья, прижав к себе Дадли.
Поняв всю тщетность борьбы с окном, Вернон ринулся к входной двери, попытался залить ее огнетушителем, а потом просто выбил.
— Живо сюда!!! — прогремел он.
За ним на улицу вырвались трясущаяся Петунья и Дадли. Дом снаружи полностью опутала сеть огненных язычков. Около семейства собралась куча зевак и сочувствующих.
Кто–то из них даже догадался вызвать пожарных и скорую помощь, которые появились следом друг за другом примерно через пятнадцать минут.
— В доме есть еще кто–нибудь? — спросил выпрыгнувший из машины пожарный.
Вернон и Петунья переглянулись и судорожно вздохнули.
— Да… Гарри… Он в чулане… — дрожащим голосом произнесла миссис Дурсль.
Если мальчишка погибнет, ее репутация среди соседей будет уничтожена. Надо что–то срочно делать!
— Он там заперся и отказался выходить… Я боюсь, что он и поджег дом… — тихо произнесла она, хватая мужа за руку.
Вернон благоразумно кивнул, подтверждая слова жены.
Тем временем пожарные начали заливать огонь, и один из них прорвался внутрь. Добравшись до чулана, он увидел, что дверь была практически цела, а на ней горела фраза: «С днем рождения, Гарри». Поборов липкий страх, который, казалось бы, уже успел забыть бравый огнеборец за годы своей экстремальной работы, он все–таки вошел в чулан. Перед ним в крови лежал маленький худощавый мальчишка. Осторожно подняв его на руки и про себя моля, чтобы этот ребенок был еще жив, выбежал на улицу. Положив его на носилки и убедившись, что паренек дышит, он отошел к своей машине и услышал, что боровоподобный мужчина кричал:
— Я не буду платить за лечение этого ненормального! Оставьте его тут. Ничего ему не будет! Он скоро придет в себя как миленький! Хотя нет. Забирайте его! Я напишу бумагу об отказе опеки над ним!
— Бедный мальчик, — мотнул головой пожарный, забираясь в машину и глядя на медиков, забирающих мальчика. Сегодня определенно тяжелый день. Вечером надо будет позволить себе немного бренди. Это поможет привести душевное состояние в относительную стабильность. Перед глазами все еще были те странные слова из огня на двери.
— С днем рождения, Гарри… — тихо прошептал он отъезжающей машине скорой.
* * *Старец, нервно теребя бороду, расхаживал по комнате. В креслах около его рабочего стола сидели два человека: пожилая леди и черноволосый мужчина.
— Сегодня на Тисовой улице, в доме номер 4, произошел сильный неконтролируемый выброс магии… — начал он, но снова замолчал, уйдя в свои мысли.
— Хм… Это доказывает, что живущий там ребенок действительно волшебник и в 11 лет он получит свое письмо. Я не понимаю цели этого собрания. И, Мерлин вас побери, Дамблдор, перестаньте мельтешить! — холодно произнес мужчина с крючковатым носом и сальными волосами.
— Конечно, ты прав, Северус, но это был не просто ребенок. Это был Гарри Поттер…
Пожилая женщина в очках и острой шляпе судорожно вздохнула.
— Вы уверены?
— Да, Минерва, как и в том, что выброс стихийной магии был высоким и, скажем так, не совсем светлым и невинным… Но это еще не вся проблема… Магглы, у которых он живет, подали заявление об отказе от опеки…
— И что это значит? — со скептицизмом и холодом в голосе спросил Северус.
— Мальчика однозначно отправят в приют…
В комнате повисла гнетущая тишина.
Глава 2. Опекун
Гарри открыл глаза и попытался понять, где он находится. Помещение меньше всего напоминало его чулан или любую другую комнату в доме Дурслей. Последнее, что он помнил, было перекошенное от злости лицо дяди Вернона и удар об стену. Рядом с ним разговаривали две женщины, он увидел, что это медсестры, которые стояли спиной к нему.
— Энн, смысл тратить так много времени на мальчишку, и да, лучше вколи ему обезболивающее подешевле. Он тут по бесплатной программе лежит, знаешь ли. Счет тут предоставить некому.
— Но это же ребенок… Неужели он совсем один?
— Его родственники написали отказную от него. Это не просто милый ангел: говорят, что он специально поджег дом, в котором жил. Очень надеюсь, что он скоро покинет эту больницу. Мне неспокойно рядом с такими ненормальными, — произнесла женщина презрительным тоном.
— Но куда он отправится тогда, Луиза?
— Как куда? В приют для трудных детей имени святой Агнессии! И мне кажется, там ему и место! — возмущенно продолжила она.
— Доктор прописал ему витамины…
— Пусть об этом заботятся врачи приюта. Тебе будут лишними бесплатные лекарства дома? Мне лично — нет!
— Но это же ребенок, нельзя же так… Потому что он никому не нужен…
— Ох… Энн, не нужен никому тот, кому самому не нужен никто, — покачала головой медсестра. — За десять лет жизни он вполне мог бы найти язык со своими родственниками, но получил только отказную!
